Арта предчувствует беду. Когда он вернулся после заключения в Валиноре, то увидел, как изменился лик мира. Острые заливы, трещины - как шрамы... Теперь будет страшнее. Валар в большинстве своем чужие Арте, до боли мира им дела нет - лишь бы уничтожить Врага. Чтобы и следа не осталось. Как тогда.
Ни забыть, ни простить себе он не мог. Память горячим комком стояла в горле, жгла грудь, красно-соленой густой болью стыла на губах - словно ему дали испить чашу горечи, чашу теплой крови...
Сейчас нельзя поддаваться чувствам: это мешает думать. А решать нужно быстрее.
Людей не будут преследовать. "Великим Валар - он усмехнулся холодно и страшно, - нужен только я".
"Я не оставлю тебя..."
Мелькор стиснул руки. "Гортхауэр. Ученик мой. Если он не уйдет - что тогда? Плен? Суд Валар?!"
Внезапно необыкновенно отчетливо он увидел, что сделают с ним, бессмертным Майя.
"Нет. Да нет же, нет!.."
И там, за гранью мира - ибо не будет мятежнику места в Арде - в нескончаемой агонии - не забыть ни на мгновенье - Гортхауэр будет обречен бесконечно умирать и возвращаться, чтобы снова умереть...
Как в этом же зале - беспомощный, полумертвый, в крови - лежал он Ученик, Крылатая Ночь, - не в силах пошевелиться, не в силах сказать ни слова, и на заострившемся белом лице жили только глаза - подернутые дымкой страдания, беззащитные, огромные, исполненные мольбы и благодарности...
А будет - черное распятие на белой скале, но он не закричит, я знаю, он не будет кричать, не позволит им увидеть его боль, и это будет тянуться бесконечно, он сильный, очень сильный, он умрет и вернется, и умрет снова...
А из толпы будет смотреть - тот, второй, и на его красивом лице будет усмешка торжества...
Они все будут смотреть - они не знают боли, жестокие дети, а издалека это красиво даже - черный крест на белом, когда не видно искаженного лица и ран на теле... Потом зрелище наскучит, ведь он не будет кричать, и они не кричали тогда... Скучно. Нет разнообразия. Жестокие слепые дети. Всемогущие бессмертные дети. Только игрушки - живые, и можно ли их, не ведающих боли и страданий, обвинять в жестокости? Можно ли назвать бесчеловечным того, кто никогда не был человеком? Это болезнь, это как слепота... Только добровольная, или - рожденная страхом и смирением... Они не заслужили ненависти. Они достойны жалости. Не ведающие, что творят.
Довольно об этом. Осталось самое трудное.
Ты должен жить, Ученик.
...Гортхауэр предстал перед троном Мелькора, не глядя ему в лицо. Не то чтобы лицо это было уродливым или отталкивающим, нет. Но когда он говорит, в трещинах шрамов выступает кровь. Привыкнуть к этому невозможно.
- Возьми. Пришло время принести клятву.
Голос Учителя спокоен и суров, и черный меч в руках - Крылатый Гнев, Меч-Отмщение.
Гортхауэр благоговейно принял его и коснулся губами льдистого черного клинка:
- Отдаю себя служению Великому Равновесию Миров...
Замолчал. Протянул меч Мелькору, но тот жестом остановил его:
- Он - твой. Мне он больше не понадобится. Собирай людей...
Майя поднял глаза на Мелькора:
- Я уже сделал это, Учитель! И гонцов на Восток послал... Мы готовы и ждем только приказа вступить в бой!
"Всесильная Тьма, да он же счастлив!.. Думает, что предугадал мою мысль... не войне рад - тому, что будет защищать... меня?! Ох... Мальчик мой, ты же творец... что я с тобой сделал..."
Гортхауэр произнес тихо и твердо, как клятву:
- Я стану щитом тебе, Учитель.
Мелькора словно обожгло.
"Вот - душа его открыта мне... как я скажу ему - словно ударить по этому беззащитному лицу... Ученик мой! Неужели ты станешь проклинать себя за то, в чем виновен я, я один?.. Прости меня! Я говорил о праве выбора и сам лишаю тебя этого права... Да разве я не знаю, что будет?! И ни боли, ни памяти отнять у тебя не смогу... Но ты должен жить... должен... я не могу, разрывает надвое, это выше сил..."
"Что я сделал? Что я сказал? Что с тобой, Учитель, Властелин, Крылатая Тьма... тебе больно?.. Что это, что... кровь - тягучие густые красные капли - как смола - из ран... Что с тобой, что же мне делать?"
Всего на мгновенье исказилось лицо Черного Валы, и Майя, не сознавая, что делает, схватил руку Учителя и крепко сжал.
Боль помогла Мелькору справиться с собой. Лицо его вновь стало спокойным и жестким, а голос звучал глухо и холодно:
- Ты не понял меня, Гортхауэр. Собирай людей. Уходите на Восток. Ты поведешь их.
- Что?..
Лицо смертельно раненого - растерянное, потрясенное, беспомощное. Невозможно ошибиться в смысле слов - и невозможно поверить...
"Как же... За что?.."
Гортхауэр судорожно вздохнул:
- Нет. Нет! Не проси... не приказывай... однажды ты уже заставил меня уйти, и...
- Вспомни об Эллери Ахэ. Или хочешь, чтобы это повторилось? Это война не с Нолдор: с Валинором. И больше у меня не будет учеников. Кроме этих людей. И - тебя.
"Прости меня..."
"Нет, нет, мне нельзя уходить... что сделают с тобой... я не позволю им!.. Ты думаешь, тебе одному дано видеть?! Думаешь, я не понимаю?! Да вся Арта не стоит и капли твоей крови!"
- Пусть уходят люди. Я - остаюсь.
- Я приказываю тебе.
Только сейчас Гортхауэр понял, что все еще сжимает руку Мелькора. Его словно холодом обдало.
"Руки... обожженные... что я сделал... ему больно..."
Дрожа всем телом, Майя склонил голову и благоговейно коснулся губами руки Мелькора.
- Прекрати! - сдавленно прорычал Вала. - Что ты делаешь!
О, Майя знал, что Мелькор не терпит знаков преклонения - тем более таких. Но по-другому сейчас - не мог.
"Может, я и глуп, Учитель... может, снова ошибаюсь - не знаю, но ты сам разбудил мое сердце, и что мне теперь делать с ним?"
- Уходи.
Гортхауэр упрямо покачал головой.
- Я не оставлю тебя, - с угрюмым вызовом, не поднимая глаз, ответил он.
"Это мука - невыносимая, невыносимая... сердце отказывается подчиняться холодным доводам разума... Только я виноват в том, что не оставил тебе выбора... вот, сердце твое - на ладонях моих, Ученик; и что делаю я?!"
- Ты дал клятву, - медленно и тяжело заговорил Мелькор, - и отныне ты - Хранитель Арты. Здесь останусь я один. На Восток войско Валар не пойдет. И запомни: я доверяю тебе самое дорогое для меня.
