Уловив перемены в настроении Тиши, Динго приподнялся и притянул ее к себе. Ему тоже было одиноко. Оба хотели выкроить свой клочок счастья, и Тиша ответила на поцелуй, погружаясь в него с головой.

Она сняла с Динго сначала куртку, потом футболку, упиваясь его обнажавшимся телом. Лунный свет обрисовывал рельефы мышц и шрамы, лишь подчеркивавшие мужественность и животное начало. Превратиться на несколько часов в животных было блестящей идеей. Из года в год каждая их близость становилась маленькой радостью и способом получить столь редкое удовольствие.

Поглощенная поцелуем, Тиша едва заметила, как Динго стянул с нее брюки. Только когда он перевернул ее на спину и подмял под себя, она осознала свою наготу. Приподнявшись, Динго посмотрел на нее хищным голодным взглядом, заставлявшим ее чувствовать себя единственной женщиной на земле, особенной и нужной.

До наступления утра Тиша была не одна, и Динго своим телом укрывал ее от всего мира.

Глава 16. Конфуз

— Твою ж мать! — Берт взъерошил волосы и искоса глянул на Корделию. — Это точно был он! Но если бы парень пропал, его бы сразу занесли в базу, — он зарычал от разочарования.

— Ты уверен? — спросила Корделия.

— Я же сказал!

— Тише, — урезонила она. — Память могла тебя подвести.

— Смотри-ка какая спокойная! А ты ничего от меня не скрываешь? — прищурился Берт.

— В сотый раз отвечу, что нет, — Корделия погрустнела. — Мне тоже хочется понять. Если людей превращают в мутантов… Не знаю. Честно говоря, я в это не верю.

— Почему?

— Ну, сам посуди. Эти мутанты… То, что сделало их такими, не может начаться внезапно. Для серьезных изменений у человека уже при рождении должны быть какие-то значительные генетические отклонения, причем не в первом поколении. Или чудовищно неблагоприятные условия роста. Такое не может случиться вдруг, — выложила она как нечто само собой разумеющееся и сочувственно посмотрела на Берта.

Уже два часа он, словно одержимый, листал базу данных в поисках парня, который — предположительно — превратился в мутанта. Корделия же считала затею с поиском бредовой. Подсказки от подсознания? Нет, она в них не верила, в отличие от Берта.

Как бы то ни было, Корделия искренне захотела помочь. После разговора с ним она чувствовала себя еще более потерянной. Корделия видела Дога, видела Игната, и, если Берт не соврал, ее мир рисковал перевернуться с ног на голову. Ей хотелось упираться и спорить, отстаивать свою правоту, но аргументы исчерпали себя.

— Какие мы умные, — огрызнулся Берт.

Когда он позвал ее двумя часами ранее, она, по обыкновению, не могла заснуть и была только рада найти себе занятие. Особенно если заодно удастся что-нибудь выяснить.

Корделия снова осмотрела Берта. Он не надел рубашку и сидел в одних черных армейских брюках, вытянув перед собой раненую ногу. Корделия не могла не разглядывать татуировки, покрывавшие его плечи, руки, половину груди. Здесь и сейчас Берт производил впечатление зверя на своей территории. Однако под вальяжностью крылась хватка охотника и инстинкт убийцы.

Корделия не забыла, как отступил Феликс, стоило Берту приказать. Через тонкую стену она слышала их разговор и знала, что ситуацию контролировал именно он — этот холеный, уверенный в себе мужчина. Он ухмыльнулся, и Корделия покраснела, поняв, что попалась с поличным.

— Что тебя интересует? — неожиданно спросил Берт.

— Я… — она снова осмотрела его и сглотнула. — Гм…

— Я задал тебе много вопросов. Будет справедливо, если ты тоже о чем-нибудь спросишь.

— Сколько тебе лет? — выпалила Корделия и тут же отругала себя. Слишком глупый вопрос, бесполезный и выдающий личную заинтересованность.

— Двадцать четыре, — спокойно и без намека на насмешку ответил Берт. — А тебе?

— Двадцать три. Скоро исполнится двадцать четыре. Наверное.

— Наверное? — он удивленно выгнул брови.

— Уж прости, у меня не было календаря. Обычно Грин помнил… — Корделия замолкла.

— Ну а дата-то хоть какая?

— Двадцать второе октября.

— Точно. Скоро исполнится. Меньше чем через три месяца.

— Буду знать, — она отвела взгляд.

— Значит, ты всю жизнь прожила под землей?

— Почему же. Нет. То есть… почти, — Корделия повела плечом, чувствуя себя в сравнении с ним необразованной простушкой. — Отец говорил, что снаружи опасно.

— В городах лишь две угрозы — обрушения и дикие звери. Всё. Больше бояться нечего. Разве что людей, как выяснилось, — Берт выразительно посмотрел на нее. Потом поморщился, скривился и сглотнул так, что у него дернулся кадык.

И тогда Корделию осенило. Она поняла, почему Берт то и дело выглядит таким нервным. Он периодически напрягался и ерзал на месте — явные признаки боли. Сильной боли. Ну конечно, ранение.

— Швы болят? — поинтересовалась она.

— Заплатка, — пробурчал Берт. — Действие обезболивающего не бесконечно.

— Почему ты не попросишь в госпитале еще одну дозу? — изумилась Корделия.

— Потому что я и так оттуда едва ноги унес. В прямом и переносном смысле, — хохотнул Берт. — Появись я на пороге посреди ночи, и Роза меня обратно не выпустит, а у нас с тобой еще много дел. Не развалюсь, — он небрежно отмахнулся. — Завтра все равно на осмотр, там мне и вколют что-нибудь.

Корделия понятия не имела, кто такая Роза, но уточнять не стала. Однако Берта пожалела. Несколько дней после установки заплатка расширялась, что сопровождалось мучениями. Обычно человека старались держать без сознания до завершения процесса. Так что Берт должен был сейчас блаженно спать на койке в больнице. Однако он был здесь, сидел напротив и пытался что-то сделать — для себя, безусловно. Но и для нее.

— Давай помогу, — предложила Корделия, потворствуя приливу благодарности. — Хотя бы отдохнешь немного.

— Вырубишь меня? — мрачно процедил Берт. — Сомнительная помощь.

— Я серьезно. Легче станет, — заверила она.

— Куколка, я ценю твой энтузиазм, но все же откажусь, — грустно усмехнулся Берт. — Подождем, пока я не отключусь самостоятельно.

— Препаратов у нас не хватало, — столь же грустно усмехнулась она, — зато заплатки периодически ставили. И существуют альтернативные методы облегчения боли.

— Заварить ромашку?

— Нет, Берт. У тебя есть бинты, чтобы потом повторно сделать перевязку? — поднявшись, Корделия потерла ладони о штаны.

— В тумбочке. У кровати. Средний ящик, — пожал плечами Берт.

В спальне она почувствовала, что здесь с прошлой ночи усилился аромат Берта, но теперь к нему примешались ноты антисептика — запах больницы. Обшарив прикроватную тумбочку, Корделия нашла погнутую жестяную коробку, в которой обнаружилось все необходимое. С ней она вернулась к Берту.

Тогда на нее и снизошло понимание, чем именно ей придется заняться. Предлагая помощь, Корделия не учла месторасположения раны. Вот черт. Она почувствовала жар на щеках. Увы, отступать было поздно. Да и учти Корделия нюансы оказания помощи, все равно предложила бы ее.

— Берт, — прочистив горло, она встала перед ним. — Тебе нужно снять штаны. Я… они мне помешают.

— О, куколка, если тебе хотелось меня раздеть, достаточно было просто попросить, незачем выдумывать предлоги, — ухмыльнулся Берт.

— Не хочешь, как хочешь. Мое дело предложить, твое де…

— Стоять! — поморщившись, он поерзал на диване и, расстегнув ширинку, начал неловко снимать с себя штаны.

Вздохнув, Корделия наклонилась и потянула сначала за одну его штанину, потом — за другую.

— Положи больную ногу на журнальный столик, — смущенно кашлянув раз-другой, она встала перед ним, не поднимая глаз.

— Сделано, — бодро ответил Берт после нескольких секунд пыхтения.

Набравшись смелости, Корделия подняла взгляд.

Берт смотрел на нее выжидающе — с ухмылкой и вызовом. Явно поняв, что именно ее смутило, он даже больной и раненый умудрялся наслаждаться своим положением.

Почему она вообще так реагировала? Ничего особенного не происходило. Чем один полуголый мужчина отличается от другого? Да ничем. Просто ей нужно было чаще напоминать себе об этом.