Я так была увлечена поеданием супа, что не заметила, что Антон очень пристально смотрит на меня и улыбается. Я улыбнулась в ответ, как могла, обезображенным ртом. Его улыбка погасла.

Он налил мне в чашку чай, который не вызвал нисколечко желания его пить.

– Кофе? – попросила я.

– Мы не спросили у врача на счет кофе, – отрезал он.

Ну что поделать. Я взяла чашку с слабым раствором чая и пересела на диван, плотнее укутавшись в плед, единственный оставшийся мне атрибут уюта в этой квартире, когда ко мне потерял интерес её хозяин.

Антон медленно ел, отвлекаясь на свой звонящий периодически телефон. Вскоре рядом вырос ноутбук, погрязнув в котором, он забыл о остывающей пище. В следующие часы я взяла свой блокнот с карандашами и рисовала, хаотично, выплескивая на бумагу всё, что накопилось внутри. Разрисовав несколько листов, успокоившись, я стала делать наброски деревьев, растущих за окном, низкий ярко-прокрашенный болотной краской заборчик, куст шиповника. Теперь рисовала увлеченно, совершенно отключившись от реальности, и, лишь услышав своё имя, осознала, что Антон разговаривает с мамой.

– Да, на работе сейчас, я ей передам, что ты звонила.

Он мне подмигнул, будто у нас была общая договоренность.

– Мишель сама выбирает себе платье, я же говорил, твоё вмешательство лишнее.

А если учесть, что никакой свадьбы не будет, то тем более мамино предложение, какое бы оно не было, точно лишнее.

Я не стала невольно подслушивать чужой диалог и, встав, ушла в спальню. Дикое ощущение одиночества сводило с ума. Я написала Оле, которая ответила, что новая девочка отлично справляется с обязанностями, но она еще пару дней отработает с ней. Это не могло не радовать. Посмотрев в зеркало, я оценила скорость, с которой спадает отек на губе. Еще дня два, и несмотря на нитки можно будет выйти на работу, хотя бы для оформления закупок или работы за баром, при необходимости. Антон всё еще разговаривал, переходя на более высокие ноты, эмоционально, мне показалось, что он ругается. Выйти к нему я не могла, он не нуждался больше во мне, поэтому я написала Саше.

М: «Ты заедешь сегодня?»

С: «Могу приехать через час».

Меня это порадовало, Сашка как всегда был мощнейшей поддержкой, но надо было предупредить Антона.

Мужчина сидел за столом, сильно растирая пальцами глаза, вид был утомленным.

– Саша заедет через час, – сообщила я тихо.

Он замер, не отнимая пальцев от лица. Сделал глубокий вдох и, сказав «отлично», направился в ванную, бросив всё на столе. Пока он отсутствовал, я убрала посуду, разобрала посудомойку, постаравшись расставить все чашки и тарелки, как делает это он, не нарушая порядка хотя бы в этом.

Телефон его завибрировал, я совершенно без задней мысли, глянула на экран, а там сообщение от мамы:

«Я приеду в следующую субботу, я с ней разберусь».

С кем она собралась разбираться, я не знала, но могла догадаться. Антон вышел в полотенце, повязанном на бедрах, по торсу скользили капельки воды, а пах он так вкусно, что мне пришлось отвернуться, чтоб не заплакать от огорчения, что не могу его трогать. Он прошел мимо меня и исчез в гардеробной, где провел всё оставшееся время до прихода Сашки.

Зазвонил домофон, и я пошла открывать. Антон вышел навстречу моему другу одетый, в любимой белой футболке и рваных джинсах. Я бы закусила губу, если бы она помещалась мне в рот.

Он протянул руку Саше для рукопожатия.

– Ты надолго? Мне надо по работе отъехать.

– До твоего прихода пригляжу, – он кивнул на меня.

И мне хотелось стукнуть одного за то, что бросает, а второго, что меня выставляет вещью.

Антон кивнул и, обувшись покинул квартиру, не поцеловав меня, не сказав мне ничего, даже не посмотрев в мою сторону. Слезы горьким потоком полились из глаз.

– Ты чего? – обхватил меня Саша. – Эй, поругались что ли? Ты чего?

А я давилась слезами, даже не сдерживая их, пытаясь избавиться от слабости, выталкивая с ними всю боль. Я даже начала подвывать, насколько способно было слабое горло.

Саша медленно гладил меня по голове, тихо мыча какую-то мантру, по всей вероятности, которая должна была меня успокоить.

Мы так и стояли, пока я не ощутила полнейшую слабость в ногах и апатию. Опираясь на Сашу, я добрела до дивана и, завернувшись в плед, шмыгнула носом.

– Ну ты даешь, моя Мишель, – он сел рядом, взяв меня за руку, поворачивая лицом к нему. – Что это такое было?

Я пожала плечами. Мокрые ресницы спутались с выбившимися прядями волос, закрывая его выражение лица. Я стала убирать волосы с лица, но Саша мне помог, нежно очистив мне лицо, и, подхватив за подбородок, заглянул в глаза.

– Рассказывай.

Я опять пожала плечами. Что я могла рассказать? Что Антон теперь не может на меня смотреть? Что ему я неприятна, и он избегает любого моего общества. Что мы как чужие люди, а его мама обещала приехать и избавиться от меня?

– Устала.

– А с Антоном у тебя что?

Я опять пожала плечами.

– Но ты его еще любишь? – удивил меня Сашка неожиданным вопросом, на который не могло быть иного ответа.

– Конечно.

Саша задержал на мне взгляд, а потом весело заявил:

– Я жутко голоден, меня Юна совсем не кормит, у нее какое-то расстройство желудка, и она села на диету. И мне запрещает есть мясо. Давай что-то закажем сытное? – заговорщицки зашептал он.

Я улыбнулась, если бы не болела губа, я бы засмеялась в голос.

– Юна в курсе? – спросила я, когда он выбирал фильм.

– Да, Мишель, надеюсь, ты не против, но я не мог ей не сказать. – Он опять погладил меня по голове.

– Конечно нет, – сказала я искренне.

Еда прибыла вовремя, и Саша довольно поедал куриные ножки прямо из картонного ведерка доставки, запивая пепси. Мне же привезли божественный латте. И чудотворное сравнение было заслуженно, я оголодала за последние дни по вкусу кофе.

Наевшись, Саша опять взялся меня заплетать. Выглядел он как сытый лев, улыбался и излучал счастье. Приятно находиться с таким довольным человеком – заряжает оптимизмом.

Он рассказал, что мама его поехала в отпуск с мужчиной, которого он одобряет. Удивительно, что он совершенно не ревнует её к другому человеку, обычно сыновья большие собственники.

– Мне хорошо от того, что она счастлива. Это лучше, чем она бы была привязана ко мне, но не имела личного счастья. Я бы не смог ей его дать.

Такой прекрасный Саша сын. И друг чудесный, я не устану в этом убеждаться по жизни.

Часа через два с половиной приехал Антон. Вид у него был взмыленный, глаза красные. Он окинул комнату взглядом, увидел стаканчик кофе и, приподняв бровь, посмотрел на меня. Я перехватила этот взгляд и достойно выдержала. Он поговорил недолго с Сашей, а потом, извинившись, ушел в спальню, сославшись на то, что у него еще кое-какие рабочие звонки.

Саша тоже не стал злоупотреблять гостеприимством Антона, и, обняв меня, укутав крепче в плед, шепнул:

– Я рад, что тебе понравился подарок.

– Какой подарок? – не поняла я, пытаясь сообразить про что он.

Он засмеялся.

– Я про плед. Вчера его тебе принес, я еще в магазине подумал, что он должен тебе понравиться, как видишь, не ошибся.

Черт. Черт. Черт. Плед-то от Саши. Перед глазами плясало то удовольствие, которое я испытывая нежилась в нём.

– Чудесный подарок. Спасибо, – поблагодарила я друга.

Саша ушел, а я, свернув плед, оставила его на кресле в зале. Думаю, тут ему и место, но не в постели, которую я делю с Антоном.

Антон лежал на кровати, на коленях у него стоял ноутбук, рядом находился ежедневник. Антон спал. Осторожно убрав компьютер и записную книжку, я погасила свет и прилегла рядом. Антон выглядел резко постаревшим. Казалось, его волосы стали темнее в вечернем солнце, проникающем через занавески в комнату. Его густые ресницы подрагивали, вероятно, он уже видел сон. Дышал порывисто, короткие вдохи чередовались с свистящими выдохами. Я смотрела, смотрела, смотрела на него…