– Ясно, – кивнула Аннабель. – Сейчас.
Она спустилась в погреб и вернулась оттуда с двумя пинтами Берсерка в чёрных бутылках.
– На держи, скрасишь одинокий вечерок, пока Роя нет. И рыбки возьми.
Аннабель завернула три рыбины в кусок вощёной бумаги.
– Держи, держи, – улыбнулась она, протягивая Шинейд свёрток. – Эту рыбу твой муж выловил. Ну, что с тобой?
Аннабель вышла из коптильни и заглянула ей в глаза.
– Ты чего, детка?
Шинейд отвела взгляд и, не сразу, но призналась:
– Мне страшно оставаться там с Шоном, без Роя. А вдруг это правда?
Она заглянула в глаза Аннабель и добавила торопливо:
– Я не суеверна, но…
Она замолчала и Аннабель взяла её за локоть.
– Я тоже не суеверна, дорогая моя, но лучше тебе с Шоном будет переночевать у меня в доме. Садиться за стол к нашим пропойцам не обязательно, ложитесь в мою спальню. Мне всё равно до рассвета не спать.
Шинейд нерешительно оглянулась на свой домик на краю обрыва.
– Давай-давай, иди за мальчиком, нечего тут думать.
– Мы же не сможем всё время прятаться?
Аннабель посмотрела на неё, как на несмышлёную девочку.
– А ты не думай про всё время. Сегодня ночью Роя не будет дома, вот сегодня и переночуете у меня. А там видно будет. Ну, иди, – подтолкнула она соседку. – А это я в спальню отнесу.
* * *
Я тихо дрейфовал в низовом тёплом течении, лёжа на спине. В тридцати футах над моей головой бликовала мелкая рябь на поверхности. Вода усмиряла солнечные лучи, она превращала их из огненных плетей в тёплые мягкие пёрышки, ласкающие кожу. Меня постепенно сносило к Мангерста-бич, и я просто наслаждался теплом и негой. Один раз я выбросил в сторону руку, выловив из проплывавшей мимо стаи жирную макрель полутора футов длиной. Безмозглые рыбины дёрнулись в сторону, но меня они больше не интересовали.
Ногтём я вспорол бледное рыбье брюхо и вытащил кишки. Оттолкнул вместе с головой их подальше от себя, и они в кровавом облаке пошли на дно, будет у крабов пиршество. Старые охотники, вроде Нэрна, рыбу ели целиком, со всей требухой, а я так и не мог преодолеть свою брезгливость. По сути во мне не так уж и много изменилось, кроме расширившейся пасти, утыканной кривыми зубами и небольших перепонок между пальцами, незаметных, если их не растопыривать. Исчез накопленный жир, стала чуть бледнее и плотнее кожа, обострились обоняние и зрение, и появилось новое чувство: я начал распознавать по давлению воды приближение живых существ и ощущать кожей свет, как тепло. А в остальном я остался тем же самым Доном МакАртуром, только свершившим за последнее время столько злодеяний, что гореть бы мне в аду, если б я уже в нём не находился.
Господа здесь нет, крест никого не отпугивает и не защищает, слова святой молитвы не в силах прорвать границу воды и Божьего мира. В море есть воля Хозяина и свобода выбора: выполнять его приказы или неподвижным обрубком упасть в яму нашего ада в аду. Мне пока удаётся избежать этой участи, а малыш Томми уверенно к ней движется.
Мы ходили на лов к песчаным отмелям Бенбекьюлы: хозяин захотел молодого мяса. Пока сыт, он сквозь пальцы смотрит на то, что мы обходим родные земли, а мы молимся Богу, которого тут нет, чтоб Хозяин не послал нас за родными. Просто, для собственного развлечения. Тут, в виду западного берега острова стоял на рейде Корабль Её Величества "Энсон". Его Величества, конечно, никак не привыкну. Упокой, Господи, душу этой великой женщины. Самый страшный враг военного моряка – безделье, и отцы командиры, не жалея сил, гоняют молодых матросов на берег и обратно. Нам оставалось только выждать время.
Мы всемером висели под днищем корабля в ожидании, когда спустят на воду шлюпки. Наконец, с плеском врезались в воду лодочные кили, затряслись борта под ногами спускающихся матросов. Вёсла шумно вошли в воду и две шлюпки с едой для Хозяина споро двинулись к берегу, а мы за ними. Тут некстати разошлись тучи, и мы решили опуститься ниже и подождать их возвращения.
Время шло, а с берега никто не возвращался. Выждав момента, когда рябь на поверхности немного потемнела, я всплыл на поверхность и приподнял голову над водой. На песчаном пляже под чёрными скалами лежали две шлюпки, наполовину вытащенные на берег. В одной из них сидел матрос, сторожил флотское имущество. Он повернул голову в мою сторону, и я на всякий случай опустился ниже. Перевернувшись на спину, я подплыл поближе, к самому деревянному борту со стороны кормы и спрятался в тени.
Матрос перегнулся через борт, зачерпнул воды умыть лицо. Он был совсем юным, и на хорошую бритву у него денег не было, поэтому чисто выбритая кожа была покрыта красными пятнами, и он морской водой пытался унять этот зуд. Молодое мясо, Хозяин будет доволен. Только одного мало: каждый из нас должен принести Хозяину по одному живому человеку. Матросик снова перегнулся через борт. Его лицо было в паре футов от меня, переведи он взгляд чуть правее, и увидел бы в тени борта бледное лицо с парой внимательно следящих за ним глаз. Но он зажмурился и плеснул холодной воды на раздражённую кожу.
Осторожно, стараясь его не спугнуть, я развернулся и поплыл обратно. Солнце село, часовой на шлюпке зажёг керосиновый фонарь. Скрываться смысла не было, мы наполовину высунули головы из воды и наблюдали за берегом. В темноте нас увидеть было трудно, а свет фонаря ещё больше ослеплял матроса. Мы неподвижно висели, не шевелясь, и не сводя глаз с берега. Прошёл час, другой. Матрос от безделья не находил себе места. Бродил по берегу, кидал гальку в море, выполнял гимнастические упражнения по методу доктора Эрнста. Для нас скука проблемой не была, я быстро привык отключать мозг и впадать в странное состояние, схожее со сном с открытыми глазами: мыслей нет, эмоций нет, шевелиться не нужно, и так до тех пор, пока не…
Сначала я кожей уловил лёгкое колебание, и только потом из-за холма выехала двуколка с поднятым верхом. Керосиновые фонари бросали тусклый свет на грунтовую дорогу к пляжу. Следом гнедой шайр неспеша притащил крестьянскую телегу с матросами.
Из двуколки выпрыгнул какой-то щёголь в котелке, подал руку. На неё легла рука в белой перчатке, из тени, выглянула женщина в коричневом дорожном костюме и простой чёрной шляпке. Наши женщины так не одевались. Старик Нэрн повернул ко мне голову:
– Сладкое мясо, Хозяин будет доволен, – сказал он с довольной улыбкой. Этой улыбкой можно было до икоты напугать королевского драгуна.
Женщина о чём-то переговорила с щёголем, и он снова протянул руку. Из экипажа, чопорно кивнув головой выбралась девочка лет семи в матросском костюмчике. Щёголь махнул рукой, один из матросов вытащил из экипажа чемодан и потащил в шлюпку. Женщина с девочкой, аккуратно придерживая подолы, спустились на пляж и сели в одну из шлюпок. Возница в котелке хлестнул лошадь поводьями и скрылся в темноте. Матросы спустили шлюпки на воду.
– Очень доволен… – тихо сказал Нэрн и ушёл под воду.
Я последовал его примеру. Две шлюпки для нас было слишком, поэтому мы договорились, что брать будем ту шлюпку, куда сели женщина с ребёнком. Её спустили на воду последней, и когда первая ушла вперёд на полмили, вторая только выгребла с мелководья. Мы опустились на дно и застыли в ожидании, слушая толчки от опускающихся в воду вёсел. Когда днище шлюпки оказалось прямо над нами, Нэрн выставил вверх руку с выломанным рогом нарвала и стремительно взмыл вверх. Рог с треском пробил дно, мы взлетели за ним и, ухватившись за борт лодки, перевернули её. Матросы, озадаченно рассматривавшие невесть откуда взявшуюся дыру в днище, ничего не успели сделать.
Нас было семеро. В лодке – семь матросов, женщина и ребёнок. Люди посыпались за борт, Нэрн кинулся к девочке в матросском костюмчике. Круглыми от ужаса глазами она смотрела на страшного человека с акульей пастью, приближающегося к ней. Её гюйс шевелился, как плавник кита, но унести её от страшных зубов не мог. Девочка закричала, воздух вырвался из её лёгких пузырями, улетевшими к поверхности.
