- Нет... Были - серые, и у тебя, и у меня, и у него... Не понимаю. Может, Учитель ответит?
- Раньше как-то не до этого было...
- Мы только сейчас поняли...
- Может, ты знаешь? Глаза разные становятся, и волосы... Почему?
Вала улыбнулся. Какими разными они стали... Непокорные волнистые пряди темно-золотых волос разметались по плечам Странника, ведь он какой-то светлый, ясный и тонкий, как солнечный луч. У Художника взгляд цепкий и острый, но глаза - бархатисто-синие, как темный сапфир, а иссиня-черные волосы перехвачены узким кожаным ремешком. Он кажется старше: Странник в сравнении с ним - мальчишка совсем, хотя оба - из Изначальных. Но всем давно известно, что синеглазый Мастер Орэйн теряет и смелость, и уверенность, и суровость свою, стоит лишь появиться рядом маленькой хрупкой Халиэ - искусной вышивальнице и ткачихе.
- Почему, Учитель?
- Просто - вы Люди. А люди все разные, непохожи друг на друга, как листья дерева, как звезды...
"Вы - Люди. Такие, какие виделись мне, когда я слышал Песнь Эа. Только они волей Эру будут недолговечны, как искры костра, и смогу ли я вернуть им то, что отнял он? Или дар свободы обернется для них карой и горем? Неужели в этом Эру окажется сильнее?"
Разговор получился неожиданным.
- Скажи, Гортхауэр, а другие Творцы Мира, те, что живут в Валиноре, они красивы?
Он надолго задумался, в первый раз с изумлением осознав, что теперь безупречные лица Валар вовсе не кажутся ему прекрасными. Ни одной неверной черты, словно кто-то задался целью изобразить безупречную красоту, и это ему удалось, но в погоне за точностью и чистотой линий исчезло что-то главное, столь важное, сколь и неуловимое, и в этих лицах не было жизни. Все Валар были разными и - схожими, хотя отличались ростом и чертами лица, цветом волос и глаз. Впрочем, почти все...
Нет, те, кого видел он вокруг теперь, стократ прекраснее. И смуглый золотоглазый мечтатель Странник, и широкоплечий насмешливый Оружейник, Гэллор-Маг, всегда задумчивый и сосредоточенный, и порывистая Аллуа, и почти величественная Оннэле Кьолла...
- А Валиэр?
Пожалуй, красивыми можно было бы назвать двоих: Ниенну и Эстэ. Именно потому, что на их лицах оставили след чувства. Но венец завершенности, совершенная Королева Мира - кто из Людей назовет прекрасной - ее?
- И Король... младший брат Учителя?
Манве. Странно: огромные сияющие глаза и длинные ресницы не делают старшего брата менее мужественным, а черты младшего почти женственны почему? Снова что-то неуловимое...
- Послушай, Гортхауэр... я только сейчас подумал... - Странник выглядел смущенным. - Какого же цвета глаза у Учителя?
А правда - какого? Светло-серые? Зеленые? Голубые? Разве различишь цвет звезд?.. Ему приходили в голову только сравнения: небо, море, звезды... Но ведь небо не всегда голубое, не всегда зелеными кажутся воды моря... Молния?.. Лед?.. Сталь?..
- Не знаю. Я не знаю.
Разными были они - Ученики Мелькора, Эллери Ахэ. Были те, под чьими руками начинал петь металл и оживал камень. Были понимавшие язык зверей и птиц, деревьев и трав, и те, кто умел читать Книгу Ночи... И тот, кто лучше прочих умел слагать песни, звался - Черным Менестрелем. Девятилучевая крылатая звезда была знаком его: совершенствование души, путь крылатого сердца. Похожи и непохожи были его баллады на те, что пел Золотоокий Майя; может, потому, что жила в них неведомая печаль. И туманились глаза тех, кто слышал песни его. И тот, кто видел знаки Тьмы, нашел способ записывать мысли. Он создал знаки тай-ан, что можно было писать на пергаменте пером и кистью, и те, что можно было высекать на камне и вырезать на дереве. И среди Эльфов Тьмы носил он имя Книжника.
И тот, кто слышал песни земли, облекал их в форму сказок - странных и мудрых, радостных и печальных. Так говорил он: "Наши дети полюбят эти сказки; когда начинаешь открывать для себя мир, он кажется полным чудес и загадок - пусть же будет так в тех историях, что будут рассказаны им..." Мелькор улыбался, слушая его; и назвали его - Сказитель.
Разными были они, но схожими в одном: все они называли себя Людьми, ибо, хотя и были изначально Эльфами, избрали они путь Смертных; но жизнь их была столь же долгой, сколь жизнь Перворожденных, и усталость не касалась их - разве успеешь устать, когда вокруг столько неизвестного, нового и прекрасного? И мир ждет прикосновения твоих рук, и радуется тебе, и твое сердце открыто ему...
И радовался Учитель, видя, как растет мудрость и понимание учеников его.
И был в Арте мир. Но недолго длился он.
ЧАША. 488-500 Г.Г. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ
Со времени ухода Артано как-то странно начали смотреть на него в Валиноре, и многие даже сторонились. Он приписал это тому, что Ауле впал в немилость у Короля Мира и Великих, но вскоре ему представился случай убедиться, что это не так. В очередной раз предложив Кузнецу свои услуги, он услышал угрюмое: "Нет".
- Но почему, о господин мой?
- Что ты, что этот - в одной форме отлиты, - мрачно ответил Ауле.
Курумо не понял его, но переспросить не решился. Однако задумался и ответ господина своего запомнил.
Однажды он поймал на себе недобрый взгляд Тулкаса:
- Тебе что здесь надо?
Курумо изящно поклонился:
- Я послан с поручением от Ауле, моего господина, о Могучий...
- Ну, иди... - буркнул Тулкас. И за спиной Майя услышал, - вражье отродье...
Курумо был умен - да и несложно было догадаться об истине.
"Значит, как и Аулендил, я был создан Мелькором. И я могущественнейший и мудрейший среди Майяр, как он - среди Валар... Ну конечно! И теперь Валар просто боятся меня. Даже Тулкас. Слуга Ауле! Тоже мне - титул. Что меня ждет здесь? Участь слуги? А - там? Конечно, он примет меня, как принял Артано..." Курумо досадливо поморщился. Артано. Соперник.
"Но разве не меня считают самым искусным из учеников Ауле? Конечно, могучий Вала оценит это. А там посмотрим. И, чтобы он не усомнился в моей преданности, я преподнесу ему великий дар, достойный Владыки!"
- ...Что ты здесь делаешь?
Курумо вскочил и склонился перед Кузнецом:
- О, господин мой! Задумал я сделать чашу для Короля Мира...
- Почему не сказал мне? - Ауле нахмурился.
