Глава II

Федор никогда ранее не видел закулисную жизнь цирка, жизнь после выступления: когда гасятся факела, опускается занавес, заканчивается праздник. Он никогда не задумывался, что происходит после завершения светлого, а оказывается все согласно логике и после светлого приходит темное. Именно такое впечатление и произвело на него закулисье цирка.

Грязная площадь, образованная цирковыми кибитками, пустые бочки вместо столов, мешки с сеном вместо кресел. Все пьяны и крикливы. Но больше всего поражало людское падение: вот статная дама держит на коленях и целуется с двумя карликами, вот цирковой силач держит на коленях опрятного юношу дворянина, а вот и акробатка, обнимающая дородную купчиху. Конечно, здесь были и более приемлемые группы: это и старый генерал в объятиях двух наездниц, и молодая девушка, повисшая на шеи у индийского факира, но это не так бросалась в глаза на фоне запредельного, не естественного грехопадения.

Пробравшись через всю импровизированную площадь, он оказался у самой большой и нарядной кибитки владельца шапито.

Вытащив волчонка из-за пазухи, он вошел внутрь.

– Здравствуйте, я от аптекаря, Иосифа Моисеевича.

– Да, да заходите, я предупрежден, – было сказано с явным французским акцентом.

Из противоположного темного угла вышел маленький, худощавый, лысый пожилой человек с щенком белого пуделя на руках.

Федор был несколько обескуражен внешним образом этого человека. Когда о нем рассказывал аптекарь он представлял статного, крупного, седовласого мужчину перед которым, по одному только взгляду, дикие животные занимают смеренную позу и выполняют любые приказы. Когда же он пробирался сквозь вертеп творящийся снаружи, он представлял его сущим дьяволом, сатаной, но по факту это был приятный человек в возрасте, от которого веяло добром и силой.

– Вы удивлены месье Федор? Чем если не секрет: мной или тем, что вы видели за дверью?

– Конечно я несколько удивлен происходящим за кулисами цирка.

– Цирк – это всего лишь парадная ширма большого мира шапито, – весело сообщил француз. – Мир шапито очень волшебное место, здесь каждый получает, что хочет, кто-то реализует свои сокровенные желания, кто получает материальные блага за осуществления чужих желаний. Из шапито редко кто-то уходит не удовлетворённым. Вот вы зачем пришли?

– Так я же говорю я от Иосифа Моисеевича, он сказал, что вы заинтересовались моим белым волчонком.

– Да Федор, мы уже это выяснили с вами ранее, но, по-моему, сейчас вас гложет ни это. Вы ищите другое.

– Я ищу ответ, который я явно не получу в этом месте.

– Ну и ладно. Давайте вернемся к волчонку.

Федор опустил на пол волчицу, хозяин цирка опустил на пол пуделя. Волчонок прижался к ноге хозяина и оскалился, пудель, подпрыгивая подбежал к волчице и призывая к игре, положил ей на спину лапу. Волчонок огрызнулся, но кучерявый не стушевался, легким, быстрым прыжком перепрыгнул волчицу и снова положил на нее лапу. Это повторилось несколько раз. В какой-то момент волчица успокоился, обнюхал нового друга и неспеша побежал за ним.

– Вы когда-нибудь думали, чем отличается собака от волка?

– Волк – это волк, собака – собака. Волк дикий зверь, собака домашнее животное.

– На самом деле это родные братья, разлученные в детстве и воспитанные в разных культурах. Собаки живут по правилам человека и чтобы добыть пищу нужно сделать-то, что требует хозяин, волк – по правилам дикого леса и чтобы добыть пищу, нужно убить другого. Поверьте мне, щенок, оказавшийся в волчьей стае, станет неплохим волком.

Вот вы, военные, очень похожи на собак, за довольствие, славу и награды вы выполняете команды, а вот шайки кавказцев – это волки, которые просто добывают себе пропитание, они так же осторожны и не будут идти в лоб, понимаете, нет смысла погибать, добывая пропитание, это не рационально.

– Благодарю вас за занимательную лекцию, но я очень спешу.

Француз, не обращая внимания, продолжил свой монолог.

– Но в них остается общее, на самом нижнем уровне, остается зверь, который свято охраняет желание жить и плодиться. Так и человек загнанный в угол, не имея других путей, выпускает своего зверя и делает все чтобы выжить.

Дрессировщик, внимательно посмотрел в глаза Федора и увидев в них глубокое раздумье, удовлетворённо улыбнулся и сменив тон произнес:

– Так сколько вы хотите за этого прекрасного щенка?

Граф бодро поднял глаза, посмотрел на француза и уверено сообщил:

– Щенок не продается, я больше не нуждаюсь в деньгах. Честь имею! – отрапортовал он, щелкнул каблуками и направился к выходу.

Уже переступив порог он развернулся и сказал на прощание: «Вы были правы в мире шапито, каждый находит то, что ему нужно.»

– Каждый находит, что он ищет, но это не всегда то, что ему нужно, – поправил графа, француз, но Федор его уже не слышал.

Глава III

Когда их экипаж подъезжал к парадному входу, бал уже был в полном разгаре. Он никогда ранее не был на балах и знал о них только по рассказам матери. Единственное официальное мероприятие в котором он участвовал ранее это был званый обед посвященный именинам императора у начальника штаба еще на Кавказе. Но то было совсем другое и больше напоминало, обед шальных детей у престарелых родителей. Где папа следил, что бы дети не оскорбили слух мамы, своими бравыми и пошлыми речами, а мама следила чтобы дети меньше пили и больше кушали.

Теперь все было по-другому. Дорогой экипаж, он сидел в новом парадном мундире из лучшего сукна, подогнанный к его фигуре, лучшим портным столицы. В первые за долгое время он нравился сам себе и конечно рассчитывал, что это оценят все присутствующие.

Тем временем экипаж остановился, князь Боголюбов хлопнул графа по плечу: «Давайте поручик как договаривались, я буду всегда в пару шагах от вас».

Парадные двери распахнулись перед Очаковым, в лицо хлынул воздух из смеси приторных ароматов эфирных масел, пота и воска. Зал был наполнен света тысячи свечей, который многократно отражался от зеркал, позолоты стен, эполетов парадных мундиров и огромного количества бриллиантов на украшениях присутствующих дам.

Справившись с оторопью, граф стал пробираться сквозь толпу в дальний правый угол, где любили собираться гвардейские офицеры. На его удивление, никто не обращал на него внимание, он был обычным муравьем в огромном муравейнике не отличающийся не в плохою и не в превосходную степень. Творящийся вокруг хаос был продиктован какими-то, неизвестным ему законом, но закон заставляющий все это двигаться был, просто он еще не мог его понять.

Федор остановился в метрах шести от группы офицеров, чтобы найти взглядом свою цель и тем самым оказался в толпе молодых придворных фрейлин, при чем так неудачно, что оказался в самом центре. Он почувствовал взгляды непонимания на себе, как будто он не гвардейский офицер на званом балу, а черный кот разлегшийся на проезжей части. Не найдя, что сказать чтобы как-то сгладить конфуз, он просто потупив глаза ретировался в сторону. Тут же законы хаоса взяли верх и все продолжилось в прежнем ритме, как будто не было этого сбоя.

Федор выдохнул, конечно, подсознательно он хотел внимания, но внимания наполненного восторженностью или хотя бы заинтересованностью, а не недоумением.

В толпе офицеров раздался знакомый низкий командный голос.

– Капитан, если вы явились сюда в мундире, то и сапоги должны соответствовать уставу, – это был он, предстоящая жертва. Бергер как всегда отчитывал какого-то офицера за несоблюдение устава. У него было явное помешательство на законах, кодексах, уставах и прочих прописных правил.

– Хорошо когда есть уставы, за ними всегда можно спрятать свою бездарность и тупость, – громко произнес Очаков, что бы сквозь окружающего шума его услышал герцог, но как назло в этот момент закончилась очередная партия у музыкантов и его выкрик услышали все.