– Ой, – пискнула Дэррелл. – А вы знаете, уже известно, чем вызвана боль, мадемуазель? Салли что-то повредила?

Мадемуазель была не в курсе.

– Все, что знаю – то была не клубника или мороженое, – ответила она. – Потому как Салли не ела ничто. Сама она сказала об этом сестре-хозяйке.

И это заявление стало подтверждением того, что все это из-за сильного удара от Дэррелл и от последующего падения! Бедная Дэррелл! Она почувствовала такое отчаяние, что острый взгляд мадемуазель заметил ее понурое лицо, и учительница задалась вопросом, не больна ли еще одна девочка!

– Ты хорошо себя ощущаешь, моя крошка Дэррелл? – спросила она участливо.

– О, да, благодарю вас, – ответила Дэррелл, испуганно вздрагивая. – Я просто – ну, не знаю, устала, наверное.

Дэррелл едва ли сомкнула глаза этой ночью. Уж слишком ее ужасало то, что произошло. Как она могла совершенно обезуметь от ярости, как она могла так накричать на Салли и как она могла толкнуть ее, заставив перелететь через всю комнату? Она, Дэррелл, была такой нечеловечески жестокой! Это правда, что Салли вела себя ненормально и раздражающе, но это не было оправданием для подобного поведения Дэррелл!

А сейчас Салли занемогла и мучается от боли. Рассказала ли она кому-то о том, что Дэррелл вышла из себя? Дэррелл похолодела при мысли о том, что может сделать мисс Грэйлинг, если узнает об этом.

«Возможно, она слышала, что я побила и Гвендолин, и пошлет за мной, чтобы сказать, что я уже «поражение школы», – думала Дэррелл. – «О, Салли, Салли, пожалуйста, пусть тебе завтра станет лучше! И тогда я смогу сказать тебе, как мне дико жаль, и я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу».

Наконец, девочка уснула, но все еще была в разбитом состоянии, когда гонг предупредил всех, что пора вставать. Первые ее мысли были о Салли. Затем увидела ее пустую постель и вздрогнула. Она так надеялась, что Салли в эту ночь вернется обратно в дортуар!

Дэррелл сбежала вниз, опередив всех. Завидев мисс Поттс, направилась к ней:

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Скажите, как там Салли?

Мисс Поттс решила, что Дэррелл очень добрая девочка

– Боюсь, ей все еще нехорошо, – ответила учительница. – Доктор все еще сомневается насчет того, что случилось. Но она несомненно тяжело больна. Да еще так внезапно – ведь вчера с ней все было в порядке.

Дэррелл отвернулась, чувствуя себя отвратительно. Да, с Салли вчера все было в порядке, пока та не упала, перелетев через стул. И она-то знала, что стало причиной болезни, но остальные – нет! Было понятно, что Салли никому не рассказала о ссоре.

Было воскресенье. Дэррелл отчаянно молилась за Салли, когда была в церкви. Она чувствовала свою вину и ощущала стыд. А еще – сильный страх. Она понимала, что обязана рассказать обо всем мисс Поттс или сестре-хозяйке: о ссоре, о том, что она отбросила бедную Салли на пол – но ей было страшно об этом заговорить!

Слишком страшно! Дэррелл всегда обладала храбростью, и было что-то непривычное и странное в том, что она ощущала страх. Но сейчас она действительно была напугана. А что, если Салли очень-очень больна! А что, если – только предположить – что ей не станет лучше! А что, если это вспышка гнева Дэррелл стала всему виной!

Она не сможет, не сможет никому об этом рассказать, потому что все будут считать ее необузданной, и она станет позором для своих матери и отца. Люди станут говорить: «Эта та девочка, которую из-за проблем с характером исключили из Башен Мэлори! Говорят, что из-за нее сильно заболела одна из учениц!»

И будет так ужасно, если ее с позором изгонят из Башен Мэлори. Она этого просто не переживет. Но Дэррелл была абсолютно уверена, что мисс Грэйлинг, узнав, что Салли мучается от боли из-за нее, не позволит Дэррелл ни на минуту задержаться в Башнях Мэлори.

«Я не могу никому сказать, не могу», – твердила про себя несчастная Дэррелл. – «Я боюсь того, что люди узнают, и что тогда будет со мной, и что тогда почувствуют мама и папа. Я гадкая трусиха, но я не осмелюсь никому об этом рассказать. Никогда не думала, что окажусь такой размазней!»

Ей внезапно в голову пришла мысль о Мэри-Лу, о той, которую она так часто обзывала трусихой. Бедняжка Мэри-Лу – ведь именно сейчас она осознала, что та переживала, когда была чем-то напугана. Какое жуткое ощущение. И нет возможности от него избавиться. Как она могла насмехаться над Мэри-Лу и унижать ее? Бояться чего-то – уже само по себе непередаваемое чувство, даже не учитывая постоянной насмешки над твоим страхом.

Дэррелл ходила опечаленная и как в воду опущенная. Она приступала к новому триместру с такой надеждой и воодушевлением. И собиралась стать первой в классе! Собиралась отличиться во всем и стать гордостью для своих родителей! Хотела встретить замечательную девочку и стать ей близкой подругой. И получается, она ничего из этого не добилась.

Она в самом низу списка успеваемости. Она не нашла себе подругу. Она ужасно обращалась с хрупкой Мэри-Лу, которая робко, но настойчиво предлагала ей свою дружбу – и в конце концов, совершила отвратительный поступок, и не могла набраться смелости рассказать о нем!

Весь день Дэррелл была погружена в уныние, и никто не был в силах отвлечь ее от тяжких дум. Мисс Поттс заинтересовалась, не заболела ли чем девочка, и поэтому внимательно наблюдала за ней. Мэри-Лу тоже обеспокоилась, и вилась вокруг Дэррелл, надеясь хоть чем-то ей помочь. И на этот раз Дэррелл отнеслась к ней хорошо, не прикрикивая и не отсылая прочь. Она испытывала благодарность к Мэри-Лу за ее симпатию и участие.

В этот же день прибыло целых два врача, чтобы осмотреть Салли! Эта новость обошла всю Северную Башню. «Она дьявольски больна! Но это не инфекция, поэтому мы не на карантине. Бедная Салли. Тесси сказала, что ей пришлось зайти к директрисе сегодня и она слышала, как сверху Салли стонет в палате Лаза!»

Как сильно хотелось Дэррелл, чтобы ее мама была с ней сейчас! Но она не могла вспомнить, куда направились ее родители, хотя те и сказали ей. Так что девочка укрылась в стыке скал у моря, и начала обдумывать свое положение.

Ей нельзя больше быть трусихой, потому как куда хуже остаться в Башнях Мэлори и знать о своей трусости, чем покинуть Башни, но знать, что она была достаточно храбра, чтобы поступить по совести. Но кому она должна все рассказать?

«Лучше всего написать и рассказать маме Салли», – решила она. – «Для Салли она самый близкий человек. Я напишу и расскажу ей о ссоре, как все случилось и остальном. И еще я обязана рассказать ей, что Салли говорила, что у нее нет сестры. Ведь это очень странно, но, может, миссис Хоуп сможет понять, почему так. А затем миссис Хоуп может поступить, как она решит – расскажет все директрисе, полагаю! О, Боже! Но я точно буду чувствовать себя лучше, когда все закончится».

Она оставила свое укромное место у моря и вернулась в Северную Башню. Достала свой блокнот и принялась за письмо. В целом, послание было нелегко составлять, однако Дэррелл всегда с легкостью давались сочинения, так что она просто выплеснула миссис Хоуп все свои переживания – о ссоре, и к чему она привела, и о Салли, которая не желала общаться с миссис Риверз, и какой несчастной выглядела девочка. А еще Дэррелл и сама была удивлена, как много она, оказывается, знает о Салли!

Душевные терзания слегка отступили, едва Дэррелл закончила письмо. Она не стала его перечитывать, а просто наклеила марку на конверт и сразу же отправила. Вероятно, миссис Хоуп получит его уже на следующее утро!

И еще одна сплетня разошлась по всей Северной Башне. «Салли стало хуже! К ней приехал какой-то узкоспециализированный врач! Ее родителям послали телеграмму! Они прибудут завтра!»

Весь день Дэррелл не смогла съесть ни кусочка. И еще это был самый длинный день на ее памяти. Мэри-Лу, напуганная видом страдающей Дэррелл, старалась держаться к ней поближе – а Дэррелл привечала ее и принимала ее утешения. Мэри-Лу понятия не имела, почему Дэррелл выглядит такой несчастной, но не осмеливалась спросить ее. Мэри-Лу позабылись все насмешки и колкости, которыми Дэррелл стыдила девочку за слабость и беспомощность; Мэри-Лу хотела только помочь.