Колорадский хмыкнул и повел Тёму к следующей палате.
– Здесь мы имеем интоксикационный психоз, связанный с поступлениями в организм неизвестного химического вещества. Часто мы такое наблюдаем при попадании в организм веществ, используемых в народном хозяйстве, быту, а также лекарственных средств, применяемых с лечебной целью. Химических веществ, способных вызвать психоз, довольно много, поэтому интоксикации подразделяются на следующие основы группы: расстройства, возникающие при производственных и бытовых отравлениях; нарушения, обусловленные лекарственными отравлениями; алкогольные заболевания; наркомании и токсикомании.
Колорадский остановился около двери в палату номер восемь и продолжил:
– Согласно исследованиям, мы имеем дело с неким новым синтетическим наркотиком. Наши специалисты пока не могут подобрать антидот и сейчас, опять же, нет возможности проводить глубокие исследования, по известной тебе причине. Есть предположение, что это некий хлорорганический пестицид. По данным полученным от доктора Геера, четыре пациента уже умерли, двое находятся в стадии клинической смерти. У этих двоих, находящихся в палате, активная стадия детоксикации очевидно подходит к концу. Они начинают реагировать на внешние раздражители более адекватно. Сейчас они выходят из стадии делирия. Видимо, останутся живы. Хотя, скорее всего, кончеными идиотами. Прошу сюда, заходи.
Тёма вошел в палату, в которой горели светильники зеленого цвета, отчего все в палате казалось травянистым. Посреди комнаты, на небольшом расстоянии друг от друга стояли две медицинских кровати, отделённые друг от друга полотняной ширмой. На кроватях лежали двое, привязанные ремнями за руки и ноги. Головы придерживались такими же ремнями. Рядом с кроватями на стульчике сидела медсестра. Тёма подошел поближе и приветливо кивнул милой девушке в зеленом халатике. В таком свете он не сразу узнал одного из братьев Слепней. Но, узнал, скорее, подчиняясь интуиции.
Пак Слепень был совсем не похож на себя прежнего: толстого розовощекого увальня, любителя выпить за вечер десяток кружек темного пенного, громко поорать хриплым голосом спортивные кричалки в баре с приятелями, вкусно и жирно поесть. На каталке лежала скорее одна треть от настоящего Пака, настолько сильно он похудел, глаза усохли и беспорядочно блуждали, не концентрируясь в одной точке. Все тело мелко тряслось как от сильного озноба, рот кривился в каких-то жутких гримасах, по подбородку текли слюни, вздуваясь в пузыри на пересохших губах. Из горла раздавались еле слышные хрипы. Тёма заглянул за ширму и увидел второго Слепня в таком же плачевном состоянии.
– Эти два пациента попали к нам в понедельник вечером, почти ночью, – проговорил Колорадский, рассматривая рецептурный планшет, прикрепленный в ногах пациента, – их обнаружили на улице милицейский патруль и передали в психиатрическое отделение. Острая наркологическая интоксикация сопровождалась неадекватным поведением. Пациенты бились о землю, царапали себя, старались покалечить свои конечности, набрасывались на окружающих.
– Мало того, что я их знаю еще по школе, – сказал муравей, наклонившись к уху Алексея Ивановича, – они уже и тогда были редкостными идиотами, безо всякой интоксикации. Так я еще видел их в отделение милиции утром в понедельник! Они в воскресенье вечером были в состоянии полного нестояния. Смотри, у меня тут даже зарисовка есть.
Тёма развернул блокнот и перелистнув несколько страниц показал заинтересовавшемуся доктору рисунки, сделанные в понедельник в камере. Лёшик взял блокнот в руки и пристально разглядывал рисунок в тусклом зеленом свете.
– Забавно, – наконец вымолвил он, возвращая блокнот, – говоришь, они уже тогда были в наркотическом опьянении?
– Наркотическом или обычном не знаю. Но выглядели они лучше, чем сейчас, – сказал муравей, с жалостью разглядывая больных, – какой такой дряни они нализались, Док, что превратились в два очумевших огурца?
– Вообще-то, как раз этим и занимался доктор Геер, – сказал Лёша, – первые пациенты с такими симптомами появились где-то с месяц назад и Трипс, заинтересовался этими случаями. Знаю, что первые умерли в течение нескольких часов после поступления в клинику. Его исследования наркозависимости были довольно передовыми, но, я не так глубоко интересовался этой темой. Не совсем мой профиль. Пошли дальше.
Они быстро проскочили отделение общей терапии, хирургию, одно из новых отделений клиники – онкологическое. Затем пробежали через венерологию, где смешливый доктор Колорадский предложил Тёме бесплатно сдать анализы на всякий случай, исходя из рекомендаций его сестры Лизы. После нескольких скабрезных шуточек они спустились вниз, в патологоанатомическую. Все это время Колорадский говорил без остановки.
– Бывал в морге? – подмигнув, спросил Лёшик, – не сдрейфишь?
– У меня такое ощущение, – со вздохом ответил Тёма, – что я тут бываю чаще, чем у себя дома.
За высокой стойкой в этот раз стоял не Семен Сачков, а другой интерн, тощий и длинный палочник, которого Тёма по имени не знал. Но Колорадский представил его как Артура Фантомова48 и попросил отвести их в морг. Палочник оказался медлительным и флегматичным студентом последнего курса медицинского факультета Окружного университета на практике. Тёма с интересом рассматривал, как долговязый Фантомов медленно брал ключи, предварительно потрогав их своими усиками. Потом также медленно выходил из-за стойки, замирая каждые пять секунд и вращая глазами. Еще медленнее двигал конечностями по блестящему коридору в сторону «холодильника». Тёманту очень хотелось его пнуть сзади, чтобы шевелился быстрее, так как время поджимало. Было ощущение, что палочник находится в состоянии каталепсии.
– Там мент, – гнусаво проговорил Артур доктору Колорадскому, – пришел минут двадцать назад. Смотрит тело.
– Чье тело? – спросил Тёма, подозревая, что ответ он знает.
Палочник не удостоил его вниманием и открыл двустворчатые двери перед Колорадским, пропуская его вперед себя. Следом за доктором зашел муравей, мысленно договорившись со своим желудком о временном перемирии, так как в желудке кроме кофе с утра так ничего и не побывало. В середине зала, как он и предвидел, стоял грустный Тараканов. Именно грустный. Усы его висели перпендикулярно полу, на лице отражалась какая-то безнадежность. Он поник головой около одной из каталок в центре зала, и Тёма подошел к нему. На Тараканове была новенькая форма и какая-то черная штуковина на ремне с правого бока, похожая на блестящий кривой огурец.
– Привет, – сказал он Тараканову, – все не можешь оторваться от своего Попандополуса?
– Привет, – ответил Тараканов задумчиво, – а ты-то откуда узнал? Его только что привезли.
– Кого привезли? – Удивился муравей, – это не вчерашний разве?
– Нет. Это еще один, – грустно сказал лейтенант, откидывая простынь с тела, – походу у нас в Округе действует маньяк.
– Что тут у вас, – живо спросил доктор Колорадский, подойдя к друзьям, – интересный случай? Здравствуйте, товарищ лейтенант.
Тараканов протянул руку доктору, и вяло пожал ее.
– Не столько интересно, сколько настораживающе, – ответил он, – второй случай за последние два дня. Этот по хронологии появился раньше, чем вчерашний. Но обнаружили его только сегодня ночью. Почти такая же история, как и с Папилионидисом.
Тёма разглядывал труп на каталке с таким же чувством, как и вчера. Только в этот раз ему стало немного страшно. Это был почти такой же по комплекции гражданин. Сохранившая форму тела оболочка указывала на то, что он был толстой гусеницей, явно пренебрегающей спортом. Голова была запрокинута назад, рот распахнут широко, как в истошном вопле ужаса. Глазницы пустые. Ручки скрючились на груди, сведенные судорогой. Журналист отошел в сторонку, чтобы не мешать Колорадскому рассматривать тело. Тараканов вкратце рассказывал доктору историю «самоубийства», которую он начал расследовать, несмотря на запрет начальства. Лёшик крутил тело и так, и сяк. Тёму снова замутило. Когда Тараканов упомянул странное отверстие на шее у обоих пострадавших, Тёма вдруг подскочил на месте и придвинулся ближе к каталке.
