Процедура знакомства прошла гладко: во время распределения Марко подал заявку в ту же фирму, что и девушка, а после собрания подошел к их компании и представился, что выглядело совершенно естественно. Девушку звали Бланка, она с готовностью улыбнулась Марко – похоже было на то, что парень, который без остановки трещал рядом, ей порядком надоел.

Дальше все шло, как по маслу. Марко был старше на два года, у него уже был изрядный романтический опыт, и он хорошо знал правила игры. К тому же в данный момент у него никого не было, поскольку он проторчал все лето на ферме в Гуальхайне, добросовестно изучая овцеводство – дело отца. Бланка с готовностью приняла первые приглашения в кино и в кафешки, и последующий сценарий не отличался особой оригинальностью. Пара студенческих вечеринок, несколько встреч в барах, страстные поцелуи в автомобиле… Марко совершенно терял голову, чуть прикоснувшись к девушке, и чувствовал, как Бланка загорается в ответном возбуждении. Поскольку отец Марко часто уезжал на свои фермы и нередко брал с собой жену, которая проверяла бухгалтерию, для него не составило особых проблем пригласить свою новую подругу в их большой дом на окраине Эскеля в день, когда никто не мог помешать окончательному завоеванию всех территорий. Бланка, впрочем, с удовольствием и, даже можно сказать, со страстью сдалась на милость победителя.

Следующие месяцы были просто чудом. Они встречались несколько раз в неделю, ходили в кино, тряслись вместе с туристами на Ла Трочита, смешном столетнем паровозике, ездили на изумительные озера в Лос Алерсес и даже уезжали пару раз на уикенд в Футалеуфу через границу с Чили полюбоваться чокнутыми американцами, сплавляющимися по кипящей реке на каяках и плотах. Ни одни, ни другие родители не препятствовали их встречам, очевидно сочтя, что дети, которым исполнилось 21, уже не нуждаются в нравоучениях. Единственное, на чем все настаивали – это чтобы детки закончили учебу и получили диплом, что, впрочем, совпадало с их личными устремлениями. Однако похоже на то, что именно с увеличения нагрузки под конец семестра и началось постепенное остывание жаркого романа. К июлю, как обычно, количество всевозможных тестов удвоилось, и времени на встречи совсем не оставалось, а сами встречи стали какими-то привычными… Марко уже не чувствовал в девушке прежнего трепета, хотя внешне все выглядело нормально, просто Бланка почему-то все время торопилась – или на занятия, или домой готовиться к очередному тесту.

Наконец, семестр закончился и пришли зимние* каникулы – время семейных праздников. В дом Марко съехались его младшие братья, которые учились в Кордове, теперь время было занято общесемейными походами в рестораны, в церковь, в гости – все эти мероприятия не полагалось пропускать. Все же Марко выкроил день, и они съездили в Ла Хойа, прокатиться на лыжах по свежевыпавшему снегу, и все было как раньше: глаза Бланки сияли, она с восторгом падала в объятия Марко после спусков, или, смеясь, неожиданно толкала его в сугроб где-нибудь посреди склона. Оба хорошо катались, поскольку выросли рядом с горой. Это был кайф – дуэтом красиво пронестись по склону под завистливыми взглядами копошащихся туристов, оставляя глубокие четкие борозды на заглаженном снегу, или скрыться в облаке снежной пудры на целине. После катания они уехали на одну из пустынных горных дорог поближе к перевалу, подальше от посторонних взглядов: большой форд был на данный момент единственным доступным местом для любви, а запотевшие стекла – защитой от случайных взглядов людей и лам… Но это ничуть не огорчило Марко, а наоборот, только добавило остроты в сладкое блюдо.

Но вышло так, что ленивая беседа на обратном пути в Эскель незаметно перешла в обсуждение послеуниверситетских планов, и оказалось, что молодые люди друг друга не понимают. Для Марко никаких сомнений не было – он будет работать с отцом в Эскеле и продолжать его дело. Отец владел несколькими овцеводческими фермами в округе, купленными в полузаброшенном состоянии в восьмидесятые годы, в период падения цен на шерсть, вложил в эти фермы безумное количество труда и денег, и сейчас дело приносило хороший доход. Старшему сыну с детства внушалось, что все перейдет к нему – и доходы, и заботы. А Бланка абсолютно точно планировала уехать – в Центральную или Северную Америку, в Европу, в Азию, хоть к черту на рога, но подальше от Эскеля. Она хотела посмотреть мир, вернее, не посмотреть, а пожить в нем. В другом мире. К моменту прощания беседа угасла, и Марко заметил, что Бланка стала какой-то отстраненной, а ее улыбка – рассеянной… такой же, как когда-то, когда она через силу реагировала на остроты Васко.

Они продолжали встречаться весь второй семестр, но Марко чувствовал, что в их отношениях угасает искра, и они тянутся скорее по привычке. На лето им прошлось расстаться, поскольку Марко снова уехал на отцовскую ферму, а Бланка осталась работать в университете.

И вот пришел очередной март, начался последний учебный год, и Бланка пятнадцать минут назад заявила, что не сможет больше с ним встречаться, потому что хочет как можно лучше сдать все тесты и времени у нее не будет. Марко понимал, что истинная причина в другом, но он видел – убеждать ее в чем-то бесполезно. Ее поза и знакомая рассеянная улыбка показывали, что она терпеливо ждет окончания разговора и не уходит просто из вежливости, а во взгляде читалась смесь равнодушия и жалости, но никак не любовь. Это приводило Марко в безумное расстройство, чего с ним никогда раньше не было при расставаниях с девушками.

– Да, Марко, я уверена. Прости меня, пожалуйста.

– У тебя точно никого нет?

– Нет, нет, нет, никого! Я же сказала. Не в этом дело.

Марко помолчал. Солнце окончательно свалилось за гору, стало прохладно. Мужчина и женщина за соседним столом неторопливо встали, попрощались с барменом и направились, держась за руки, в сторону центра.

Ну что ж, я мужчина, подумал он, в конце концов, жизнь на этом не кончается. Впереди еще год, может передумает. А нет, найду себе другую. Но в глубине души Марко чувствовал, что образы Бланки, со смехом толкающей его в сугроб, или стонущей в его объятиях на заднем сиденье его форда, глубоко впечатались в его память и потребуется немало времени на то, чтобы они померкли или затмились чем-то новым.

– Тебя подвезти?

– Нет, Марко, спасибо, я дойду, до дома недалеко. Не сердись… Адьос.

***

Ну сколько можно, хватит тянуть! Ведь все уже решила. Бланка глубоко вздохнула, снова взяла авторучку и поставила подпись на предложении из США. Затем сложила документ, засунула в конверт и вышла в гостиную, размахивая им, как флагом.

– Мама, папа! Я еду в США.

Отец схватил пульт, глуша телевизор, и родители развернулись в креслах, разглядывая дочь и как бы уже начиная с ней прощаться.

– Ну что же, Бланка, я думаю, правильное решение, ― мама грустно улыбнулась. ― Доллары есть доллары.

После кризиса, смены правительства и отмены фиксированного курса родной песо уверенно и неуклонно обесценивался с пугающей скоростью. Доллары на дальний перелет были давно отложены, но это было все, что можно было выделить из семейного бюджета – родители не смогут поддерживать доченьку после ее отъезда.

– Когда ехать? – отец старался говорить спокойно.

– Не скоро, папа, успеете еще меня повоспитывать! В ноябре. Вначале за визой в Байрес, потом в Солт Лейк, с двумя пересадками.

– Не боишься?

– Честно? – Бланка сделала два оборота, танцуя, и выдержала эффектную паузу. – Нисколько! Жду не дождусь!

– Похоже, придется тебе обойтись без лета в этом году?

– Да, папа, похоже на то – ехать сразу после финального теста. Ну и ладно, зато на лыжах накатаюсь – катание бесплатно! И униформа бесплатно! И завтраки бесплатно!

– А вот Кончита едет в Сантьяго. Может, все же с ней?

– Нет, мама, не хочу в большой город. Не переживай, все будет хорошо! Я не боюсь одна.