– Оттуда, – спокойно ответил старик. – У нас эту историю из поколения в поколение передают. Ты можешь сказать, что это просто легенда…

– Конечно, легенда, – фыркнул Логан.

– Ты, Логан, человек пришлый, в Мангерсте недавно, – подала голос Аннабель. – А у нас эту легенду не только знают, но и есть доказательства, что если не всё, то многое в ней чистая правда.

Аннабель взяла с полки глиняную кружку и села рядом с Маклейном.

– Плесни и мне, – попросила хозяйка.

Старик набулькал ей настойки, не жалея. Она сказала:

– Светлая память тебе, пьянчуга.

Перекрестилась, закатив глаза в потолок, и выпила залпом. Все, кто сидел за столом последовали её примеру.

– Лет пятнадцать назад, Логан, – продолжила она, вытирая выступившие то ли от горя, то ли от самогонки, слёзы, – сюда приехали археологи из Эдинбургского университета. На островах Фланнах они нашли братскую могилу, и в ней останки пары десятков людей, вперемешку. Были там и женские кости, и детские. И самое удивительное, что черепа лежали отдельно, одной кучей. И на костях на самом деле нашли следы зубов. Так что, Логан, не всё, что говорится в легендах и сказках – выдумка.

Логан открыл рот, чтоб возразить, но Аннабель прервала его взмахом руки, ненамного меньшей, чем у него самого.

– Что касается Хозяина… Ты можешь в него верить, можешь не верить, но лучше верь, чтобы не терять бдительность. Дон МакАртур тоже не верил, и старый Нэрн не верил, и где они сейчас? Шхуна Нэрна теперь принадлежит тебе. Теперь смотри, чтоб и судьбу его в наследство не получить.

– Острова Фланнах не зря наши предки называли "Семь охотников", – подхватил Маклейн. – Всё потому, что хозяин всегда отбирает себе семерых охотников, добывающих ему еду. Ровно столько, сколько убили шотландцы. И ещё… – старик замолчал, будто решая, говорить или нет. Посмотрел в уставившиеся на него глаза своих собутыльников и не удержался. – Я видел Дона МакАртура… Прошлой ночью.

Настала такая тишина, что стало слышно, как с края крыши падают капли. Все замерли, не донеся кружки до удивлённо разинутых ртов.

Да, на дворе просвещённый двадцатый век, и где-то за проливом, люди могут разговаривать друг с другом по проводам, дома освещают электрические лампочки, а по дорогам ездят экипажи без лошадей, но это там, в безопасной толчее цивилизации. Здесь, на пустынном северном острове, между человеком и природой нет защитных стен, и жизнь в Мангерсте сейчас мало отличается от жизни их далёких предков. Свет всё так же даёт огонь, повозку тянет лошадь, а расстояние между собеседниками ограничено остротой слуха и силой лёгких. Для жителей большой земли мангерстцы – суеверная деревенщина. Ну что ж, пусть приедут, поживут на лысеющих скалах посреди океана, повытаскивают хлеб свой насущный из морских глубин в крошечные судёнышки, погуляют под луной, когда тень от проносящейся тучи легко спутать с привидением давно умершего прадеда, а там поговорим и про суеверия, и про научно-технический прогресс.

Аннабель со стуком поставила кружку на столешницу, и морок сошёл: рыбаки опрокинули настойку в пасти, облегчённо зашевелились, а она строго спросила у старика:

– А ты не заврался, Маклейн?

– Нет, Аннабель, – покачал он головой, – мне бы очень хотелось, чтобы это было сном. Меня часто мучает бессоница, и прошлой ночью тоже. Я вышел на кухню заварить чаю с ромашкой. Пока разжигал примус, выглянул в окно, и там его и увидел.

– За окном стоял?.. – тихо спросил бледный, как брюхо камбалы, молодой Хэмиш.

– Нет, – покачал головой Маклейн, – увидь я его за стеклом, вы б сейчас меня поминали. Я просто заметил, как какой-то человек поднялся над краем утёса напротив дома Роя Броди. Он пошёл к дому, и мне его походка показалась знакомой. Сначала я подумал, что это Рой решил выйти до ветру, но потом вспомнил, что он уехал в Сторновей, и Шинейд с Шоном остались там одни. Я кинулся в сарай, достал гарпун, натянул макинтош. Когда добежал до угла, человек шёл из дома к обрыву, и опять мне его походка показалась знакомой. А когда Луна вылезла из-за туч, я понял, что человек голый. Он дошёл до края и повернулся. Луна светила ему в спину, и лицо я не разглядел, понял только, что это высокий и крепкий мужчина. Он помахал мне рукой… Я подумал, что мне, и от страха совсем оцепенел. Клянусь, мне никогда так страшно не было, и я не боюсь в этом признаться. А потом я услышал из-за угла тихое: "Я буду ждать тебя, деда!". Я заглянул за угол, а на крыльце стоял Шон Броди в одной пижаме. Как только он ушёл в дом, человек спрыгнул с утёса. И в этот момент я понял, почему мне знакома эта походка. Дон МакАртур всегда ходил так: задрав подбородок и выбрасывая вперёд ступни, как будто это он земной шар своими шагами крутит. Вот и всё срослось.

– Что срослось? – Хэмиш сглотнул и сунул нос в кружку. Ему стало не по себе.

– Маклейн хочет сказать, что Дональд МакАртур стал морским охотником, – ответила Аннабель. – Я не особо верю в легенду о хозяине, но всё-таки надо проверить.

Рыбаки заволновались, некоторые вскочили с места, но Аннабель поставила на стол ещё одну бутылку.

– Нечего сейчас, посреди ночи, людей пугать. Завтра утром сама схожу к Шинейд и разузнаю, как всё было.

* * *

Когда Шон проснулся, его голая пятка коснулась чего-то мокрого. Он резко сел, вдруг впомнив события прошлой ночи, и не понимая ещё: где сон, а где явь. Под одеялом в изножье, посреди мокрого пятна, лежала большая золотистая жемчужина, простынь испачкана грязью с его ног, на стуле – мокрое пятно. Шон понял, что это не сон: его дедушка Дон приходил к нему прошлой ночью. И он жив, потому что даже дети знают: привидения не оставляют мокрые пятна на сиденьи стула и не пахнут свежеразделанной рыбой.

День тянулся бесконечно долго. Шон носил жемчужину в кармане и никак не решался показать её маме. Он чувствовал, что если покажет, будут расспросы, и он может нечаянно выдать деда Дональда, а если это произойдёт, ему будет грозить опасность. Наступила ночь, и он сидел в кровати, боясь уснуть, всматривался в небо за окном, втягивал носом воздух, в ожидании неприятного запаха, который теперь говорил о близости любимого деда. Он ждал, пока явь не смешалась со сном. Как сонный щенок, он упал лбом в подушку и заснул крепко-крепко. Дед так и не появился.

Следующим утром мальчик понял, что больше тянуть нельзя: он дал деду слово. Стиснув жемчужину в кулаке, он выбежал из комнаты. Мамы не было ни в спальне, ни на кухне. Шон высунулся во двор. Шинейд, придерживая рукой развевающиеся по ветру медно-красные волосы, разговаривала о чём-то с миссис Ганн. Он увидел, как мама расхохоталась и беспечно взмахнула рукой, а Аннабель, напротив, нахмурилась. Она перевела взгляд на приоткрытую дверь дома и подозрительно посмотрела на Шона. Мама обернулась и подала ему знак, чтобы не выходил. Шон закрыл дверь и опустился на пол. Он прижал ухо к щели, откуда сквозил холодный воздух с моря.

– Маклейн не просыхает круглые сутки, тебе ли не знать? – услышал он мамин ехидный голос. – Если даже поверить, что охотники существуют, то как мы с Шоном пережили ту ночь?

– Не знаю, Шинейд, не знаю, – ответила ей Аннабель. – Если это и правда Дон, он мог пожалеть вас.

– Да? А зачем приходил тогда?

– Сама ломаю голову. Ты осматривала Шона? Укусов нет?

– Ни укусов, ни акульих зубов, ни перепонок между пальцами, – уверенно ответила мама. – И у меня тоже.

Они замолчали, и Шон слушал только шум ветра да гул разбивающихся о камни волн, а потом Аннабель сказала:

– Ты не будешь против, если я расспрошу Шона о той ночи?

– Буду, Аннабель, буду, потому что не хочу забивать ему голову бреднями про морских охотников и их хозяина. Пусть спит по ночам спокойно и без кошмаров.

Шон услышал, как скрипнула ступенька под маминой ногой и кинулся в спальню. Сунул жемчужину под подушку, сам с сочинением господина Жюля Верна плюхнулся на ещё влажный стул. За миг до того, как открылась дверь, натянул одеяло на грязную простынь. Мама подошла и поцеловала его в макушку.