Лидия Петровна (оправдываясь). Но невозможно же идти за санками через весь город на кладбище. Она же… сознательная. У самих неизвестно где душа держится. Иван Максимыч (крестится), вечная ему память, был хороший человек, но… кто думал, что вот так придется проводить только до угла? А жаловаться ей? Я не понимаю. Похороны – дай бог каждому. И гроб настоящий от завкома, сосновый, и все мы его до угла проводили…

Вера. И все-таки ей неприятно.

Пауза.

Лидия Петровна. Аркадий Кириллович любезно поступил. Незнакомый почти, а прошелся…

Вера. Зачастил он к нам.

Лидия Петровна. Он же одинок, и перекинуться хотя бы парой слов – это порой такой отдых для души… (Смотрит на свои руки.) Руки прачки, а не бухгалтера на самостоятельном балансе. Маникюр к ним уже не пойдет… У Аркадия Кирилловича есть связи продовольственные… определенно.

Вера (подошла к замерзшему окну, смотрит на градусник за стеклами). Двадцать шесть градусов… И какое у него право называть меня Верочка?

Лидия Петровна (беспокойно). Ты хочешь куда-то идти… прогуляться?

Вера. Не знаю.

Лидия Петровна. Жуткие морозы, стужа. В восемнадцатом году в Петрограде сильные были. А сейчас… не упомню подобной стужи…

За дверью, ведущей в прихожую, слышен какой-то непонятный шум, голоса. Это необычно. И Вера повернулась на него, Лидия Петровна с опаской пошла к двери… Придерживая через силу передвигающую ноги девушку, входит пожилая работница Прасковья Ильинишна – или, как ее зовут просто знакомые, Ильинишна – и хорошо одетый моложавый старик Аркадий Кириллович. Они довольно небрежно укладывают девушку – ее зовут Катя – на кровать, переводят дыхание.

Ильинишна (поясняет). С голодухи голова закружилась у человека… Как обмерла, в себя не приходит.

Лидия Петровна. Да-да, обычная история. Капля нашатырного спирта поставит ее на ноги. Замечательное лекарство и качество. У меня довоенный сохранился.

Аркадий Кириллович (с усмешкой). Лучшее лекарство сейчас для нее – полведра баланды из чечевицы. Пообещаете, и она не только встанет на ноги, а подскочит.

Лидия Петровна (к Ильинишне). Это ваша знакомая или… родственница?

Ильинишна. У нашего дома блокада перезнакомила. Смотрю, по стенке ползет, вначале крепилась, ничего, а потом на коленки села… Рано ей еще помирать. Девчонка… А несколько шагов все-таки проползла.

Лидия Петровна. Не поняла… Так кто же она все-таки?

Аркадий Кириллович. Дистрофик.

Лидия Петровна (забыв о нашатырном спирте, начинает прикидывать). Вызвать врача? Обычная история, и кто пойдет? Не представляю. Что же вы с ней будете делать, Прасковья Ильинишна?

Аркадий Кириллович. Боюсь, что уважаемая Ильинишна и сама поставлена в тупик. Проблема с рождественскими подкидышами не для наших дней.

Ильинишна (хлопоча у не пришедшей в себя Кати). Ни кровинушки в лице. Замерзла, сердечная. Ну, вставай, вставай… Вот барыня, разлеглась… Ну, полежи, полежи… Хорошо, Аркадий Кириллович по лестнице спускался, помог дотащить.

Лидия Петровна. Первый этаж, я всегда говорила, – это большое преимущество. Вы, наверно, устали, Аркадий Кириллович? За этими волнениями я не предложила вам и стула. Вот ящик…

Аркадий Кириллович. Благодарствую. (Усаживается.) Для нынешних женщин она довольно тяжела. Пуда два с половиной наберется, пожалуй.

Ильинишна. Кипяток есть у нас… у кого-нибудь?

Лидия Петровна (дипломатично). Если поставить на времянку, но дрова сырые…

Вера (не трогаясь с места). Принесите термос, тетя. Пожалуйста, поскорее.

Лидия Петровна уходит не совсем довольная. Вера подошла ближе к Кате, начинает помогать Ильинишне приводить Катю в чувство. Возвращается Лидия Петровна, подает Вере старенький термос, а та уже передает его Ильинишне.

Лидия Петровна (не без гордости). Еще горячий… Чай яванский. Довоенный.

Вера (негромко поправляет). Явский.

Лидия Петровна (к Ильинишне). Хорошо устроили Ивана Максимовича?

Ильинишна (вынув из кармана бумажку с сахарным песком, всыпает его в термос, одновременно рассказывает). Не в общую положили, и на том спасибо. Приметная она, с краю – весной найду и в порядок оформлю… И довезли хорошо. Думала, возчик-то пожадничал: два килограмма запросил, а самому не дотянуть. Тяжел Иван Максимович.

Какое там! Впрягся в санки да как попер! Только поторапливает: «Не отставай, мать, мне еще в одно место, ждут. Клиентов много…» Так его валенки с кожаными пятками и мелькают перед глазами… (Сделав несколько глотков из термоса, Катя открывает глаза.) Очнулась, молодчага. Напугала ты нас…

Катя (не приподнимаясь, спрашивает обеспокоенно). А сумочку мою… где она… не видали?

Ильинишна. С тобой, с тобой. На, возьми, все целое. (Протягивает Кате старую сумочку.) О ридикюле беспокоишься – значит, в самом деле ожила.

Катя (не знает, как продолжить разговор, жадно смотрит на термос). Ага…

Ильинишна. Допивай… Да допивай. Чего жеманство разводишь?

Катя (допив). Благодарю. Вкусная вода.

Лидия Петровна (холодно поправляет). Это чай яванский.

Вера (резковато). Явский, тетя.

Катя (к Лидии Петровне). Спасибо. Вкусно. (Замолчала.) Хороший сахарин, сладкий. Где доставали? Адресок не скажете?

Лидия Петровна. Это был сахар. (Кивок в сторону Ильинишны.) Ее.

Катя (ошеломленно). Сахар… Спасибо. (Все молчат.) Я пойду.

Ильинишна. На ногах удержишься? Подожди немного чуть, я тебя до дому провожу. Далеко живешь? Что спрашиваю… Нынче от дома далеко не убредешь. И захочешь, да ноги не унесут.

Катя. Нету дома.

Ильинишна. Разбомбили или снаряд?

Катя (горячо рассказывает из-за благодарности к Ильинишне, со смутной надеждой, что ей здесь помогут). Из Парголова я. Дома деревянные больше у нас. Ну их на топливо и приспосабливают. Вот я и ушла. Непривычно как-то без дому… Я у девушек-сандружинниц из МПВО ночевала. А получилось… теперь негде. Люди незнакомые вокруг, страшновато. Где прислониться, не знаю.

Ильинишна. Значит, одна жила?

Катя (бессвязно припоминая). Зачем же одна? Отец, он в грузчиках. Ох и силен… Мамаша наша и сестренки две. Люся и Галя. Мы хорошо живем, с достатком… Только померли они все от блокады…

Все молчат, так неожиданна концовка Кати.

Лидия Петровна. Как тебя звать, девушка?

Катя. Катя, Катя из Парголова. Эмпэвоешницы так звали.

Пауза.

Аркадий Кириллович (потеряв всякий интерес к Кате). А где Николай Иванович? У себя?

Лидия Петровна. Совершает обязательный моцион. (Отходит вместе с Аркадием Кирилловичем в сторону.) Его не поймешь, шутит или серьезно он говорит. Но ради аппетита.

Аркадий Кириллович. Шутит. Но он чувствует себя неплохо… кажется. Нам, старикам, ведь немного надо, чтобы поддержать свой жизненный тонус. Никаких излишеств, баловства.

Лидия Петровна (рассказывает о Николае Ивановиче, а сама ищет момента, как бы заговорить о своих делах). Раньше он вел себя спокойнее. Мне трудно объяснить. Это чувство подсознательное… Он слабеет. И тут еще мания. Однажды ночью… посреди… разбудил всех: почудилось ему – воры. Смешно?!