- Я избрала Путь. Уже три зимы минуло; ты забыл?..
Снова равнодушно-снисходительная улыбка:
- Не могу же я помнить всех.
Она порывисто шагнула к дверям, но вдруг испугалась, что обидела этим Майя.
- Я ранила тебя? Я не хотела, правда...
Майя удивленно приподнял брови и, снова принявшись за книгу, бросил:
- Вовсе нет.
Только выйдя из библиотеки она почувствовала, что дрожит, словно от холода. Страх. Не страх опасности, а что-то неопределенное, душно-липкое, похожее на щупальца серого тумана... а это откуда? Кажется, Учитель что-то говорил... или нет?
"Учитель. Тысячу раз произносишь про себя его имя - это имя, единственное, и никогда вслух. Не смеешь. Тысячу раз - безумные слова, и никогда не скажешь их. Лучше не думать об этом. И - ни о чем другом. Скорее бы ты вернулся, Учитель. Учитель".
По этому замку можно просто бродить часами. Просто ходить и смотреть, вслушиваясь в еле слышную музыку, стараясь унять непокой ожидания.
Она поднялась на верхнюю площадку одной из башен, словно кто-то звал ее сюда...
...Он медленно сложил за спиной огромные крылья, все еще наполненный счастливым чувством полета, летящего в лицо звездного ветра и свободы. И услышал тихий изумленный вздох. Девочка протянула руку и, затаив дыхание, словно боясь, что чудо исчезнет, коснулась черного крыла. Тихонько счастливо рассмеялась, подняв глаза:
- Учитель... у тебя звезды в волосах, смотри!
Он поднял было руку, чтобы стряхнуть снежинки, но передумал.
- Пойдем. Так ты никогда не поправишься - без плаща на ветру...
"Это как сон. Или сказка. Но сны и сказки длятся недолго и быстро забываются... Это - когда сказки счастливые. А моя видно - горше полыни. Или ты - чувствуешь это, поэтому дал мне такое имя... Все это закончится. Все это скоро закончится. Ненавижу себя, лучше бы мне не родиться Видящей... И если бы знала, что произойдет... Чувствовать - но не знать, не предупредить... Я увижу - но тогда будет поздно".
- ...Ты искусен в сложении песен, Менестрель; почему бы тебе не сложить балладу о нашем господине?
- Но зачем, Курумо? Он никогда не говорил, что хочет этого...
- И не скажет никогда. Конечно же хочет! Разве есть кто-то, кто более достоин восхваления, нежели он? Ведь он - Владыка Арды, Повелитель Мира, и все, что есть живого в Арде, все, что есть плоть Мира, повинуется ему... Это будет лучшей твоей песнью, Менестрель!
- Но Учитель никогда не говорил, что ему нужно такое...
- Поверь мне, я знаю. Подумай - он один противостоит всем Валар! И самым могучим и сильным нужна поддержка. Неужели ты не хочешь доставить нашему господину радость? Уверяю тебя, он будет доволен...
- Я не знаю... я попробую... Может быть ты прав, Курумо...
- ...Как я слаб, Учитель... Ничего я еще не умею...
- О чем ты, Гэлрэн?
- Я хочу сложить балладу в твою честь, и вот - не сумел...
- Зачем, ученик?
- Я думал порадовать тебя...
- Мне не доставляют радости восхваления. И ты знаешь это. Кто подсказал тебе эту мысль?
- Курумо, Учитель...
- Курумо, - задумчиво повторил Мелькор; потом поднял глаза на ученика и улыбнулся. - Теперь ты знаешь, что сердцу невозможно приказать петь.
- Да, Учитель... я понимаю...
- Иди, ученик. И пусть придет ко мне Курумо.
- Почему ты решил, что мне нужно такое?
- О Великий! Кто же достоин восхвалений, если не ты? В Валиноре денно и нощно возносят хвалу Манве - разве ты не более заслужил это? О деяниях твоих должно слагать песни... Ведь я же знаю - это придаст тебе силы для новых великих подвигов... Вся Арда будет славить тебя, Владыка!
- Ну и сложил бы песню сам, - насмешливо сказал Мелькор, - у тебя ведь тоже хороший голос!
- Но, господин мой, - с достоинством ответил Курумо, - песни - дело менестрелей; они - как птицы: поют, ибо такова их природа. Мое же назначение в другом.
- Это верно. С такими крыльями взлететь тяжело, - усмехнулся Вала. Курумо остался невозмутимым:
- Я предпочитаю твердо стоять на земле, - ответил он, с удовольствием оглядывая свои черные одежды, богато расшитые золотом и бриллиантами.
- Ладно, оставим это, - Мелькор посерьезнел. - Ответь мне, разве я просил, чтобы кто бы то ни было слагал песни в мою честь?
- Нет, о Великий; но думаю я, что не мог измыслить ничего противного твоей воле. Ведь я - твое создание, и все мысли и деяния мои имеют начало в тебе...
Мелькор тяжело задумался. Курумо в молчании ждал его ответа.
- Иди, - не поднимая глаз на Курумо, молвил, наконец, Вала.
И с поклоном удалился Курумо, исполненный сознания собственного достоинства и правоты.
"Может в глубине души я действительно жажду восхвалений - и просто боюсь признаться себе в этом? Нет... Или - да? Ведь он действительно мое творение, хотя я и думал создать существ иных, чем я... Может быть то, что таится во мне, вошло в него и внушило ему эти мысли? Может быть... Тогда, чтобы одолеть в себе это, я должен объяснить ему, научить его... Видно, плохой я учитель, если он продолжает думать так... Моя вина".
- Курумо!..
Он сидит в резном черном кресле: высокий стройный человек в черных одеждах; плащ небрежно брошен на спинку кресла, рубашка распахнута на груди: жаркий день выдался сегодня в кузне, но тело его не знает усталости. Мерцающий свет озаряет его лицо. Удивительно красивое лицо. Высокий лоб; взлетающие легким изломом брови; в тени длинных прямых ресниц - глаза, светлые и ясные, как звезды; тонкий нос с легкой горбинкой, чуть впалые щеки, твердо и красиво очерченный рот, волевой подбородок... Он улыбается ласково и мечтательно: завтра новый день, наполненный радостью творения и познания, словно чаша до краев - искрящимся золотым вином. Они даже не догадываются, сколь многому он, их Учитель, учится у них, и сам он, по сути, лишь один из них, познающий тайны Эа... А вечером придут дети и попросят снова рассказать сказку... Что же он расскажет им?
Он надолго задумывается, глядя в окно. Ветер играет прядями длинных темных волос. Потом решительно поворачивается к столу, берет чистый лист и черно-серебряное перо. У него узкие сильные руки и тонкие длинные пальцы. Руки творца.
Летящие знаки Тай-ан проступают на белом листе, так похожие на знаки Тьмы. Он снова улыбается, вспомнив счастливое лицо Книжника: "Учитель, кажется, я понял, как можно записывать мысли... Взгляни, тебе нравится, да?"