– Отчего же всё так расстроилось?

– Лев дела забросил, как я говорил. Стал на пустяки себя тратить, на красивую жизнь. Компаньоны его совсем никудышные. Помогали ему младший брат да его друг. Но они, как сыновья купчихи Чугуновой: брат – пьяница, а друг – скудоумный, по правде сказать. Способны только со Львом по светским раутам ходить да щёки важно раздувать. Единственный, кто дело делал – Устин Ушаков. Многое ему Цыганов доверил – много пользы в ответ получил. Торговое товарищество и мануфактура на Ушакова плечах держатся. Работал без устали. То тут, то там – сто мест за день оббегает, сто вопросов решит. Только как Устин ни старался – денег Цыганову не хватало, привык ни в чём себе не отказывать. Вместо того, чтобы оставшимся капиталом грамотно распорядиться, в фабрику-кормилицу вложить, чтобы расцветала и дохода больше приносила, проделал Лев хитрый трюк – шубу свою перевернул.

– Что, простите?

– Набрал в долг тканей, продал их, а когда пришло время расплаты, собрал кредиторов на чашку чая и сказал, что может заплатить по своим векселям не больше десяти копеек с рубля. Мол, положение тяжёлое, средств не хватает.

– У него же есть имущество! Разве за счёт его продажи нельзя погасить кредиты? – Филатов понемногу увлёкся рассказом.

– Конечно можно! Кредиторы Цыганову отказали и начали было готовиться к тому, чтобы продать всё с молотка, но… – Морозцев цокнул языком и щёлкнул пальцами. – Но выяснилось, что у Льва ничего за душой-то и нет. Дом, мануфактуру и паи в Азиатском торговом товариществе он ещё год назад подарил дражайшей супруге, а доходный дом и ещё какая-то мелочь принадлежат братцу-пьянице. С самого Цыганова взять нечего, кроме шляп и галстуков – этого добра у него полно. Шубу наизнанку вывернул: весь мех внутрь, поближе к себе спрятал, а кредиторам голый подклад оставил.

– И вас тоже вокруг пальца обвёл?

– Нет, ко мне даже не обращался. Я историю про чай знаю и такому человеку в кредит бы не поверил.

– Попахивает мошенничеством, – хмыкнул Владимир Андреевич. – Очень гнусный поступок.

– Увы, в моём деле, подобные фокусы порой случаются. Приходится внимательно следить за всеми, кому даёшь в долг, – вздохнул Савелий Трофимович.

– Всем обманутым надо было добиваться уголовного расследования. Доказать злонамеренность Цыганова сложно, но не невозможно.

– Бросьте, Владимир Андреевич. Купец рассуждает по-другому. На все эти разбирательства-препирательства уйдут годы, а в результате одни юристы и разбогатеют. Десять-то копеечек получше, чем ничего с судебными расходами в придачу! Тем более, что Лев начал к каждому кредитору захаживать, убеждать, что лишь ему, из-за глубочайшего уважения, готов заплатить и двадцать копеек с рубля, только пусть считает долг закрытым.

– Уговорил?

– Почти. Так бы и выпутался, если бы не появился давний враг Цыганова – купец Илья Золотов. Историю их вражды я не знаю, известно лишь, что ненавидят они друг друга люто. Что за кошка между ними когда-то пробежала – загадка. Золотов сам начал выкупать долги Льва у кредиторов. Платил, как я слышал, те же десять-двадцать копеек с рубля, а должен Цыганов стал Илье. Дальше он повёл дело круто – непогашенные векселя предъявил в суд. За каждый вексель законом месяц долговой тюрьмы предусмотрен. Отправился Лев в каталажку под старость лет. Поначалу попытался, конечно, устроиться с комфортом. Уж не знаю, бескорыстно ли, нет ли, его сначала определили в чистую, светлую камеру, из дома передали пуховые подушки с одеялом, обед из любимой ресторации «Эрмитаж» приносили. Санатория, да и только. Однако отдохнуть получилось недолго – дня три. Золотов пришёл проверить, как его должник сидит, и очень увиденным огорчился. Потолковал он с начальником тюрьмы и, не знаю опять же бескорыстно ли, нет ли, но отняли у Цыганова его пуховую перину и вкусные кушанья, перевели в подвал, где сыро, крысы, а на потолке труба из ретирады6 подкапывает.

– Ого! Вот это метод. Действенный, должно быть? – Филатову решительность неизвестного ему купца Золотова понравилась.

– Как бы не так, – покачал головой Морозцев. – Упёрся и Цыганов: сидит и из подвала своего грозит, что теперь никому ни копейки не заплатит. Казалось бы, и возраст почтенный, и здоровье уже не то, чтобы в таких условиях существовать, но нет! Третий месяц сидит и проклятия на голову Золотова и всех остальных шлёт. Илья тоже на попятную не собирается. Как месячный срок заключения к концу подходит, он новый вексель в суде предъявляет – Цыганов даже из камеры не выходит. Три уже предъявил, а сколько ещё в рукаве осталось – Богу весть! Кто кого переупрямит – время покажет.

– И вот тут на первых ролях оказалась жена? – предположил Владимир Андреевич.

– Не совсем. Хоть всё и на неё переписано, но дело-то делать надо. Юлия Егоровна Цыганова – баба, извините за прямоту, вздорная и глупая. Сама из крестьянок. Бывший помещик её пятнадцатилетнюю обрюхатил. У другой бы вся жизнь под откос, но не у этой. Старый барин свою жену выгнал и в открытую зажил с дочерью бывшего крепостного, которая ему во внучки годилась. Вот как приворожила. Потом появился Лев Цыганов – помоложе, приятной наружности, образованный, а главное – богатый. И решила Юлия, почти как в сочинении господина Пушкина, что хватит ей быть помещицей, пора стать миллионщицей. Бросила она своего старика и упорхнула с новым возлюбленным, только её и видели. Взял её Цыганов в жёны с дочерью и с дурно пахнущей репутацией, а свою благоверную, как и помещик, выгнал. И этого околдовала. Чем только она их приманивает? Зажила новоиспечённая госпожа Цыганова широко, как и муж: наряды, званые обеды, выезды на тройке лошадей к подружкам в гости. Теперь по Москве ходит только что не в трауре, да Золотова ругает. Хотя не ходит – как выезжала широко, так и продолжает, на тройке в прекрасном экипаже.

– Может у Цыганова со Золотовым из-за неё вражда началась? Может что-то было этакое, раз она на мужчин так магнетически действует? – предположил неожиданно появившийся из-за ширмы Матвей Никанорович, о котором собеседники забыли.

– Ты? Ты здесь всё время сидел? – Морозцев хлопнул себя по колену.

– Да, – просто ответил доктор. – Вы пришли, а я за ширмочку на диванчик переместился. Любопытнейшая история, Савелий Трофимович. Беседуйте, беседуйте, а я с Владимира Андреевича иголки сниму – достаточно для первого раза.

Захаров невозмутимо доставал иглы и складывал их в свой саквояж. Филатов даже не дёргался, на его лице застыла полуулыбка. Наконец весь инструмент был спрятан. Сыщик аккуратно, прислушиваясь к себе, сел на кушетку. Повернулся влево-вправо, чуть наклонился. Боли не было. Он удивлённо покачал головой, вздохнул и резко поднялся с такой решительностью, будто нырял в ледяную прорубь. Ничего. Только приятная истома в мышцах, да небольшая скованность в пояснице.

– Вы, господин Филатов, от резких движений воздержитесь. Также поостерегитесь находиться на сквозняках, спину держите в тепле. Не допускайте для неё температурных контрастов. Понимаю, вы сейчас наверху блаженства, но недуг никуда не делся. Неприятные ощущения вернутся, поэтому завтра процедуру надобно будет повторить, – Матвей Никанорович привычно инструктировал больного, с удовольствием наблюдая, как человек не может поверить в чудодейственный эффект его лечения. – И, само собой разумеется, никаких нагрузок на спину: тяжести не поднимать, долго не ходить и не стоять, при первой возможности присаживайтесь, а лучше принимайте полулежащую позу.

– Ну уж это решительно невозможно. Как я в полицейском управлении сие устрою? Буду, как римский патриций, возлежать в тоге на голое тело? Если б так можно было – этот мир был бы идеальным.

– Идеальным в вашем положении было бы ходить подобно кошке или собаке – на четырёх конечностях. Так нагрузка на позвоночный столб равномерно распределяется. Я же вам этого не предлагаю, – невозмутимо парировал доктор. – Что нужно делать для правильного хода лечения – мною сказано. Дальше дело за вами.