"...Я увидел сердце твое - нет печальней звезды, и пламени нет светлей...
Я увидел сердце твое - и не смею коснуться рук, ибо боль боюсь причинить Сердцу Мира...
Я увидел сердце твое - и в душе моей слов больше нет кроме тех, что сказать посмел
Я увидел сердце твое..."
Он не видел ни крови на струнах, ни вздрагивающих от непереносимой боли искалеченных рук. Он стоял на пороге и повторял про себя: "Я увидел сердце твое..." - не осознав, в какой момент произнес это вслух.
Сидящий медленно повернулся к нему, не открывая глаз.
"Ортхэннэр..."
Кажется, он тоже не хотел говорить вслух - а может, просто не было сил; обычно они редко говорили мыслями.
"Я... здесь..."
"Ты - слышал?.."
"Я... да, прости... Я не должен был..."
Он заставил себя подойти - и опустился на каменные плиты у ног сидящего, хотя мог сесть рядом.
"Как... ее зовут?"
Он почти неосознанно подумал - она, словно о живом существе, словно о женщине.
"Лаиэллинн".
Песнь, уводящая к звездам? - скорее, Ийэнэллинн, Боль Звезды, ставшая песней...
Тень мысли.
Мысль, похожая на бледную улыбку - в ответ.
"Она умеет и смеяться..."
Не верилось.
"...это я - не могу".
Гортхауэр опустил голову.
"Когда-то умел..."
Окровавленная рука поднялась, словно он хотел коснуться склоненной головы сидевшего у его ног Майя, - и снова бессильно упала.
"Прости".
"Тебе... наверно... надо остаться... одному..."
А хватит ли сил уйти, если...
"Не уходи, Ортхэннэр..."
И - еще два слова, почти неразличимых.
- Повелитель Воинов! - прохрипел человек и рухнул к ногам Гортхауэра. Майя вскочил, инстинктивно стиснув рукоять меча.
- Что?! Что произошло, говори?
- Артаир... и Тавьо... оба... - человек закрыл лицо руками.
Он понял без объяснений.
- Где?
- Я... покажу...
Старшего - Артаира - узнать можно было только по одежде да рыжевато-золотым волосам: удар меча рассек лицо. На лице младшего навсегда застыло выражение растерянности, боли и какой-то детской обиды; две стрелы с зеленым оперением пронзили тело - под ключицей и в сердце. Гортхауэр осторожно, словно боясь причинить боль, извлек одну из раны.
- Бараир, - ровно и страшно прозвучал его голос.
Эти двое были его учениками, и Тавьо лишь готовился принять меч воина. Когда гибнет воин - с этим можно примириться; но этот - Великая Тьма, еще совсем мальчик...
Ученик. "Недолго ты был моим учеником".
Майя поднялся, все еще сжимая в руке стрелу.
- Велль знает?
- Нет, Повелитель.
- Скажите... нет, я сам скажу ему. Потом - предводителя Орков ко мне.
Объяснять ничего не пришлось, и напрасно Майя подыскивал слова. Опустив глаза, Велль сказал с порога:
- Я знаю. Брата убили. Позволь проститься с ним.
...Когда-то их подобрали в лесу - продрогших, голодных оборвышей, испуганно смотревших на Черных Воинов. Тавьо хотел остаться с Гортхауэром - и тот позволил это, разглядев в мальчишке будущего воителя. Велль остался в Аст Ахэ - этого хотел Учитель, видевший странный и горький дар, которым наградила того судьба. Но братьям разлука оказалась не по силам. Так Велль пришел в отряд Повелителя Воинов. Стремительного, мальчишески-дерзкого Тавьо, пожалуй, любили больше, чем его молчаливого и замкнутого брата, но Гортхауэр, сам не заметив того, привязался к обоим. И теперь один был мертв, другой - сломлен горем.
Они были близнецами и ощущали себя единым целым. И оставшемуся в живых казалось - он совсем один в мире, смерть просто забыла о нем.
...К Бараиру Гортхауэр относился со своеобразным мрачноватым восхищением; пожалуй, ему даже нравился этот предводитель стоящих вне закона людей, умевший быть и безрассудно-отважным, и холодно-рассудительным. В чем-то они были похожи, а зачастую - когда дело касалось орочьих банд - становились почти союзниками. Но сейчас, во власти гнева и боли, Гортхауэр не хотел помнить об этом. Кровь за кровь? - что ж, он последует закону мести. Изгнанники мстят за смерть своих близких, и им нет дела до того, Орки или Люди перед ними; для них и те, и другие прислужники Врага. И почему он, Гортхауэр Жестокий, должен щадить их и помнить о том, что они тоже - по-своему - сражаются за правое дело? "Прости, Учитель. Я жесток, ты знаешь. Если ты можешь смирить свое сердце и отказаться от мести, то я - нет. Ты сильнее меня - ты можешь простить. Я не прощу. Знаю, не этому ты учил. Знаю, снова скажешь - они Люди. Но разве не Люди те, кого они убивают? Мальчишка, совсем мальчишка... Он так радовался, что на него смотрят, как на равного, так хотел быть защитником - а его... Прости. Если бы они ушли - я не стал бы продолжать войну. Но сейчас - щадить не буду".
Холоднее вечных льдов голос Повелителя Воинов, неподвижно как каменное изваяние его лицо:
- Они должны умереть.
- Повинуюсь, Великий... - предводитель Орков дрожит под жестким взглядом Майя.
- Женщин и детей не трогать. Ответишь головой. - В ровном голосе тень угрозы.
- Повинуюсь...
- Бараира взять живым. Если не удастся - принесешь его кольцо, хрустнуло в пальцах древко стрелы с зеленым оперением. - Ты понял?
- Да, Великий.
- Иди.
Он сознавал, что сейчас им движет скорее желание оправдаться в глазах Учителя, чем милосердие; но он все же призвал к себе Эрэдена - высокого, статного, темноволосого и светлоглазого молодого человека, похожего на людей из дома Беора. Тот выслушал почтительно, потом сказал:
- Я рад, что ты говоришь так. Потому что... потому что я и без приказа постарался бы увести женщин и детей подальше от Орков. Хотя, наверное, ты знаешь, что делаешь, Повелитель, посылая в бой именно их...
Гортхауэр коротко кивнул.
...Тарн Аэлуин, чистое зеркало, созданное в те времена, когда мир не знал зла. Тарн Аэлуин, священное озеро, чьи воды некогда благословила Мелиан, владычица Дориата - так говорят Люди. Тарн Аэлуин, берега твои последний приют Бараира и тех его воинов, что еще остались в живых.
Жены и дети их исчезли - кто знает, что с ними. Успели уйти? Мертвы? В плену? Сами они - как листья на ветру, маленький отряд отважных до безумия людей - ибо им уже нечего терять. А кольцо облавы сжимается все туже, как равнодушная рука на горле.
