Он пил с ними, закусывал, слушал их истории, рассказывал свои. Он окунулся в свою молодость, в свои двадцать пять, и был непомерно счастлив. То и дело оборачивался к стойке. Казалось, сейчас выйдет оттуда Таня. Какая она стала? Узнал бы он ее или нет? Он представлял, как она приходит к берегу моря в новой шубке встречать пароходы. Она не знала ни названия судна, ни его фамилии. Только имя. Приходила на берег каждый день. Ждала. Не дождалась. Подумала, случилось несчастье. У моряков такое бывает…
Поздно вечером, опьяневший от впечатлений и воспоминаний, Павел Александрович вышел из ресторана «Камчатка», все еще слегка потерянный от случившегося, но улыбающийся и счастливый. Он не стал говорить старикам, что легендарный моряк Пашка и есть он – Павел Александрович. Все равно бы не поверили. Пусть он останется легендой для них и для Танечки, самого приятного воспоминания его молодости. Когда он вернется домой, он снова сядет за стол и напишет стихи. Он не писал их тридцать долгих лет. А сейчас остро почувствовал – нужно! Он напишет новые стихи, и посвятит их всем морякам и Танечке – девушке, которая ждала. И он вдруг понял, что легенда – не он. Легенда – та самая девушка, которая ждала его долгие годы. Именно такие девушки нужны настоящим морякам: которые умеют любить и умеют ждать. И тогда он впервые по-настоящему понял, что, потратив сумасшедшие деньги на шубу, он поступил правильно. Впервые ему стало совсем не жалко тех денег. Злая жаба, многолетняя, противная, душившая его за горло долгие годы, вдруг отпустила. Исчезла. Совсем. Навсегда! И если можно было бы повернуть время вспять, он поступил бы точно так же.
Две тысячи триста семьдесят два рубля и сорок семь копеек. И десятка за доставку. И армянский коньяк. И четвертак таксисту…
Он ушел от них совершенно другим человеком. Ведь о нем на Камчатке рассказывают легенды. И он должен им соответствовать!
Александр Лельчук
Ностальгия
По заснеженной Камчатке
Проложить бы санный путь.
К черту шарф! Долой перчатки!
Снег и ветер – прямо в грудь!
Мне б умыться колким снегом,
Мне б сосульку языком,
Рассмеяться громким смехом,
И по снегу – босиком!
В эту песенную лунность
(Уж за лирику прости)
Взять бы снова нашу юность,
Как ребенка пронести!
Снова ночь снежит немножко,
Вновь пургу грозит начать.
Мне б опять в твое окошко,
Как когда-то, постучать.
Снова будет вечер синий,
Мы пьяны не от вина,
В волосах белеет иней,
Или это седина?
Все вранье, что время старит!
На дворе метель рычит.
А в окно какой-то парень
К нашей дочери стучит…
Рыбацкая удача
И в день, и в ночь, и в слякоть и туман
На поиски серебряного клада
Выводит сейнер в море капитан
И трудится рыбацкая бригада.
Где волны лижут руки жгучим льдом,
Все силы забирая без остатка,
С упорством, спором, боем и трудом
Дается нам сварливая Камчатка.
Не говоря речей и громких фраз,
На палубе, как строгий командир,
Одно лишь слово – веско, как приказ,
И вновь кунгас подводит бригадир.
Им нелегко бывает всякий раз,
Когда рубаха липкая от пота.
То, что геройством кажется для нас,
Для них – обыкновенная работа.
Их труд почетен, тяжек и суров.
Для трусости не ищут здесь причины.
Из года в год готовятся на лов
Простые, настоящие мужчины.
Поклон рукам, несущим в мир добро,
О тяжести труда сего не плача…
Течет в кунгас живое серебро —
Нелегкая рыбацкая удача!
Письмо в район промысла
Эй, морские дьяволы в зюйдвестках!
Что же вас не радует апрель?
Может, загрустили о невестах,
Что живут за тридевять земель?
Иль не все в порядке в царстве флотском?
Стало грустно без гитарных струн?
Или в неприветливом Кроноцком
Стал совсем прижимистым Нептун?
Тяжела рыбацкая удача,
И циклон некстати нанесло,
Очевидно, вам нельзя иначе —
Находить попроще ремесло.
Так издревле повелось на флоте
Выбирать нелегкие пути.
Где-то через месяц вы придете,
Чтобы через сутки вновь уйти.
Жанна Лельчук
Стюардесса по имени Жанна
Самолет парил в небе. Парил медленно, выписывая плавные круги, и никто не догадывался о том, что это был его последний полет. Глядя снизу, можно было подумать, что это чайка кружит в воздухе, красиво и легко опускаясь на землю.
Говорят, что когда самолет попадает в плоский штопор, спасения нет. Это удивительная картина, завораживающая и ужасающая – последний танец перед смертью.
Пассажиры сидели тихо. Никто не кричал, не бегал, не рыдал в голос. Они не понимали, что происходит. Самолет кружился так плавно и красиво, что казалось, так и надо. Люди вглядывались в растерянные лица друг друга и ничего не понимали. Стюардесса знала. Она поняла все сразу, еще до того как получила сообщение из кабины пилотов об аварийной ситуации. Пройдя между рядов своего салона, она убедилась, что все пассажиры пристегнуты, и шторки у окошек открыты. Так положено. Положено, чтобы видеть, что происходит за бортом, чтобы видеть свою смерть…
Что-то было не так. Чем быстрее кружился самолет, приближаясь к земле, тем больше пассажиры начинали понимать, что что-то не так. Стюардесса еще раз прошла мимо рядов, пытаясь успокоить людей. Говорила ровным голосом, с улыбкой на лице: «Все будет хорошо, необходима экстренная посадка, летчики выводят самолет из аварийной ситуации». Все будет хорошо… Будет ли?
Земля стремительно приближалась. Вдруг не выдержал мужчина, сидевший в проходе в середине салона. Отстегнув ремень, он резко вскочил с места и оглядел пассажиров бешеными глазами. На лбу выступили капли пота, он тяжело дышал.
– Вы что, ничего не понимаете?! Мы же падаем! Па-да-ем!!! Это конец! Через несколько минут мы все разобьемся!
Стюардесса кинулась к мужчине. Попыталась успокоить его, вернуть на место. Но мужчина, резко оттолкнув ее, бросился к кабине пилотов и забарабанил в дверь.
