- Когда ты поешь, я словно что-то вспоминаю. Будто я уже была когда-то. Так горько и так хорошо... Тогда приходят слова, и получаются песни - или я их вспоминаю? Пой мне еще, Айрэ, пожалуйста!
И Айрэ пела. Однажды ее услышал Учитель. Лицо у него стало такое, словно он увидел призрак, он стоял с широко открытыми глазами, не веря себе. Он узнал этот голос. Он узнал эти слова.
- Что ты поешь, Айрэ? Откуда?..
- Это Ахтэнэ сочинила. Она не... вернее, она поет, но у нее очень слабый голос. Она просит, чтобы я пела. Тогда она сочиняет песни - словно они ей вспоминаются, так она говорит.
- Спой мне. Еще раз, эту же. Очень прошу тебя.
Айрэ пела, а он все ниже опускал голову.
- Благодарю тебя... - тихо сказал он, когда девушка умолкла.
- Это Ахтэнэ... Ее песня.
- Ахтэнэ...
...А Борра остался в Аст Ахэ. Торк умер - раны доконали. Друзья были при нем до последнего мига - говорили с ним, пели для него... Перед смертью он попросил чашу вина и выпил во здравие всех. Затем попросил, чтобы его облачили, как воина, и вложили в руку меч. Несколько минут он лежал так, потом закрыл глаза... Хорошая смерть - среди друзей; добрая смерть... Вент покинул Аст Ахэ после того, как его отец умер. Теперь здесь его сын - хороший, достойный юноша. Ульв улыбнулся - мальчишка уже давно посматривает на Айрэнэ...
...И снова - беспамятство и дорога. Одно в голове - идти. Куда? Зачем...
И снова - сон...
- ...Уходи. Ты должна уйти вместе со всеми. Я умоляю тебя, приказываю - уходи.
- Но почему? Ведь мы же победим. Разве не так?
Ульв опустил седую голову.
- Нет, Айрэнэ. Мы не победим.
В груди у нее неприятно похолодело, она почувствовала, как подгибаются колени.
- И... ничего больше не будет...
- Нет.
- И... тебя?
- Да.
Айрэ вцепилась в его руки:
- Нет! Нет, ты не можешь умереть! Я не хочу!
Только сейчас заметила, что ногтями впилась в ладони Ульва. Охнув, уткнулась лицом в его колени. Плечи ее вздрагивали.
- Я не хочу... Если ничего не будет... зачем... зачем жить...
Ульв поднял ее и крепко прижал к груди - она слышала, как бьется его сердце.
- Айрэнэ, дочка, девочка моя... ты не думай, я не из жалости, не из отцовского страха отсылаю тебя... Я хочу, чтобы о нас помнили. Нас не станет, мы, как зерна, предназначены земле. А ты - юный росток; это твое время. Нас должны помнить, понимаешь? Иначе все будет напрасно. Тогда мы действительно проиграем. Думаешь, это самое трудное - пасть в бою? Нет, жить куда тяжелее. Я обрекаю тебя на жестокую судьбу. Но ты - сильная. Знаешь ли, хотя у нас разная кровь, но мне иногда кажется, что в тебе возродилась часть души твоей приемной матери... И ты - моя дочь. Ты сможешь выжить. И расскажешь о нас.
- Отец, - тихо сказала Айрэ, - расскажи мне о моей матери. Ты никогда о ней не рассказывал, говорил, что еще не время.
- Теперь время, - кивнул Ульв.
...И был последний пир. Отец позволил ей побыть вместе со всеми в ту последнюю ночь. Странно, как светел был этот предсмертный праздник, как ясны и возвышены были лица людей - словно все обыденное ушло из них. Она запомнила их такими - светлыми и прекрасными. Как по-особому звучали песни менестрелей в ту ночь... Многие из них сменили лютни на мечи, и на рассвете в огне лопались со звоном струны... И она пела - пока голос не отказал. Пела для всех - для тех, кто уходил, для тех, кто оставался, для тех, кто в эту последнюю ночь облачился в белые одежды новобрачных, чтобы на рассвете расстаться навсегда - женщины должны были уйти. Оставались только воины и некоторые целители. И Айрэ пела, пела... В полночь новобрачные покинули пирующих. А Айрэ все пела. Она вглядывалась в дорогие лица, чтобы запомнить, запомнить их такими. Запомнить Учителя - в ту ночь он впервые не прятал рук.
Айрэ пела... Учитель встал и, медленно обойдя стол, подошел к ней. Положил руки на плечи и осторожно поцеловал ее в лоб.
- Благодарю тебя. Отдохни теперь. Ты устала, а путь далек...
На рассвете отец простился с нею. Но он не знал, что она ослушается. Ей не довелось видеть всей битвы - только отчаянное сражение у врат Аст Ахэ. Наверно, она еще надеялась на что-то, иначе все случившееся не стало бы таким ударом. Неподвижной статуей, она сидела в своем укрытии, стискивая раскалывающуюся от боли голову, и смотрела, смотрела, смотрела... Запомнить...
Ночью она, уже теряя разум, бродила по мертвому полю. Она узнавала мертвых, она звала их, но не было ответа. Двое или трое раненых - она не помнила точно, - стонами привлекли ее внимание, и она перетащила их подальше от этого места. Она бродила среди мертвых, как и женщины врагов, и никто не обращал на нее внимания. А небо даже ночью было светлым - алым от пожара. Айрэ остановилась - она узнала лицо. Она же помнила - это была Райхэ, та, что еще вчера в белом венке сидела рядом со своим возлюбленным. Они и сейчас были рядом... "Почему же я не была здесь? Почему я не сражалась? Или отец зря меня учил? Отец... Отец!!" Она закричала, бросившись на землю. Он был здесь - словно спал, прижавшись щекой к шелку изорванного, покрытого кровью и грязью знамени. Рядом - знаменосец: застывшее лицо строго и возвышенно. Лицо скорбного божества...
Кто-то подошел сзади.
- Сжечь бы эту тряпку... И головы им всем... как Орки наших тогда... в одну кучу!
Она метнулась змеей, с криком целясь ему ногтями в лицо. Удар рукоятью меча сбил ее с ног.
- Ах ты...
- Оставь! - крикнул кто-то. - Ты что, им, что ли, уподобиться хочешь? Она же сумасшедшая...
Кое-как она доползла до своих раненых. Разбитое лицо кровоточило, но глаза ее были сухими. Несмотря на все ее усилия, раненые умерли к утру. Сила, связывавшая воедино всех в Аст Ахэ, ушла. Они умирали. Воистину, все они держались лишь волей Врага, правы мудрые в Эрессеа... Да только у них была еще и своя воля. И эта воля еще теплилась в ее душе, погруженной в сумрак безумия, и вела ее - неведомо зачем, неведомо куда...
...Яркий луч во мгле небытия... Она пела, бредя по дороге, ничего не видя, кроме тех смутных образов, что всплывали в ее памяти, когда кто-то схватил ее за плечо и на наречии, заставившем ее вздрогнуть, спросил:
- Что ты поешь? Кто ты? Кто ты?!
Она смотрела в лицо говорившему, и вдруг, сама не зная, почему, произнесла вырвавшееся из тьмы слово: