Ей показалось, что ее окатили ледяной водой.

— Непременно нужно все опошлять? — не нашла она иных слов, чтобы выплеснуть раздражение на Берта и саму себя. — Или у тебя на уме только одно? — Корделия попыталась подняться, но стоило ей опереться ладонями на его грудь, как он молниеносно схватил ее за талию. Она взбрыкнула, безуспешно вырываясь из стального захвата. — Отпусти меня, — прорычала Корделия.

— Опошлять, говоришь, — тихо и твердо отчеканил Берт, и она неосознанно всмотрелась в его лицо, ставшее предельно серьезным. — Куколка, наша жизнь — дерьмо, но ты и сама это знаешь. Такова уж она, и изменить ее не в наших силах. Но мы можем находить в ней маленькие радости. Секс и юмор — две из них, и я не вижу причин не наслаждаться ими.

— Для нас это неуместно.

— Разве? Я знаю, что интересен тебе, — снова ухмыльнулся Берт.

— Ни черта ты обо мне не знаешь! — праведно возмутилась Корделия.

— Серьезно? — его ухмылка стала шире. — Признай, тебе же нравятся мои тупые шутки. У тебя даже есть чувство юмора, но ты почти никогда не смеешься, верно?

— Нет, — слишком быстро выпалила она.

— Верно. Смешливого человека видно сразу. Знаешь, что его выдает? Вот эти места, — оттолкнув костыль подальше, Берт кончиком указательного пальца коснулся уголка сначала одного ее глаза, затем второго.

Корделия дернулась, и он отпустил ее столь же внезапно, как и схватил. Берт поднял руки, насмешливо демонстрируя ей раскрытые ладони.

Буквально слетев с кровати, она чуть не упала, но быстро поймала равновесие.

— Знаешь ли, сложно шутить, когда тебя со дня на день могут убить или того хуже, — дрожащим голосом огрызнулась Корделия.

— В этом и заключается наше различие. Когда можешь скоро умереть, нужно жить. Если хочется смеяться — смейся. Если хочется смотреть на чей-то член — смотри!

Она ахнула от его неожиданного напора и начала пятиться к двери.

— Думаешь, я ничего не замечаю? Черта с два! Давай, сбегай, — отмахнулся Берт, закрыв глаза. — Запрись в комнате и думай о том, как все хреново.

Корделия пулей вылетела прочь и, громко хлопнув дверью, забежала в соседнюю спальню. Лишь там она остановилась, тяжело дыша.

Почему слова Берта ее задели? Корделия никогда не заводилась из-за беспочвенных обвинений. Так что же изменилось сейчас?

Глава 17. Приговор

Лишь когда на следующий день за Бертом захлопнулась входная дверь, Корделия решилась выйти из комнаты. Она не то чтобы боялась, скорее не хотела сталкиваться с ним. Но главной причиной было то, что Корделия отвратительно себя чувствовала. Глаза саднило. Желудок сводило от голода, голова кружилась. А саму ее шатало — от недостатка еды и сна.

Чтобы хоть немного прийти в себя, организму требовалось топливо. Не успела Корделия задаться вопросом, где здесь добыть еще еды, как щелкнул дверной замок. Она покрутила головой в поисках Паштета, которого, как назло, не оказалось поблизости. Видимо, пес решил, что раз хозяин вернулся, можно выключить режим верного сторожа.

— Привет, — показалось в дверном проеме знакомое улыбающееся лицо.

— Привет, Леший, — не желая упасть у него на глазах, Корделия ухватилась за спинку ближайшего кресла и глубоко задышала, обуздывая головокружение.

— Ты меня помнишь! — обрадовался он и вошел в дом, будто одним лишь фактом узнавания его пригласили в гости. — Я забежал спросить, не нужно ли тебе что-нибудь, — смущение на его изуродованном лице выглядело так трогательно, что Корделия не могла не смягчиться.

— Я не откажусь перекусить.

«Почему бы и нет, — подумала, — если проблема решилась сама!»

— Как смотришь на то, чтобы приготовить обед? — предложил Леший.

— Я не умею готовить, — призналась Корделия.

— Так я научу! Пойдем.

Уставшая и растерянная, она тоже прошла на кухню и безмолвно наблюдала, как Леший по-хозяйски захлопотал, достав ведро коричневых плодов. Картофелин, как вскоре стало ясно.

— Вот. Сейчас мы ее почистим и…

— Леший, — окликнула Корделия, несколько теряясь от его неуемного и не совсем уместного энтузиазма, казавшегося подозрительным в сложившихся обстоятельствах. — Я очень проголодалась и благодарна тебе, но не могу не спросить, с чего такая забота?

— Слушай, — замялся он, — если тебе некомфортно, я уйду. Ладно? Просто, как бы тебе сказать… я прихожу, потому что… не пойми меня неправильно, Берт отличный капитан, но… — Леший замолк.

— Но что? — поощрила Корделия.

— Он понятия не имеет, как заботиться о ком-то, кроме себя.

— И ты решил взвалить это бремя на свои плечи, потому что?..

— Потому что кто-то же должен, — выпалил Леший, и огромный шрам на его щеке покраснел. — А вообще… знаешь, мне показалось, что мы с тобой похожи.

— Неужели?

— Мы оба здесь не к месту, — внезапно посерьезнел он, и выражение его лица стало немного ожесточенным. Вся бравада и веселость исчезли без следа. — Разве ты так не считаешь? — прищурился Леший, склонив голову набок.

— Я тебя совсем не знаю, чтобы делать выводы, — тоже прищурилась Корделия.

— А вот это можно легко исправить! — его былая клоунада вернулась. — Ничто не объединяет людей лучше чистки картошки.

— Картошки, — повторила Корделия, едва не впав в ступор от внезапных перемен в его настроении.

— Ага. Устроим соревнование? Я знаю отличную игру.

— Картофельная игра. Бесподобно, — вздохнула она, заставив себя хоть и слабо, но улыбнуться. Нелепость ситуации даже немного развеселила ее.

— Вот, другое дело! — расцвел Леший. — У тебя сногсшибательная улыбка, — он поставил ведро на пол и театрально схватился за сердце. — Теперь шутки в сторону! Мы берем по ножу. По картофелине. Нужно почистить ее, не отрывая ножа. У кого кожура длиннее, тот выиграл, — ухмыльнулся он. — В банде Берта мы частенько получали нагоняи и отрабатывали провинности в самых неожиданных местах. Мне вот обычно выпадала кухня училища.

— В банде Берта? — заинтересовалась Корделия, опустившись на стул.

— Ага. Поначалу нас было трое, потом присоединились близнецы. Он приметил их еще кадетами. Они самые младшие из нас. Берт с Феликсом дружат так давно, что я даже не возьмусь считать. Вроде бы с младших классов. Только потом они взяли меня к себе. Было весело, но Берт иногда перегибал палку, так что…

— Расскажи мне о нем, — попросила Корделия.

— О Берте? — Леший замер и хмуро посмотрел на нее. — Зачем тебе?

— Просто интересно.

— В таком случае ты сама напросилась.

****

— Поразительно, — кудахтала Роза, ощупывая бедро Берта. — И ты нормально спал ночью? Что за девочку ты нам привез, Берт? — если он правильно понял, в ее голосе слышалось восхищение. — Я должна с ней встретиться, — безапелляционно заявила она.

— Ну… — он не хотел развивать эту тему, поэтому просто закинул в рот двадцатое по счету печенье. Роза знала толк в выпечке и, к великой радости своих пациентов, не скупилась на угощения.

Она надавила на мышцу прямо возле заплатки, и Берт возмущенно ойкнул. Было очень неприятно.

— Больно? — участливо осведомилась Роза.

— Мм, — он прислушался к ощущениям и с изумлением обнаружил, что боли как таковой не было. Давление — да. Зуд — да. Натяжение мышц — да. Боль — нет. — Не очень.

— Отлично! — Роза одобрительно цокнула языком. — Скоро бегать будешь, но… — она помрачнела. — Ты ведь понимаешь, что такие ранения не проходят бесследно?

Вот оно. То самое, о чем Берт старался не думать. О чем не хотел говорить. Но если не замечать танк в комнате, он все равно не исчезнет.

— Да, — прошипел Берт сквозь стиснутые зубы.

— Не стоит опускать руки, — Роза с материнской нежностью погладила его по волосам.

— В моем случае — ноги, — мрачно вздохнул он.

— Мы попробуем массаж, терапию, упражнения…

— И тогда появится мизерная надежда не остаться хромым на всю жизнь? — перебил ее Берт. — Роза, давай говорить прямо. Каковы мои шансы?