Саша опустился на диван рядом с другом. Какое-то время они молчали. Космос мялся, не зная, как подступиться к щекотливой теме. Наконец, он угрюмо произнес:
— А если это она, что ты будешь делать?
— Не знаю, — Саша в глубине души надеялся, что это его беспочвенные грязные обвинения, и жена здесь совершенно не причём…
Но почему, почему она не поехала с ними?
— И что так просто рука поднимется на любимую женщину? — Космоса охватил ужас.
— Шмиту поручу, — выдохнул Белов.
— Белый, не пори горячку? Ты кукухой поехал, что ли? А пацан? Да ты просто представь, она же девка, твою мать! Жена, мать твоего ребенка, хорош… Разобраться надо.
— Боюсь, Кос, если бы ты только знал, как я боюсь потерять её навсегда, — Белов закрыл глаза и сглотнул ком в горле.
Вдруг в дверь кабинета коротко постучали, и к ним заглянула медсестра, делавшая Белову перевязку.
— Александр Николаевич, там жена Филатова приехала, — сообщила она. Белов с Космосом сумрачно переглянулись, синхронно поднялись с дивана и направились к дверям. — Будьте любезны, приготовьте нашатырь, — хмуро попросил медсестру Саша.
Кое-как успокоив Тамару и передав ее в заботливые руки медсестер, друзья полном молчании вернулись в кабинет главврача. Долгожданный звонок прозвенел минут через десять.
— Да! — схватил трубку Космос. — Космос, это Шмидт, — послышался его ровный, невозмутимый голос. — Её нет нигде… Сто процентов, самолет уже на взлетной… Что нам делать? Прикрыв трубку рукой, мрачный как туча Космос повернулся к Белову. — Саня, её не было на рейсе. Белый выдавил беспомощную улыбку и в полной растерянности покачал головой: — Блин, это дурной сон какой-то! — Шмидт спрашивает, что ему делать.
Прикрыв глаза, Белый секунду молчал, а потом чеканным голосом скомандовал:
— Пусть возвращаются. Надо снять часть людей отсюда, пусть пасут везде, где она может засветиться. И Макса предупреди.
И Белов вернулся в кабинет главврача, а Холмогоров, поняв, что нужно срочно спасать ситуацию, набрал Макса.
— Ало, Макс…
— Да, — Карельский снял трубку с первого гудка.
— Слушай сюда внимательно, ты сегодня подвозил Пчёлкину?
— Да.
— Что еще сегодня было?
— Сначала Валера завез ее вместе с сыном к родителям, забрать не смог, я повез ее к вам. Все было спокойно. Никаких накладок.
— Я знаю, что сегодня у Фила были съемки, и там была Сурикова. Езжай к ней, поговори, выведай все, что было до, во время съемок и после.
— Понял, сделаю, — и Карельский повесил трубку.
Нахмурившись, Космос, вновь взял мобильник и стал набирать знакомый за последние годы номер.
Звонок раздался, когда Ольга, одетая в длинное вечернее платье, наносила последние штрихи яркого и эффектного макияжа.
— Алло? — Космос беспокоит, — сухо представился Холмогоров. — Короче, к тебе скоро человек подъедет, будет с тобой диалог. Никуда не уходи, поняла? Жди. Ответишь ему на все вопросы и тогда гуляй смело.
— Я… Я не могу!.. — недоуменно и растерянно протянула Сурикова, но в трубке уже звучали короткие гудки.
В кабинет главврача заглянул хмурый охранник.
— Привезли, — коротко доложил он. Сидевшие в разных углах Белый и Космос, переглянувшись, одновременно поднялись с кресел. Отодвинув охранника в сторонку, в дверь вошел Шмидт, за ним, между двумя его подручными, шагала Варвара Павловна Пчёлкина. Варя вышла вперед и остановилась посредине кабинета. Как кролик на удава она неотрывно смотрела на ствол в руках мужа. Лишь спустя несколько мучительно-тягучих секунд она подняла глаза на Белова и Космоса. — Спасибо, ребята. Подождите снаружи, — приказал Белый. Шмидт со своими людьми вышел из кабинета и плотно прикрыл за собою двери. — Ну что скажешь, родная? — тихо спросил Белый. Вдруг Пчёлкина присела на корточки и обхватила руками голову, будто надеялась таким нехитрым способом укрыться от пистолета мужа, находящегося прямо на уровне её глаз. В кабинете стало так тихо, что Белову неожиданно показалось, что он слышит, как исступленно колотится и скачет в груди у жены испуганное сердце. Вдруг за дверью послышалась какая-то возня, чей-то взволнованный женский голос и невнятное басовитое бурчание охранников. В кабинет главврача кто-то рвался, и его, понятное дело, не пускали. Возня не стихала, и, наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла запыхавшаяся молодая медсестра. Пылко и сбивчиво она затараторила: — Извините, ребята, но… — тут она увидела пистолет в руках мужчины и Пчёлкину, почти лежащую уже на полу, и испуганно осеклась. — Что случилось? — спокойно спросил Белов. — У нас осложнения, — взволнованно объяснила девушка. — Филатову срочно нужна кровь, группа редкая, а у нас запасов с девяносто первого года — ни капли. Есть кто-нибудь с третьей группой? Резус отрицательный… Белов переглянулся с Космосом, потом посмотрел на испуганную жену и сказал: — Есть…
В операционной было тихо. Слышалось только попискивание приборов, подключенных к неподвижному Филу, и его тяжелое, свистящее дыхание. Голову раненого закрывала плотная белоснежная шапка из бинтов. На соседней с ним койке лежала Варя. Их руки соединяло какое-то устройство с толстыми желтоватыми трубками, по которым текла кровь. Пчёлкина оторвала взгляд от бледного лица друга и, повернув голову, уставилась в потолок.
Шмидт и трое его бойцов дежурили в коридоре возле операционной.
— Братва, что с Пчёлкиной-то будет? — спросил один. Шмидт, единственный, кто знал ответ на этот вопрос, промолчал. Ответил другой боец, лениво прохаживающийся по коридору. — Бригадиры потрут… — кивнул он в сторону кабинета главврача. — Если сойдется, намажут ей лоб зеленкой. — Да-а, блин… — задумчиво вздохнул тот, что спрашивал. — Вот так живешь, живешь… А прокололся раз — и уже не живешь. Тут и забудешь — брат, сестра, муж или жена… К разговору подключился третий браток. Недоуменно пожав плечами, он спросил: — Я одного не пойму: на черта Белому эти понты с переливанием? У меня, например, тоже третья отрицательная… Шмидт пристально посмотрел на него и совершенно спокойно сказал: — Глупый ты. Саша ей час жизни подарил…
Макс нагрянул к Суриковой меньше чем через полчаса. Гнал на всех парах, иногда забывая про красные сигналы светофора. Ольга открыла сразу же, поскольку, дрожа от непонятной тревоги, все время после звонка Космоса расхаживала в прихожей.
— Обойдемся без любезностей, — Карельский остановился у порога, захлопнув дверь. — Рассказывай.
Ольга с точностью пересказала, что было на съемочной площадке, затем протянула камеру Максу.
— Вот, здесь и трюки и всё…
Мужчина увидел, как мигает красная кнопочка записи. Он вдруг приподнял брови, схватил камеру и увидел, что съемка не прекращалась до этой минуты.
— Я это изымаю. Скоро вернут. Бывай, подруга.
Белый и Космос вели непрерывные дебаты, когда вдруг распахнулась дверь.
— А, Макс заходи, привёз? — обратился к нему Холмогоров.
— Да, — Макс положил камеру на стол.
— Что это? — Белов недоуменно уставился на нее.
Видеокамеру с откинутым миниатюрным монитором включили на воспроизведение и установили на столе. Кругом сгрудились Саша, Космос и Макс. Сзади тянул шею Шмидт, стараясь разглядеть экран через их плечи. — Дату видите? Сегодня, одиннадцать тридцать, — комментировал запись Макс. Изображение на мониторе несколько раз перевернулось, чередуя землю и небо. Так бывает, когда не выключенную видеокамеру передают из рук в руки. Затем на экране появились шагающие ноги и муляж головы Фила, которую держала за волосы чья-то рука. — Вот, видите? Он камеру забыл выключить, — пояснил Макс. Картинка относительно стабилизировалась, и стало понятно, что по-прежнему не выключенную камеру положили внутрь машины, на полку за задним сиденьем. Издали послышался обрывок разговора Валеры и еще нескольких людей. На экране замелькали полосы — это Макс запустил перемотку записи вперед. — Сейчас… — буркнул он и снова включил воспроизведение. На первом плане, на заднем сидении, лежала сумка Фила, из которой торчал нос муляжа.