Это было сказано так, словно бы Ренар сам только что понял, насколько ему не так.

– В Замке все было честно, – я пожала плечами. – Простые правила: не гуляй ночью, не подглядывай за боггартами, не беси Сильвию и в случае чего громко зови господина мага. А тут все в чужих секретах, куда ни ступи – наткнешься на тайну, о которой тебе знать не положено. И господин маг, кажется, решил, что у него есть дела поважнее, чем капризы всяких дурных девиц, – я запнулась и нервно сглотнула, понимая, что сказала это слишком зло, слишком явно проявила свое недовольство.

Ренар чуть повернул голову и посмотрел на меня. В полутьме я не могла разобрать выражение его лица, но мне почему-то показалось, что это было что-то вроде понимания.

Я вздохнула и подошла ближе, ткнулась лбом в его плечо, сама поражаясь своей смелости сейчас. Мне то ли хотелось спрятаться от стыда, то ли просто почувствовать рядом живого человека. Настоящего. Ренар взял фонарь в другую руку и обнял меня, сжав пальцы на рукаве пальто. Запах морозного воздуха смешивался с запахом вишневого табака и кофе, и мне на минуту стало почти спокойно, настолько, что я, поправив книгу под мышкой, задрала голову – и посмотрела наверх.

Так же, как недавно смотрела на другое небо этого мира – над хребтом Бергрензе, ледники которого серебрились в свете двух полных лун. Более глубокое, чем здесь, над холмами.

Небо заполнялось звездами, постепенно, с темного востока – к блекло-лиловому западу, чуть затянутому облаками. Луны уже взошли, одна из них висела высоко, прямо над крышей Гнезда, прямо над садом, вторая тянулась к ней от самого горизонта, и обе они были – два острых, тонких серпа, очень яркие, бело-желтые, как кость или воск для свечей, со светящимся от мороза ореолом. Поля и холмы вокруг, крыши домов, черные ветки кустов и деревьев, ограда, все в этом мире сейчас стало серебристо-серым, полным теней и отблесков, и я подумала, что мы вдвоем, замершие здесь, на дороге от города к большому дому, открыты всем ветрам и всем глазам, которые могут скрываться в этой зимней тьме.

Там, где темнота была гуще всего, рядом со второй луной – вечно отстающей луной Изнанки – сияла очень яркая и колючая звезда. Я поймала ее взглядом и не могла понять, мерещится ли мне ее мерцание, похожее на переливы света, а она притягивала к себе, слишком яркая и в то же время зыбкая. Эта звезда, казалось, была отдельно от остальных: то ли вокруг нее не было других звезд, то ли их время еще не пришло, я не знала. Названия – тоже, потому что, хотя карты созвездий моего Зазеркалья и попадались мне среди прочих карт во всех библиотеках, где я пряталась от мира и людей, я ни разу не решилась изучить их достаточно хорошо.

Так же хорошо, как однажды, в детстве, изучила карту созвездий своего мира – а потом искала в небе кусочки знакомых фигур. Тогда звезды были ярче, и свет большого города еще не гасил их для меня.

На этом небе не было ни знакомого ковша, ни зигзага Кассиопеи, ни раскинувшего крылья лебедя.

Пальцы Ренара разжались – только чтобы перехватить книгу, выскользнувшую, хотя я, казалось бы, крепко прижимала ее к себе.

– Пойдем, а то замерзнешь, – сказал он и провел рукой по обложке, словно пытался стряхнуть с нее снег или капли воды, или что-то еще, чего на ней точно не было. – Или Присцилла и правда станет нас искать и больше мне тебя не доверит.

Присцилла не искала нас. Нас, кажется, вообще никто не искал, только Ахо выскочил на крыльцо из теней и демонстративно махнул хвостом, убегая в темный коридор. Я не знала, следил ли он за нами в городе или его разрешение на перемещения распространялись только на территорию поместья. Дом встретил нас тишиной и полумраком – как всегда, и лишь в малой гостиной, в той, которая была на первом этаже рядом со столовой, сидела леди Тересия.

Я не знаю, ждала ли она нас, или выбор комнаты – одной из многих пустых комнат этого дома – был случайным. Тересия часто вела себя как кошка при очень любящих хозяевах: у нее были любимые места, любимые кресла и диванчики, любимые комнаты и углы в этих комнатах, где часто обнаруживалась либо она сама, либо какая-то ее вещь – шпилька, спицы, шаль или книга. Это можно было бы списать на рассеянность, но Тересия всегда хорошо помнила, где что оставила.

Чужое пространство, впрочем, она никогда не нарушала. В отличие от Присциллы, имеющей привычку иногда дожидаться меня прямо в моей комнате. К счастью, кроме того случая с «Франческой», мои вещи она больше не трогала.

Сейчас Тересия что-то читала, держа книгу рядом с красивой и яркой лампой, внутри у которой было целых три кристалла. Обложка книги была аккуратно обернута плотной узорчатой бумагой, то ли ради сохранности, то ли потому, что Тересия, как выяснилось, предпочитала читать то, что Присцилла любила издевательски комментировать.

Я бы тоже на всякий случай оборачивала книги газеткой, живи я в компании кого-то вроде Прис.

Тересия оторвалась от чтения и посмотрела на нас, рассеянно моргая и щурясь.

– О… вы вернулись… – только и сказала она.

– Я же обещал вам партию в карты, леди Тересия, – Ренар расплылся в улыбке и сделал пару шагов вперед, к двери, ведущей в столовую. – Но перед этим, с вашего позволения, я наведаюсь в кухню, раз мы с леди Лидделл бессовестно пропустили обед сегодня. Леди Лидделл составит мне компанию? – уточнил он, глядя на меня.

– А? Да, точно, – я ожила и поняла, чего от меня хотят. – Доброго вечера, леди Тересия, – кивнула я пожилой леди, проходя мимо. Та по-прежнему ласково улыбалась. – Если хотите, я почитаю вам вечером, – добавила я чуть тише, тоном заговорщика.

– Это будет мило с вашей стороны, Мари, – Тересия прикрыла книгу, оставив палец между страниц там, где она закончила читать. – Присцилла в лаборатории и просила сказать вам, чтобы вы подошли к ней, сразу, как вернетесь.

Я замерла в двух шагах от Ренара и двери. Ренар вопросительно поднял брови, я развела руками в стороны.

– …но, Мари, не переживайте, – добавила Тересия, снова утыкаясь в книгу. – Я не думаю, что чашка чая задержит вас надолго. В этом доме никого не заставляют работать на пустой желудок. Я запомнила ваше обещание, милая, – бросила она мне, когда я уже почти проскользнула в столовую. – И твое тоже, мой хороший.

Я заметила, как Ренар по-доброму усмехнулся, закрывая за мной дверь.

– Добрый вечер, леди Лидделл.

– Добрый вечер, леди Присцилла, – я коротко присела в знак приветствия, хотя Присцилла лишь махнула мне рукой, не подняв взгляда от металлической чаши, в которой смешивала содержимое многочисленных скляночек, окружавших ее.

В лаборатории пахло травами, воском и каким-то смутно знакомым мне эфирным маслом. Пять волшебных кристаллов, стоявших тут же, на столе, давали достаточно света, чтобы можно было разглядеть надписи на этикетках – латынь, конечно, латынь, таинственные цифры и мелкие, незнакомые мне символы.

– Вряд ли вам стоит знать, чем я занимаюсь, – сказала Присцилла, все так же не отвлекаясь на меня. – Пара минут, и я закончу. Как ваша прогулка? Унылые пейзажи еще не начали нагонять на вас тоску?

Я скользнула взглядом по оконному стеклу, которое разделяло комнатку, залитую светом, и густую тьму, наполнившую сад. Мелкие, неровные стеклышки отражали огоньки и силуэт Присциллы, искажая картинку, дробя ее на кусочки и собирая их вместе. Каждое движение внутри комнаты меняло положение теней – и блики на стеклах тоже менялись.

Мое молчание затянулось чуть дольше, чем мне было нужно, чтобы придумать дежурный ответ в этом диалоге вежливого равнодушия, а я так и не придумала, что сказать.

– Мы были у Шамаса.

Присцилла еле слышно фыркнула, как кошка, в миску которой попало что-то, достойное лишь презрительного движения усами.

Я сделала шаг вдоль шкафчиков, стоящих у стены, и провела рукой по резным деревянным дверцам, за которыми, как я помнила, скрывались пучки трав, камни, коробочки с чем-то, инструменты и стеклянные сосуды.