Брок помолчал, вслушиваясь в тишину.

— А через несколько тиров, я столкнулся с одной из дочерей Эаргана Горана, — продолжил рассказ сын Рэтара. — И ей что-то не понравилось в моём поведении, она схватила меня за шкирку и прошипела в лицо, что я недостаточно почтительно отношусь к своей танаре. И отшвырнула меня. И я был… словно меня ударили. Я бежал домой и не понимал, как так вышло, что она моя танара, это значит, что кто-то из сыновей Эаргана Горана мой отец. Я, пока бежал, перечислил в голове всех, кто умер и кто был жив, всех… Даже Гира вспомнил, хотя он старше меня всего на несколько тиров. И я вбежал в дом и сходу спросил у мамы, кто из сыновей Эаргана Горана мой отец. А у нас в гостях оказывается была одна из его наложниц и она… ну, мама наверное выкрутилась бы, но в общем та рассмеялась и сказала, что знает только одного сына Эаргана Горана с такими же артинскими глазами, как у меня.

— Такими как у Рэтара, — улыбнулась Хэла.

— Да… И всё встало на свои места, потому что такие были только у него и у меня. И если внешне тогда я был похож на многих сыновей Онар и Таагран, то глаза отличают меня от всех, — он повёл плечами и усмехнулся. — Мама была в ярости. Но в конечном итоге она сказала, что если я уйду в службу, то она мне этого не простит. И я послушался. А потом случилось окружение при Тронфе и феран был убит, а митара доставили в Йерот почти мёртвым. И его ранил орт… орт! И Рэтар Горан его убил! Это… это… даже не знаю.

— С ума сойти? — прокомментировала ведьма.

— Даже больше, — кивнул головой юноша.

— Ты видел ортов? — ей всё ещё было интересно, действительно в этом мире есть такие великаны. Хотя конечно было понимание, что вполне возможно Рэтар, рассказывая о них, мог бы преуменьшить размер, а не наоборот.

— Да, Хэла, видел, — ответил Брок. — И они… нельзя в одиночку убить орта. Опытный воин орт может раскидать с десяток обычных воинов, словно они дети. Понимаешь? Они жуткие. И то, что он в одиночку убил орта, это невероятно. И я, я наплевал на то, что мама сказала, я хотел, я… мне казалось, что должен попытаться быть с ним рядом. Просто попытаться, ну а вдруг, просто прикрыть его спину. И ушёл в служение.

— Мама была зла?

— Да, но оказалось, что я не такой уж слабый. Не слабее многих, я хороший лучник, а уж ножи метаю вообще лучше всех, — он улыбнулся. — И я пробыл в корте служения где-то полтира, а потом в один из дней пришёл Тёрк, прямо во время тренировки показал на меня, и сказал, что я иду с ним. И так я попал в отряд. Я стал фором при Тёрке и Миргане. Я следил за оружием и бронёй, я выполнял всякие поручения, и они меня учили, смотрели за мной, а одно время я даже жил в главном доме и был кем-то вроде хранителя Итры…

Тут Брок запнулся, глянул на Хэлу наискосок, проверяя реакцию. Она кивнула:

— Про Итру я всё знаю, — ответила ведьма.

— Он был слабым, — пожал плечами Брок. — У него голова отлично работала, но тело… а ещё он всегда хотел угодить отцу, но ему казалось, что получается не очень. Однажды, незадолго до гибели, он сказал мне, что я хотя бы похож на отца, а у него даже с этим проблема.

— Итра не знал, что он… — она закусила губу, потому что, ну а вдруг Брок не в курсе всего этого?

— Что он не его сын? — уточнил Брок и Хэлу отпустило.

— Да.

— Думаю, что он догадывался, — пожал плечами юноша. — Но никто никогда ему этого не говорил в лицо, да и относились к нему всегда… не знаю, как к сыну ферана, с уважением и любовью. И отец, он никогда и виду не подал, что что-то не так. Итра был сам в себе, всегда. С Элгором они были дружны. Итра помогал ему в управлении фернатом, потому что было интересно, это же нужно ум приложить — а он был очень умным.

Где-то подала голос птица, птенец за пазухой Брока подал голос. Юноша шикнул на него, а Хэла захихикала.

— А однажды отец меня спас, — проговорил парень. — И я вернулся домой, потому что был при Тёрке всё время, особенно на войне. А он всегда маму свою навещал, чтобы показать, что с ним всё хорошо. И я тогда пошёл к своей и рассказал, что феран меня спас, а она мне сказала, что и этого не достаточно. И тогда рассказала о том, что произошло, о том, как отец с ней поступил.

Он смущённо повёл плечом, пнул сапогом камень.

— Я любил маму, но она была зла только потому что не было возможности выбраться из Кэрома, а ей хотелось в харн, потому что там не надо было работать. А в Кэроме надо было, — проговорил Брок. — Её рассказ меня конечно подкосил, потому что я же уже знал какой отец человек. Что он справедливый, честный, добрый, что он любит простоту, ясность, ему не нравится стеснять людей. Я знаешь сколько его фор? И я ни разу не чистил его оружие и ни разу не чинил одежду, броню, даже к оружейникам не носил ничего и не забирал — он всё делает сам.

— Феран штопающий свои рубахи, и предпочитающий вяленое мясо, самому изысканному из дорогущих явств? — улыбнулась Хэла, а сын Рэтара усмехнулся.

— Да, — подтвердил он. — И я видел, как он с женщинами обращается. И я расстроился. И ушёл от неё. Я понимал, что она не станет врать, но верить ей было тяжело. И принять тоже. И я пришёл к Тёрку, но он ушёл к книтам Кэрома, а я наткнулся на его маму. У него была потрясающая мама. Она была строгая — весь Кэром под собой держала, но при этом была доброй и такой… мудрой, наверное. Она увидела, что я не в себе, и вытащила из меня то, что случилось. И сказала, конечно, что не имеет значения, что там когда-то произошло, что я вижу своего отца, своего ферана, и знаю какой он, знаю о нём всё. А судить легче лёгкого. Особенно, когда не знаешь, что это такое, когда не ходил в чужой одежде, не примерял её на себя. А мне потом удалось.

Хэла посмотрела на него озадаченно, поборола в себе желание глянуть внутрь паренька, чтобы увидеть — неужели он мог девушку силой взять?

— Точнее, мне не удалось, но я почти, — нахмурился Брок. — Это было в последнюю войну. Тогда ещё Итра погиб и отец был очень лютым. Все сражения были просто каким-то сплошным ужасом и мы, в самом конце уже войны, попали в одну горную область одного из соседних элатов и те люди сами попросили помощи, а потом смотрели на нас как на захватчиков.

Парень мотнул головой, глянул на Хэлу виновато. Ей показалось, что он пожалел, что начал об этом говорить, но вполне возможно, при его характере, он всё ещё винился, оттого говорил об этой ей, не чтобы оправдаться, а чтобы было понятно, что он этого не скрывал. Рэтар был такой же.

— И однажды я перебрал, потому что усталость была такая беспросветная, что ли, напряжение, словно на тебя давят и ты не можешь уже, — проговорил Брок. — И, в общем, я толком только помню ту девушку, лицо её испуганное, а потом мне по голове, как бухнуло.

И юноша снова глянул на ведьму.

— Я проснулся на следующее утро, а надо мной Тёрк… и знаешь у него есть два лица — добродушного танара и беспощадного убийцы. И когда видишь второе — надо бежать. А я не мог бежать, — Хэла очень не хотела смеяться, но как представила эту картину, удержаться не смогла и прыснула со смеху, хотя Брок тоже веселился это вспоминая. — Я даже пошевелиться не мог, с пьяну и голова болела от удара. Думал всё, мне конец. Как я не обоссался со страха не знаю.

— Что он тебе сделал? — спросила ведьма.

— Ничего. Но этого его лица было достаточно, — и парень снова стал серьёзным. — И мне конечно было стыдно — девушку я ту не нашёл потом, но Тёрк наверняка перед ней за меня прощения просил, и за это мне тоже стыдно…

— Мы все совершаем поступки, за которые нам стыдно, — ответила на это Хэла. — Они разные. Но то, что мы испытываем стыд делает нас чуточку лучше, хотя нужно конечно найти в себе силы просить прощения и пытаться всё исправить. Одним стыдом делу не поможешь.

Брок согласно повёл головой.

— И перед отцом тогда стало ужасно стыдно, потому что он всегда хорошо ко мне относился, всегда… я знаю, что мне и просто понимания того, что он мой отец, было бы достаточно, но то, что обо мне ещё и заботятся… я же понимаю, что Тёрк, да и Мирган, следят за мной, потому что отец приказал.