– Матвей Никанорович, дай мне честное слово, что ни о чём, здесь услышанном, никому никогда не расскажешь! – опомнился Морозцев.

– Савелий Трофимович, – укоризненно протянул Захаров. – Как вы могли подумать?

– Хорошо, хорошо. Прости, Матвей Никанорович, – купец замахал перед собой руками, словно отгонял привидение. – Нечистый попутал. Не сомневаюсь я в твоей порядочности ни на секунду.

– Вот теперь неплохо бы позавтракать, – сказал Филатов, который вдруг понял, что зверски голоден.

Компания, вслед за хозяином, переместилась в гостиную, на столе появилась принесённая утром корзина со снедью. Купец предложил коньяка, гости возражать не стали. Наконец голод был утолён и сыщик, откинувшись на спинку дивана (полулежа, как и советовал врач), спросил:

– Давайте вернёмся к делу. Если я правильно думаю, то Устин Ушаков сейчас – фактически первое лицо во всех предприятиях Цыганова. Ведёт дела в его отсутствие, распоряжается деньгами…

– Именно так, Владимир Андреевич.

– А как вы, Савелий Трофимович, думаете о причинах вражды Цыганова с Золотовым? Может, действительно, из-за женщины? Из-за Юлии? – опять встрял со своим предположением Захаров.

– Вряд ли, – купец покачал головой. – Никогда об этом ничего не слышал, и думать так не склонен. Всякое случается, конечно, но… Вряд ли.

– К делу, порученному мне, это отношения не имеет, – сказал Филатов. – Поэтому меня интересуют два вопроса. С чего вы решили, что Ушаков пропал? И зачем он вам? Молодой человек мог загулять, мог уехать по делам, которых у него, как я понял, теперь порядком прибавилось. Может он мануфактуру отправился проведать. Может отсутствует по делам этого Азиатского товарищества. В Азию подался, например.

– Нет его на фабрике – три дня назад Устин должен был приехать сюда. Сейчас ярмарка – важнейшее дело. По вопросам товарищества ему предстоит уехать через пару недель, – ответил Морозцев.

Савелий Трофимович встал и прошёлся по комнате, озадаченно потирая бороду, затем остановился напротив окна в глубокой задумчивости. Наконец, собравшись с духом, повернулся к гостям, глаз и щека Морозцева самопроизвольно подёргивались, что было, по наблюдениям сыщика, признаком душевного волнения. Купец продолжил:

– Буду говорить прямо – уверен, что дальше этой комнаты разговор не уйдёт. Я хотел бы купить кое-что из принадлежащего Цыганову. В переговорах с его стороны участвует Устин. Он умён и может изложить мои мысли правильно. Я разговаривал с Ушаковым, тот излагал всё в письме, а Цыганова относила бумагу мужу, когда ей дозволялось свидание. Лев писал ответ, и он тем же путём отправлялся ко мне.

– Ловко…, – Филатов усмехнулся. – Решили ковать железо пока горячо? Цыганов в тюрьме сговорчивее станет? На что глаз положили? На мануфактуру?

– Нужна она мне сто лет, – Морозцев сделал вид, что не понял саркастического тона сыщика. – Мне своих достаточно, они, к тому же, во сто крат лучше. Зачем мне это старьё? А вот доля в Азиатском торговом товариществе – лакомый кусок. Там три пайщика. Друг другу долю они продать не могут, а третьему лицу – пожалуйста. Так ими при учреждении было условлено. Хотели, чтобы все вопросы решались если не единогласно, то хотя бы большинством голосов. Товарищество это засеяло в Средней Азии обширные земли хлопком. Купили американских семян, привезли агрономов, наладили доставку до России. Я в своё время не поверил в эту идею и оказался неправ. Хлопок вырастает превосходный и обходится много дешевле, чем американский. Моим предприятиям сырья нужно много. С долей в товариществе я бы от поставщиков не так зависел, да и от продажи прибыль бы получал. Про тюрьму вы правильно заметили. Может Лев сговорчивее станет. А может и его супруга. Вдруг она в очередной раз решит променять мужа на кого помоложе. Подвернётся какой-нибудь лихой гусар. Денег у неё теперь много – кавалеры налетят, только свистни. Если она имущество, которое сейчас её, продать решит – будет помнить, что Савелий Морозцев имеет до него интерес и готов уплатить оговоренную сумму тотчас.

– Что за нравы… – тихо сказал доктор.

– Это деньги, Матвей Никанорович. Если я просплю, то кто-то более расторопный при случае всё себе отхватит. Нет уж! Меня так просто не обскачешь! Я сам кого хочешь объеду. Но помимо материального, у меня ещё один интерес имеется.

– Очень интересно узнать какой? – спросил Филатов.

– Это, собственно, сам Устин. Про то, что он хороший работник, я уже объяснил. Толковый человек всегда на вес золота, а такой как Ушаков – втройне. Вот вы предположили, что загулял он или развлекаться уехал. Резонные доводы, казалось бы, но только не про него. Устин, хоть и молод совсем, но такой закалки, которой сейчас не сыщешь. Себя держит скромно, лишней копейки попусту не потратит. Живёт во флигельке доходного дома Цыганова – пара комнатёнок. Из хорошего разве только вход отдельный. Швейцара не нанимает – сам ворота бегает открывать. Вообще никакой прислуги не держит. Обедает в самых простых заведениях, где сытно да недорого. Собственными лошадьми не обзавёлся – всё пешком бегает, только в крайнем случае на извозчика садится. В одежде аккуратен, не франт. Одет чисто, но наряд каждый день не меняет. К вину равнодушен, к шумной гульбе тоже. Лишь в труде счастье и видит. Положением своим и заработанным достатком не кичится, хоть и с самого дна поднялся.

– Экий бессребреник, – хмыкнул сыщик.

– Э нет, не в этом дело. Тантьему7 и на мануфактуре Цыганова, и в торговом товариществе он получает хорошую, тем более что и прибыль зарабатывает немалую. Хочет Устин своё дело открыть, вот и дорожит каждой копейкой. Купец из него выйдет превосходный: хваткий, расчётливый, дальновидный. И самое главное имеется.

– Что же это? – поинтересовался Захаров.

– Характер, – уверенно ответил Морозцев. – Очень порядочный человек. Его слово крепче камня. Если что пообещал – непременно исполнит. Работает на человека, который сам себя в долговую яму загнал – неизвестно выберется ли, но служит честно. Иной бы по сторонам начал поглядывать, искать, где поспокойнее да посытнее, а этот нет. Интересы Цыганова блюдёт крепко, даже лучше его самого. Я предлагал у меня трудиться, любое место на выбор, оклад удвоить, но Устин сказал, что Льва не оставит, покуда не нужен ему станет, либо сами добром не разойдутся. Чужие секреты хранить умеет, ни за что не разболтает, как не выпытывай.

– Какой-то идеал вы нам обрисовали, – сказал сыщик.

– А так и есть. На деда моего, тоже Савелия Трофимовича Морозцева, очень похож. Сразу видно – высокой духовной крепости и нравственности человек. Такой может очень масштабной личностью стать.

– Мне показалось, что излишняя порядочность в вашем деле вредит, – хмыкнул доктор. – Вы сами только что рассказывали, как бесцеремонно готовы с Цыгановым обойтись, если получится.

– Уважаемый Матвей Никанорович, порядочность – первейшее качество для любого рода занятий, а для торгового дела, где громадные капиталы крутятся, особенно, – нравоучительно произнёс Морозцев. – Пример ваш неудачный – там совсем другое. Обманывать я никого не хочу и Льва продавать долю за бесценок не неволю. Ежели супруга его решит от имущества избавиться – ничего зазорного в том, чтобы купить не вижу. Цыганов самолично на неё всё переписал, первым мухлевать начал, значит должен был все варианты просчитать, прежде чем на такое решиться. Не предусмотрел – его вина.

– Зачем вам Устин Ушаков, я понял, – прервал зарождающийся спор Филатов. – Остался второй вопрос. Почему вы решили, что он пропал?

– Мы договаривались, что встретимся здесь, на ярмарке. Три дня, как я уже сказал, с условленной даты прошла. Устин не такой человек, чтобы не приехать и не известить о причинах задержки. По моей просьбе, он уезжал проверить пустяковое дельце и должен был появиться в Нижнем. У их мануфактуры тут тоже амбар, торговлю ведут, навестить обязательно надо. Не мог он вот так обо всём забыть и исчезнуть.