Он плакал - тяжело, неумело, - и говорил что-то сквозь стиснутые зубы. Когда, немного успокоившись, снова начал воспринимать окружающее, понял, что Учитель - на коленях рядом с ним, а он сидит на полу, уткнувшись в грудь Мелькору, и руки Учителя осторожно касаются его лба, висков, сердца, и становится глуше боль.
- Надо же... как мальчишка... - криво улыбнулся Хонахт. - Что я нес?
- Ничего.
- Прости, Учитель. Я пойду. Я должен...
- Иди к себе. Тебя заменят. Собирайся в дорогу: поедешь домой.
- Не надо, Учитель! Я виноват, но только не это! Лучше прикажи казнить меня!
- Посланником, Хонахт, посланником.
Усмехнулся уголком губ:
- Я жду тебя назад. Но - не раньше, чем через месяц. После свадьбы.
- Учитель!..
- Подожди меня здесь.
Вала поднялся и вышел. Хонахт остался сидеть, нелепо улыбаясь. Если ночь в дороге, то через два дня...
Учитель вскоре вернулся. Заговорил властно - только глаза улыбаются еле заметно:
- Рыцарь Хонахт, эти послания должны быть доставлены вождю Клана Совы не позднее, чем через три дня.
- Повинуюсь, Учитель!
Юноша вскочил было, но Вала остановил его:
- Постой; еще одно. Вот, возьми: это свадебный дар твоей госпоже.
На ладони Валы лежала серебряная фибула - крылатая змея с сияющими глазами. Хонахт вспыхнул:
- Но, Учитель...
- Бери, воин. И будьте счастливы.
Юноша выбежал из зала. Вала смотрел ему вслед:
- Мальчишка!
"Но вы еще встретитесь. Ты не забудешь. Он - тоже. Я знаю, как это терять. Ты еще можешь плакать. Боль уйдет - останется память. Память..."
...Его не принял Свет, он не обратился к Тьме. Его отвергли родичи ведь он вернулся из плена, а на таких смотрели с подозрением. А он был горд и не желал выслуживать доверие. И еще - сознавал, что никогда уже не станет прежним. Воистину, с горечью думал он иногда, мысли мои отравлены Тьмой... Иначе как объяснить эту странную тягу к Людям, чуть ли не зависть... Но гордость Нолдо не позволяла ему идти к Смертным. И Элион стал изгоем, как и многие в те времена - Люди ли, Эльфы... Со временем он стал предводителем изгнанников, стоящих вне закона.
Бесприютная жизнь в лесах и презрение Нолдор изменили его; теперь он мстил за то, что случилось с ним, всем: и Нолдор, и Людям, и слугам Врага. Он ожесточил свое сердце, и никто не знал пощады от него. О Хонахте он старался не вспоминать. Усердно, зло вытравляя из сердца и память, и тоску по другу - теперь он не боялся этого слова. Но Элдар не умеют забывать.
Он шел по лесу - без какой-либо особой цели, когда услышал стук копыт. Он отпрыгнул с тропы и затаился. Из-за поворота показался всадник статный юноша в черном на вороном коне; остановился, огляделся, словно ощущая чье-то присутствие - и в это время, приглядевшись, Элион узнал его.
- Хонахт!
Юноша резко обернулся на голос, внимательно вглядываясь в появившегося перед ним на тропе Эльфа.
- Хонахт... ты? Откуда?..
- Ты знаешь имя моего отца, Эльф? - растерянно и в то же время настороженно спросил всадник, спешиваясь.
Элион забыл, что для людей время идет, что северянин не мог не измениться за двадцать лет. Да, лицо другое... и все-таки - как похож...
- Ты - сын Хонахта? Как твое имя?
- Элион, - юноша гордо выпрямился - почти вровень с Нолдо.
- Как?!.. Почему?..
- Может быть, ты хотя бы назовешь свое имя, Эльф, прежде чем требовать ответа от меня?
Эльф не обратил на вопрос никакого внимания:
- Ты действительно сын Хонахта? И имя твоей матери - Илха?
- Да...
- Почему - Элион? - допытывался Эльф. Юноша растерялся окончательно:
- Отец говорил - так звали его друга.
Друг. Никто так не называл его. Никогда.
- Когда он... служил в Ангамандо?
- Он и сейчас воин Твердыни. Почему ты...
- Я - Элион.
- Ты? - юноша неожиданно улыбнулся. - Вот отец обрадуется! Он так хотел встретить тебя... Едем со мной!
- Куда?
- В Аст Ахэ!
- Не сейчас, - после минутного колебания ответил Эльф. - Но я подумаю, обещаю тебе. Я подумаю...
Те, кому суждено встретиться, встречаются. И дорого дал бы Элион, чтобы этой встречи не было никогда.
Человек стоял у дерева, отчаянно обороняясь. Изгои окружили его, точно волки, готовые броситься на добычу всей стаей; будь их воля изрубили бы в куски, но человек защищался умело, и меч с Заклятьем Ночи на клинке разил без промаха.
- Хонахт! - хрипло крикнул Элион.
Человек обернулся на голос, открывшись всего на мгновение - но и этого было достаточно: два удара - в грудь и в живот - настигли его. Сдавленно вскрикнув, Элион рванулся к человеку, поддержал - остальные смотрели на него с недобрым недоумением.
- Твари! - прорычал Эльф. - Носилки, живо! Ко мне!..
- ...Как же так, Хонахт...
- Не казни себя... друг... - человек слабо улыбнулся. - Видно, мой час пришел. Глупо как... Он ведь говорил... Не нужно мне... на Пограничье... А я искал тебя... Жаль вот, меч... сыну передать... не успел...
- О чем ты? Я вылечу тебя, вот увидишь! Я все же Нолдо, мы умеем...
- Благодарю... друг...
И вдруг неожиданно остро Элион понял, осознал - ведь Хонахт может умереть, умереть прямо сейчас, и так и не узнать ничего... Ведь столько лет гордость Нолдо не позволяла ему быть честным даже с самим собой. "Нет, он не умрет. Он не может умереть, потому что я все, все расскажу ему, и тогда только и начнется жизнь... Он не сможет умереть!"
Элион заговорил - быстро, словно боясь не успеть:
- Знаешь, я только сейчас понял... Не во вражде дело: непонимание. Я ведь испугался тогда, когда осознал, что он... что он - Мелькор. Не разобрался, не почувствовал, значит - "мысли отравлены ложью Врага" - ведь так говорят. Ты пойми, ведь нас всех так учили. С детства вбивали в голову: он - Враг. Я ведь его и не видел никогда прежде - я уже здесь родился... А тут - все по-другому. От него - как волны тепла и какой-то печальной доброты. И потом - он же Властелин, а ты - простой воин... разве я посмел бы говорить так с сыновьями Феанаро? Странно... И, знаешь... теперь я хотел бы говорить - с ним. Мне почему-то кажется - он не прогнал бы меня, как... как мои соплеменники. От меня ведь даже брат отвернулся. А я сам? Разве же я знал, что все - так? Понимаешь, люди... вы - совсем другие. Мы все думали, Элдар - высшие, Нолдор - избранные из высших; а рядом с тобой я даже тогда себя мальчишкой чувствовал. Только признаться в этом не хотел. Даже себе.