Глава I

Он открыл дверь в свою конуру, точнее это была не дверь, а сколоченная из неотёсанных досок перегородка, вывешенная на петлях. Свет из коридора осветил жалкое убранство полуподвального помещения. Старый деревянный стол с покоробленным шпоном, стальная кровать, изъеденная ржавчиной и небольшой сундук с черными пятнами грибка.

Он тихонько свистнул, из-за сундука показался черный нос белого волчонка. Щенок внимательно понюхал воздух и осторожно вышел на открытое пространство и сел в квадрат света.

Волк, все-таки есть волк, у Федора в детстве были щенки, которых он подбирал на улице, но их поведение было совсем иное, при виде хозяина они бросались на встречу, прыгали, визжали, а этот просто сидит, внимательно и настороженно смотрит, эмоции выдает только хвост, который веляя стучал по деревяному полу ровным ритмом.

Федор, не закрывая дверь, чтобы не жечь последний огарок свечи, поставил на стол бутылку дешёвой браги и не снимая шинель бахнулся на кровать.

Волчонок без колебаний запрыгнул к нему и с кряхтением улегся рядом под его левую руку. Федор потрепал его по мягкой щелоковой шерсти.

Это была волчица, последняя оставшиеся из всего помета, подаренного ему командиром, когда он получил долгожданное направление из кавалерийской части на Кавказе, в столичный гвардейский полк.

Память вернула его в прошлое, из влажного, холодного помещения, пахнущего плесенью и клопами, в теплый весенний сад черешни, благоухающий ароматами цветов и озона.

Известие о его переводе ему сообщил лично командир полка, после чего предложил прогуляться по саду возле штаба.

– Зачем тебе это Федор? Лучше быть первым среди равных здесь в райском месте, чем обычным среди чужаков в этом болоте, в прямом и переносном смысле.

– Это мечта, – парировал Федор. – Понимаете Владимир Николаевич, мое детство прошло в жалкой лачуге, в постоянной нужде. Кроме титула и громкой фамилии я не чем не отличался от обычной дворовой детворы. Хотя, нет, отличался. Отличался тем, что у них не было вечерних рассказов матери о том, что я потомок древнего русского рода, о великих свершениях моих предков, о геройском поступке моего отца. Вот тогда и возникла эта мечта, вернуться в столицу и служить при императорском дворе, как это делали все мои предки. Я сейчас понимаю, что всем моим друзьям из детства было куда проще, над ними не висело это наследие предков.

– Ладно,– махнул рукой командир, – нет менее неблагодарного дела, чем топтать чужие мечты. Все равно ничего не добьёшься, а только наживёшь себе врага. Хотя ты и делаешь ошибку. Я бы очень хотел тебе сказать возвращайся, когда рухнут твои песчаные замки, но зная тебя, понимаю, что ты никогда не признаешь поражение, точнее ты его не сможешь принять и выберешь крайний путь.

Командир полка наклонил цветущую ветку черешни, вдохнул аромат ее цветов и сломал с досады.

После незначительно паузы, полковой командир продолжил: «Сегодня казаки накрыли волчье логово, эх если бы ты видел эту стаю, один лучше другого, но к сожалению пришлось делать облаву, паразиты повадились резать овец у местного населения. Так вот в логове оказались волчата необычного белого окраса, зайди на конюшню забери их. В столице падки до всякой диковины, продашь их, на первое время хватит. Ну а больше, не обессудь, ничего дать не могу.»

Владимир Николаевич замолчал, резко развернулся на каблуках и не попрощавшись ушел.

Так все и вышло. По приезду в столицу, он быстро распродал всех белых волчат, на что и справил себе новенький гвардейский мундир. Только одна сука никак не желала покидать его рук, то ее начинало лихорадить, то начинала хромать, а однажды великолепно сыграла трусливую истеричку при очередном смотре. Так и осталась у Федора.

Но теперь, когда все мечты рухнули, и нет выхода кроме крайнего, он решил отдать щенка в заботливые руки престарелого француза, дрессировщика из цирка.

Федор налил себе браги из бутылки и выпил залпом это ужасное пойло.

А ведь Владимир Николаевич был прав, он просто не вытянул жизнь гвардейского офицера в столице. Здесь было все очень дорого, и эта конура, в которой он жил, провизия и даже обычные свечи. Но последней каплей стала его поношенное за полгода обмундирование.

Так как, после продажи щенков он смог себе справить только один комплект, а другой гражданской одежды у него не было, то форма быстра пришла в непотребное состояние, и сегодня на смотре, перед заступлением в караул, начальник при всем личном составе отчитал его «за ненадлежащий внешний вид» и предупредил, если через три дня он не появиться в новом обмундировании, будет разжалован и с позором отправиться восвояси.

Он было днем потыкался в швейные мастерские, просил рассрочку, предлагал отработать, угрожал, но все без успешно. На последние гроши купил бутылку дешевого пойла, горсть свинцовых пуль и маленькую пачку пороха.

Из состояния размышлений его вывел громкий и резкий голос, доносящийся через открытую дверь из коридора.

– Что за ужас, как здесь можно жить?

На шум отреагировал не только он, но проститутки, квартировавшие здесь.

– Господин офицер, не проходите мимо, заходите к нам, ах надо же какой ангелочек спустился к нам в преисподнюю.

– Обязательно красавицы, сейчас только приятеля навещу и сразу к вам, хотя нет, лучше мы с вами отправимся в кабак, ждите мои девочки, я не долго.

Федору этот голос был знаком, это голос его сослуживца, богатенького князька, который служил в свое удовольствие и не в чем не нуждался.

В проеме показался князь Боголюбов с белозубой улыбкой, одетый в новехонький мундир и с бутылкой коньяка в руках.

– Федор, друг мой, в какую же ты дыру забрался.

Подойдя к столу, он с брезгливостью посмотрел на початую бутылку браги, скинул ее со стола бутылкой коньяка, которую и водрузил на освободившееся место.

– Здравствуйте князь, – неохотно заговорил Федор, – не помню, что бы мы свами были друзьями, ну да ладно, слушаю вас.

– Да бросьте граф Очаков, мы же сослуживцы, мы все должны быть ближе, чем родственники или враг нас сломит.

Князь разлил коньяк по стаканам.

– Чем обязан визиту? – спросил Федор. Взял стакан и выпил залпом. После чего налил себе еще один, взял его в руки и вернулся на прежнее место на кровати, где, скалясь и рыча сидел щенок волка.

– Граф, я читал ваши рекомендации и снимаю перед вами шляпу, вы настоящий боевой офицер, для которого жизнь врага не чего не значит, для которого убить обидчика отечества как до ветру сходить. Уважаю! Но теперь вы в гвардии, здесь помимо чести государевой, есть и личная честь. Честь фамилии не менее важна. И конечно после сегодняшнего оскорбления вас герцогом Бергером, вы обязаны вызвать его на дуэль.

– Оскорбления? Он действовал согласно уставу, для этого и существует строевой смотр, все по закону.

– Устав. Закон. А моральные правила никто не отменял, все можно было высказать в интимной обстановке, а не перед строем. Он намерено это сделал.

Федор сделал глоток коньяка.

– Не юлите, говорите конкретно зачем вы пришли?

– Ну хорошо, в открытую, так в открытую. Я хочу, что бы вы его убили.

Федор посмотрел стакан с остатками коньяка на просвет и допил его.

– Зачем? – спросил он спокойным голосом.

– У меня должна быть дуэль с ним через неделю, я хочу, что бы он не дожил до нее. Через три дня состояться бал у Юсуповых, он там будет обязательно, повод для дуэли у вас есть, сатисфакцию можно потребовать немедленную, тут же в Юсуповском парке.

– Мне это зачем? – уточнил свой вопрос Федор подчеркнув интонацией первое слово.

– Вот, уже хорошо, пошел деловой разговор. Вы получите на бал новенькое парадное обмундирование, а кроме того, вы получите банковские ассигнации в размере вашего годового довольствия.

– Сударь, по моемому вас проститутки заждались.

– Не понял, граф?

– Вон отсюда князь.