– Здесь тоже, скажешь, негде спрятать? – все так же хрипло поинтересовался он. Пальцы безошибочно нашли чувствительные точки. Я всхлипнула. Хотелось провалиться сквозь землю – и от этих бесцеремонных прикосновений, и от самого Альбина – знает ведь, что я не могу дать отпор и упивается своей властью. И от собственной реакции, потому что не только смущение заливало краской мои щеки и не только от страха сердце колотилось как ненормальное.

Да что ж это, я же не профурсетка какая! Даром что намек Альбина про стилет за подвязкой прекрасно поняла. В нашем мире он был не столько оружием профессиональных убийц, сколько принадлежностью проституток – маленький, незаметный, но помогает утихомирить буйного клиента или намекнуть нежелающему платить, что так себя не ведут.

И так, как я, себя не ведут.

– Да пусти же ты! – вскрикнула я. – Нету у меня оружия, ничего нет! Я не убийца!

Слезы сами потекли по щекам. Вот только не хватало рыдать перед этим… и он же не один. О, господи, пока Альбин меня лапал, остальные любовались! Почему в самом деле нельзя умереть от стыда? Я вытерла слезы рукавом. Прошептала, уставившись на подол:

– Мне просто нужны были деньги.

Взгляд словно прилип к сбившейся складками юбке. Я попыталась поднять глаза – лучше бы и не пробовала, потому что полы длинной куртки Альбина распахнулись, явив вздыбившиеся штаны. Я зажмурилась, вжавшись затылком в дерево.

Даже не открывая глаз я ощутила, как он отстранился, и не потому, что мужские руки, наконец-то оставили меня в покое. Словно исчезло статическое электричество между нашими телами.

Альбин рассмеялся – жестко и зло.

– Даже жаль, что в королевскую труппу не берут женщин. Из тебя вышла бы отличная актриса. Что в моей спальне – впору в самом деле было поверить, что ты едва не плачешь от стыда. Что сейчас – прямо сама оскорбленная невинность. Стоило бы заплатить хотя бы за такое представление… если бы я вообще собирался платить.

Почему-то мой взбудораженный разум отметил только одно – не собирался платить. Разочарование и гнев оказались неожиданно сильными, так что у меня вырвалось:

– Не собирался?!

– Да ни одна девка не стоит таких денег, какой бы смазливой и нетронутой она ни была!

– Тогда зачем…

Я осеклась, поняв, как прозвучало бы, договори я «зачем руки тянул?». Будто в самом деле ночная бабочка обижается, что ей не заплатили. И не объяснишь ли, что нутро жжет обида Евы, той Евы, которая, переступив через себя, пришла к нему в надежде на избавление, даже не ради собственного спасения – ради брата и сестер.

– А почему бы нет? – Альбин снова склонился ко мне, схватив за подбородок, провел большим пальцем по моей нижней губе. – Ты красива и вызываешь желание, это было заметно даже в полумраке трактира. Так почему я должен отказываться от того, что само идет в руки?

– Это… подло!

Его лицо окаменело, пальцы сильнее сжали мой подбородок.

– Придержи язык. Я обхожусь с людьми так, как они того заслуживают. С порядочными – как с леди, со шлюхами…

– Я не шлюха!

Он ухмыльнулся, выпуская меня.

– Я сказал – заплачу, если есть за что платить. И я не лгал. Только готов поспорить – невинностью и не пахнет, так что мои деньги в любом случае остались бы при мне.

Я спрятала лицо в ладонях. Дурдом. Сижу в лесу у черта на куличках и убеждаю малознакомого мужика в своем высоком моральном облике.

– Ты ведь потому и сбежала, верно? – продолжал Альбин. – Потому что вовсе не собиралась со мной ложиться.

Я замотала головой, не отрывая рук от лица. Ева бы выполнила свою часть сделки. Жаль, что я не Ева. Хотела бы я посмотреть, какое лицо стало бы у Альбина, когда он обнаружил, что его не обманывают.

Господи, что я несу! Еще не хватало, чтобы в мой первый раз меня оприходовали как публичную девку! «Я же не грубиян какой», – вовсе ни к месту всплыл в памяти горячий шепот. Ох, хорошо, что сейчас никто не видит моего лица!

Альбин, меж тем, не унимался.

– Хороший план. В самом начале я подумал, что пославшие тебя глупы – какой бы искусной убийцей ты ни была…

– Я не убийца! – закричала я ему в лицо, но он продолжал, словно не услышав.

– …ты все равно женщина, не владеешь магией, и если я буду начеку, тебе со мной не справиться. – Альбин усмехнулся. – Но на самом деле очень неплохой план. Я не привык, чтобы меня водили за нос, и не пойми быстро, что к чему – помчался бы следом, чтобы проучить. И эти двое взяли бы меня тепленьким, со спущенными штанами.

Нет, ну каково самомнение!

– Да нужен ты им, – огрызнулась я. – Они за мной пришли. Испугались, что я сбежала.

– Конечно, услуги магов-наемников так дешевы, что можно отправлять их охотиться за кем попало, например, за трактирной девкой!

Я дочь трактирщика, а не трактирная девка, баран ты самовлюбленный! Можно подумать, ты больно важная шишка! Балованный сынок, которого папенька-то признавать не торопится, сколько бы ни болтали!

– Короче, – Альбин снова взял меня за подбородок, заглядывая в глаза. – Хочешь умереть быстро – говори, кто тебя послал. Понятно, что сэр Роберт Иден, но не сам же он явился в ваш трактир. Я хочу знать, кто из моих людей ему продался, и что обещали тебе за то, что выманишь меня из замка без сопровождения. Да и вообще, откуда ты такая взялась.

Слушай, ну в твоем возрасте пора бы и знать, откуда дети берутся, тем более что ты, судя по всему, подобными вещами не пренебрегаешь. Даже странно, что полдеревни чернявых детишек не бегает.

– Ниоткуда она не взялась, – внезапно пришел мне на выручку тот, что меня изловил. Джек, вспомнила я. – Всегда была. Батя им в трактире крышу чинил, когда я вот таким, – Он показал ладонью расстояние от земли до пояса, – бегал, а я помогал. И девку эту помню, крепко она мне, шкету, в душу запала. Я тогда думал, ангел, – он гоготнул. – Взгляд ясный такой, и говорит как по писаному.

А ведь я его тоже помнила. Вихрастого, уже еще не подростка, но и не совсем ребенка. И вовсе не «таким» он был, рослый парень, а сейчас и вовсе здоровенный. Как и все спутники Альбина. Как и сам он.

– Ты подарил мне «куриного бога», – сказала я.

«Подарил» – это, пожалуй, слишком громко. Подбежал, схватил за руку, сунул мне в ладонь нагретый от его собственного тепла камешек и убежал, так ни слова и не сказав. Даже не помню, знакомили ли нас.

Джек снова ухмыльнулся.

– Выбросила поди?

– Потеряла.

Он пожал плечами, дескать, ничего иного и не ожидал.

– Говорит как по писаному, – задумчиво повторил Альбин. – И что, никому не интересно, кто ее мог научить? Никто не услышал разницы между речью деревенских девок и ее, а услышав, не задумался?

– Да кто больно слушал-то? – растерялся Джек. – Трактир на отшибе, там из деревенских, почитай, и не бывает никто. Отец ее, правда, захаживал в деревню, в церковь, само собой, всей семьей, но больно много не разговаривали… поди, от купцов нахватались, те люди ученые.

Отчасти действительно от купцов. Человек, умеющий править кораблем, должен быть как минимум образованным. И те, кто приходили посуху, часто отличались от наших деревенских соседей не только манерой одежды, но и речью. Однако отец говорил, что его, бирюка деревенского, человеком сделала мать Евы. Я не слишком верила, что какие-то пять лет могут сильно изменить манеры и говор: Фил, вон, до сих пор порой срывался на просторечный жаргон. Но отец Евы действительно старался говорить правильно и наставлял остальных детей. Имоджин разговаривала вовсе не так, как он, хотя и старалась подражать мужу.

– Еще скажи, что читать умеешь? – ухмыльнулся Альбин, разглядывая меня.

– А как, по-твоему, постояльцев рассчитывать? – огрызнулась я. – Запоминать, что ли, кто из дюжины сколько съел и выпил за вечер и за утро?

Не стоило, наверное, так себя вести, да и «тыкать» – но сохранять вежливость с человеком, который так себя со мной вел… Он же сказал: повесит – при этой мысли в желудке свернулся ледяной ком – так что и терять нечего.