Прощание с отделением тоже вышло каким-то скомканным и натянутым, словно Рене уже была не с ними, а на острове Монреаль. Ей пытались сочувствовать, кто-то громко жаловался на несправедливость системы, но она лишь улыбалась и пожимала плечами. Всё будет к лучшему.
– Герберу свою забери, – привычно проворчала Энн. Подруга стояла в раздевалке, прислонившись плечом к одному из шкафчиков, и с утрированным интересом наблюдала, как Рене запихивала в картонную коробку те самые тапочки с вишенками. – Это чудовище едва выживало, пока ты моталась по конференциям. А уж с твоим отъездом совсем подохнет. Жалко же.
– С ней просто надо разговаривать, – рассмеялась Рене. Вообще-то, она даже не думала забирать с собой старый цветок, что скривился от нелёгкой жизни среди вечно занятых врачей, но теперь засомневалась.
– Ещё песенки предложи спеть. – Медсестра закатила глаза, а потом фыркнула, заметив смущённый румянец Рене. – Господи, Роше. Ты точно диснеевская принцесса – сама доброта, кротость и зверюшки на заливистые триоли прибегают. Того и гляди, из-под хирургического костюма вылетит стая птичек. Я надеялась, что за четыре года успела вложить в тебя хоть пару граммов цинизма, но куда там!
– Читала одно исследование, в котором описывался положительный эффект… бесед, – буркнула Рене, а сама покраснела ещё сильнее.
– Где? В «Ведьмовском еженедельнике» или в «Актуальных проблемах современного принцессеведенья»? – Энн всплеснула руками. – Рене, это цветок. Просто дурацкий привередливый зелёный хмырь, который цветёт раз в десяток по особо значимым праздникам Британского Содружества. А значит, никогда!
– В прошлом месяце цвёл, – осторожно заметила Рене.
– Это всё твоя живая вода, или чем ты там его поливаешь.
– Так и быть, я оставлю тебе рецепт.
– Лучше уродца забери, – хмыкнула Энн. – Нет, я серьёзно. Погибнет же.
– Господи, да куда я его дену? – не выдержала Рене. Вынырнув из металлического шкафчика, она укоризненно посмотрела на подругу. – Моя новая квартира размером со спичечный коробок, если верить описанию и фотографиям. – Энн удивлённо подняла брови, и Рене со вздохом созналась: – На что хватило денег.
– Всё так плохо? – медсестра опустилась рядом на скамью.
– Ну… – Рене замялась. – Две тысячи красивых канадских долларов, чтобы сдать промежуточные тесты, столько же потратила на бесполезные заявки в системе, сам переезд…
– И оплата резидентуры, – тихо закончила Энн. – Дерьмово, Роше. Спросить о служебном жилье ты, конечно же, не подумала, а клянчить у своего великого и ужасного деда не хочешь. Даже не знаю, как ты там справишься без меня.
– Сначала поживу в той квартирке, а потом придумаю что-нибудь. Она не плохая, просто… – Рене споткнулась, подбирая слова, но Энн перебила.
– Просто отстойная.
Рене лишь вздохнула.
– Мне будет тебя не хватать, глупая ты добрячка, – сумбурно пробормотала подруга, а затем резко шагнула вперёд и до треска в рёбрах стиснула в объятиях.
Рене ничего не ответила, только шмыгнула носом и понадеялась, что это будут последние слёзы. Честное слово, всё не настолько уж плохо, чтобы лить их столь часто.
Ну а девятого дня, зажав в одной руке чемодан с самым необходимым, а другой подхватив горшок с ярко-жёлтой герберой, она сошла с поезда на Центральном вокзале. Толкучку, что царила в бесконечных подземных переходах огромного здания, куда один за другим прибывали составы, Рене преодолела почти без происшествий. Лишь пару раз заплутала в коридорах расположенного под землёй торгового центра, но кричащие крупным шрифтом указатели быстро вернули на правильный путь, который привёл на поверхность. Так что ровно в полдень она, вместе с деловито переговаривавшейся толпой, вывалилась под серое монреальское небо и упёрлась взглядом в такие же серые камни высоток.
Стеклянные и не очень, большие и пониже, стройные свечки и многоярусные монстры, чьи верхушки терялись в быстро пролетавших облаках, казалось, были повсюду. Неподалёку притиснулся какой-то собор с позеленевшей от времени крышей, впереди усердно сигналили скучавшие в пробке машины, а позади гудел старый порт Монреаля. И Рене, что стояла посреди этого великолепия цивилизации, отчаянно улыбалась. Она восхищённо вертела головой, вдыхала аромат кофе и выпечки из расположившегося через дорогу Старбакса и точно знала, что полюбит этот город, такой непохожий на тихий, старый Квебек.
Однако долго предаваться радости и умиротворению, конечно же, ей не дали. Получив заслуженный тычок в плечо от спешившего по делам мужчины в костюме, Рене наконец-то пришла в себя, потёрла надоедливо зудевший шрам и отступила к краю дороги. Найти телефон в кармане плаща отчего-то оказалось непросто. В какой-то момент даже почудилось, что тот остался на столике поезда и придётся вновь продираться сквозь встречный поток, чтобы попасть на подземную станцию, но скользкий проказник всё же нырнул во взмокшую от волнения ладонь.
Сверившись с картой, Рене тяжело вздохнула и поудобнее перехватила увесистый цветок. Если верить маршруту на карте, то где-то неподалёку находилась её больница, а вот дом… Она ещё раз уменьшила масштаб на экране телефона и поджала губы. Три пересадки и полтора часа в душных автобусах по пробкам, а ещё… А ещё так будет каждый день. Прикрыв глаза, Рене попыталась даже в этом найти хоть что-то хорошее: например, у неё будет возможность рассмотреть город. К тому же, потерпеть надо лишь год – до весны, когда она сдаст все экзамены и получит лицензию. А уж если совсем повезёт, то найдёт другое жильё.
Так что приободрённая натянуто-радостными мыслями, Рене уже было шагнула в сторону запримеченной автобусной остановки, как в следующий момент что-то больно ударило в бок, садануло по локтю и выбило злополучную герберу из рук. Горшок с хрустом упал на асфальт мостовой, а уши заложило от рокота мотора. В последний момент, прежде чем пошатнуться, Рене успела увидеть мелькнувшую впереди чёрную молнию мотоцикла, затем раздался визг тормозов, ну а она едва успела схватиться за фонарный столб.
– Вот же… – Сиплое ругательство лишь чудом не вырвалось изо рта, пока ладони сами ощупывали пострадавшие рёбра. Судя по всему, синяк обещал выйти ошеломительным. Тем временем взгляд упал на рассыпавшуюся землю и поломанные листья, отчего Рене тяжело простонала. – Вот же… И что мне теперь с тобой делать?
Цветок, естественно, не ответил, да и с чего бы вдруг. Всё ещё держась за пострадавший бок, она осторожно присела перед устроенным беспорядком и вздрогнула от неожиданности, когда заметила внезапно склонившуюся рядом чёрную фигуру. От неловкого движения Рене пошатнулась и непременно упала бы прямо в рассыпанную землю, но чья-то рука в перчатке оказалась быстрее, рывком схватив за плечо. Ох, господи… Похоже, к вечеру она вся покроется синяками. И всё же Рене промолчала. Растерянно моргнув, она уставилась сначала на возникшие прямо перед ней ботинки со странной подошвой, потом на обтянутые кожей мотоэкипировки колени и немного пугающие жёсткие ребра доспеха. А затем взгляд упал на затемнённое стекло такого же чёрного шлема, стоило мужчине – что было очевидно хотя бы из роста, не говоря уже о впившихся в несчастную руку пальцах – опуститься рядом на корточки. Раздался щелчок поднятого визора, и Рене совершенно неприлично, откровенно невоспитанно уставилась в тёмные глаза, что внимательно рассматривали её с головы до испачканного подола белого платья в цветочек. А то вполне успешно подметало собой пыль мостовой.
На какое-то мгновение ей подумалось, что у парня запущенная анемия, настолько бледным и восковидным показался открытый участок кожи. Словно он был одним из вампиров Джармуша. Но потом первый за это хмурое утро солнечный луч скользнул по улице и перебрался на лицо незнакомца, вспыхнув янтарным цветом радужки и тёмным лимбом, ну а Рене поняла, что ошиблась. Видимо, прошедшим летом этот гонщик просто ни разу не выходил в мир людей без своего защитного обмундирования. От этой мысли она улыбнулась, а незнакомец нахмурился, отчего заметные надбровные дуги нависли ещё сильнее над враз потемневшими глазами, откуда исчезло всё золото.
