– Я?, Я, я, я… Скоро буду! – привычно, на автомате выпалил Данила. А рука сама по себе отмахнулась и выкинула то, что в ней лежало.

Каменный стук пронёсся эхом. В глазах темно, кругом тепло, хоть парься. Сердце предательски застучало в ушах. Ничего, кроме него не слышно.

Из кромешной темноты прозвучало:

– Ну что, очнулся?

–Эй! Кто там?! – собрав всю силу, произнёс Данила, а сам, сидя на попе, ёрзать назад начал. – Где я? Есть тут кто-нибудь?

– Да, я это! Я! Тату! – произнёс человеко-собака, не удержавшись, лизнул лицо Данилы.

Тот от неожиданности, и непонимания происходящего, ничего не видя, кругом только тьма кромешная, продолжал:

– Ау! Где я? Кто здесь?

Что-то чиркнуло, сверкнуло, появилось мягкое зеленоватое свечение.

В лучах появившегося свечения Данила увидел морду добродушного пса, который так и норовил лизнуть его в нос, будто своего любимого хозяина. Тело, что дальше шло плохо просматривалось, но, по всему видно, что пёс вилял своим хвостом и проявлял добродушие.

– Данилушка! Родненький мой! Как я рад вновь с тобой свидеться! Как я рад!

– А, ты, кто?!

– Как, кто?! Я же… Я же… Я… Гав! – не удержался от радости пёс.– Я же твой друг вечный! Тату! Ну? Помнишь?!… Ну! Вспоминай, давай!

– Тату?! – Данила задумался, словно вглубь своей памяти окунулся.

Перед его внутренним взором пронеслись, как быстроходная электричка метро картинки: Малый добродушный, ни на кого не похожий пёсик, с разно стоящими ушами. Шерсть, не шерсть, а волос человеческий, на ощупь, шелковистый и чрезмерно длинный для собаки. Глаза вечно под нависшими от волос бровями не видно, от чего все смеялись над этим существом. На службу собачью тоже не брали, хоть и выигрывал этот пёсик своим умом и сообразительностью.

Вспоминалось Даниле, как, он после хорошей драки с кем-то, весь побитый, но не побеждённый, в очередной раз, возвращаясь, проходя мимо этой несуразной мордочки, чем-то на ёжика смахивающей, взял его на руки. А тот, от счастья собачьего так стал вылизывать нос Данилы, что тут деваться некуда. Даже самое жестокосердное существо не устояло бы, обомлело и размякло. Так и стал этот щенок родной отдушиной для Данилы. Вместе ели, вместе спали, пока Ведьма, дрянь такая, не захотела себе этого пёсика получить. Но, эта другая история. А сейчас, Данила вспоминал и сердцу его радостью наполнялось.

–Тату! Родной, мой, Тату! Как же я?! Как же?! – запричитал Данила и потянулся к морде своей собаки.

Тот, в свою очередь, от радости заскулил и стал лизать, как мороженое сливочное, лицо Данилушки любимого.

– К-хе! К-хе, кхе-е…, – прозвучало в темноте; – Вижу, очнулся наш богатырь. Голова не болит? Как самочувствие? Когда выдвигаться будем? Кушать уже хочется.

– А там кто? – Данила развернул голову в сторону голоса, но взгляд упёрся в темноту, и ничего не разобрать.

– Где тут у тебя светлячки завалялись? – где-то в другой стороне темноты шебуршал Тату.

Слышно было, что камни переворачивал и в сторону откидывал. Звук предательски повторялся эхом, и удалялся далеко, далеко. Можно было понять, что темнота эта не только непроглядная, но и бездонная. Даниле вновь стало не по себе. На секунду успел пожалеть себя, так как не понимал ничего. Где он? Что с ним? И вообще, может это просто сон? Да, конечно же, сон! Вот сейчас, чик, возьмёт, поднатужиться и проснётся. Данила с усердием начал тужиться, просыпаться.

Что-то чиркнуло, сверкнуло, помещение полностью озарилось мягким зеленоватым светом. Маленькие точки зелёных светлячков сияли кругом: на полу, стенах, потолке. Их было видимо – не видимо, как будто небо включили, млечный путь полностью в это пространство вместили.

Данила, как мальчишка рот раскрыл, глазами по потолку водит, удивляется: «Ух, ты! Красотища какая!».

Светлячки единовременно, как по команде перестроились, свечение с зелёного на голубое сменили, и нарисовалась другая геометрия, очень правильная, завораживающая.

«Обалдеть!» – продолжал восхищаться он. А живые лампочки без устали меняли картинку, цвет, глаз удивляли.

Пока Данила головой крутил, шоу светлячков рассматривал, нечаянно взглянул в сторону дракона. Застыл! Глаза округлились, не моргают, а только из орбит своих выпучиваются. Уже знакомое чувство цепенящего страха предательски навалилось на него.

– Кто?! Кто?! Конь в пальто! Давненько, братец, мы с тобой не видались! Давненько, – с улыбкой на морде, добрыми глазами, приподнимаясь, говорил страшный по всем параметрам дракон.

От его голоса, казалось, стены съёживаются, светлячки, как сумасшедшие перестраиваться начали.

– Ну! Жив! Здоров! Пора бы и поработать, – продолжало чудовище, вставая на ноги, вырастая при этом в огромную скалу. – Сам пойдёшь? Или, как раньше, прокатнуть тебя с ветерком?

– К..к..ккк…куда пойдёшь? – заикаясь, выдавил из себя Данила.

– Данилушка, не бойся! Это же Гоша. Дракон твой личный. Ну, типа коня ты его держишь, – включился в диалог Тату.

– Типа коня?! Ха! А как я на него запрыгиваю? Он же ростом с девятиэтажный дом, а то, и того больше, – осваиваясь в предложенных обстоятельствах, понимая, что это, как сон, и бояться здесь, только хуже себе делать.

– О, Балда! Иди ближе, на крыло вставай. Я тебя сам усажу. Да очки одень! С непривычки, ослепнуть можешь.

Дракон вытянул своё крыло, подставил его под ноги Даниле. Данила послушно встал на него, хоть ноги ещё предательски дрожали и совсем не хотели слушаться своего хозяина. В один прыжок рядом оказался Тату. Гоша своими плечами сыграл «Цыганочку», очень осторожно, любя, повернул крыло, подкинул пассажиров, как блин на сковороде, те аккурат на месте оказались.

– Поехали! – скомандовал дракон Гоша.

– Е – ха! Поехали! Гав! – радостно, предвкушая новые приключения, виляя тем местом, где должен был расти хвост, закричал Тату, не удержавшись вновь, лизнул Богатыря в ухо.

Дракон присел, привстал, сделал два шага вперёд, взмахнул крыльями, и они вмиг оказались на поверхности.

Взору открылись сказочные пейзажи: Далеко, далеко за горизонт уходили горы и долины, покрытые белым пухом снега. Ажурным кружевом сияли ели. Мелкими бриллиантами сверкали снежинки, танцующие свой небесный танец. Чистый морозный воздух словно опьянял. Хотелось его, как сладкий кисель, ложками кушать.

– Красота-то какая! Е-ха! – продолжал радоваться Тату и ухо Данилы полизывать.

Данила крепко, крепко зацепился за волос дракона, прижался к необхватной шее. Яркий свет солнечно-морозного вида ослепил. Глаза богатыря предусмотрительно зажмурились. В лицо дул холодный ураганный поток воздуха. Страшно было, как на «Американских горках». Никакая красота пейзажа открывшегося не успокаивала.

– Е-ха! Е-ха! Е-ха! – вторил Тату

– Е-ха! Е-ха! Е-ха! – вторил Тату, подпрыгивая и переворачиваясь верхом на драконе. Собачьей радости не было предела. Человеческое тело давало свои преимущества, можно было «колесо» покрутить, а верхними лапами волосы с глаз убрать и там, где раньше был хвост, почесать.

Данила изо всех сил прижался к волосу дракона, в обхвате он был, как дуб столетний, твёрдый и шершавый. В лицо по-прежнему дул ураганный ветер, но он становился все теплее и теплее. В воздухе появился сладкий пряный аромат и ярко ощутимая влага. После леденящего воздуха, вмиг промораживающего до костей, этот был явно комфортный. Захотелось открыть глаза и осмотреться. С усилием воли, Данила приоткрыл один, чуть позже второй глаз. Выражение лица стало похоже на эскимоса или чукчу, на того, кому всю историю человеческую приходиться свои глаза спасать от мороза и яркого солнечного света, помноженного на отражённый луч снежного покрова.

Маршрут проходил на высоте птичьего полёта. Внизу, под крыльями, яркой зеленью разлёгся зелёный ковёр джунглей. Не смотря на свист в ушах, было слышно, как этот ковёр был густонаселён. Снизу доносились свисты, крики, чудаковатый смех и много разных рыков – криков. Джунгли зовут!