Он снял грязную робу, забрал свой пиджак и прошел в гостиную.

Ожидания не оправдались. Она не пила с горла вино, она не кидала бокалы в стену. Она собирала осколки разбившейся тарелки с кафеля и осторожно клала в мусорное ведро. Его она не слышала. Задумалась и испугалась, когда он появился. От неожиданности. Наткнулась на острый осколок рукой.

Он застыл, смотрел, как осколок глубоко воткнулся ей в кожу. На мгновение ему стало больно. Больно за нее. Он прочувствовал ее боль своей кожей.

Она ойкнула. Ее голос вернул его в реальность.

Он швырнул свой пиджак на кресло и быстро подошел.

– Ну что ж вы голыми руками за стекло. – Присел рядом на корточки и схватил ее руку.

Из пальца торчал осколок. Он потянул ее и встал, не отпуская руки, повел к раковине. Под струей холодной воды он аккуратно вынул осколок, подавил на кожу, выпуская кровь.

– Если стекло осталось в руке, с кровью оно выйдет – пояснил он. – Стойте здесь и держите руку под водой.

Он отпустил ее и стал шастать по кухне в поисках аптечки, открывая шкафчики, в которых было все, только ничего нужного.

– Где у вас аптечка?

– Там.

Он взглянул на нее:

– Где там?

– Там, – она кивнула головой в сторону верхнего шкафчика, – на самом верху, чтобы дети не достали.

– Понятно.

В пластмассовой коробочке, защелкнутой тугими замочками, не оказалось ничего нужного.

– Не вижу здесь бинта.

– Его может и не быть. Да он и не нужен, я не сильно порезалась. Сейчас уже и кровь не течет.

Он закрыл бесполезную коробочку, взял Настину руку и вытащил из воды.

Кровь еще текла, но уже слабее.

– Больно? – зачем-то спросил он.

– Чуть-чуть.

Он осмотрел порез.

– Можно салфетками закрутить? – предложила она.

Он засуетился в поисках салфеток – сомнительного заменителя бинта – нашел. Аккуратно заматывал ей палец и смотрел, как белая тонкая бумагу становится красной. Много раз он видел кровь, но до сих пор не привык к ощущениям трепещущего страха и гуттаперчевой боли.

– Вот так. Скоро затянется, – решил он успокоить ее, не отпуская ее руки, поймал ее взгляд.

Она внимательно снизу вверх смотрела ему в лицо, ее совсем не интересовал ее порез, ее интересовал он сам. И он это понял. Или ему показалось, что он понял. Не важно. Он не стал долго разбираться: понял или показалось.

Он наклонился и поцеловал ее. Она не отстранилась, не засуетилась. Он отпустил ее руку, обнял и прижал к себе. А она ответила. Целовала и прижималась. И все случилось.

Все случилось быстро, но страстно, и в тоже время нежно, но сильно. Так может произойти только у посторонних, не близких людей. Все случилось на диване в зале.

Она проснулась под утро, еще до рассвета. Сон ужасный приснился, так и явь не лучше. Рядом с ней на диване в гостиной крепко спал Кирилл. Она еле успела приглушить вырвавшийся из груди стон расстроенного душевного покоя. Покоя?

О каком покое идет речь? Она давно не испытывала такого покоя. Заснуть на диване рядом с сильным и привлекательным мужчиной. Разве это не проявившийся впервые за много лет спокойствие? Такое мягкое и пушистое, как будто руки в мохеровых рукавичках нежно погладили душу. Вот только оно не доставляет ей морального удовлетворения сейчас, в данную секунду.

Она, не спеша, чтоб не разбудить Кирилла, сползла с дивана на пол. В полутьме собрала свои вещи и ушла на второй этаж. Ей показалось, что только за дверью родной комнаты она начала дышать. Она промучилась до самого утра, дожидаясь рассвета. Она не любила ночь и всегда удивлялась людям, которые могли проснуться среди ночи и пойти работать. Она даже не могла заставить себя встать с постели и сделать себе чай, не говоря уже о работе. Она просто лежала в постели и думала, думала, думала. Естественно, мысли лезли разные, и глупые, и умные, но ненужные для столь ночного времени. Поэтому не любила ночь. А сегодня был аншлаг мыслей в голове с одними вопросительными знаками: что теперь будет, как ей быть с Кириллом, может, он все сам поймет и уволится, может, не выходить на завтрак, что вообще между ними произошло, помешательство в квадрате?

Она открыла компьютер, и, как всегда, рабочий день начался с осмотра входящих писем. Только с одной разницей, что раньше она с интересом читала, а сегодня она чувствовала растерянность. Она двигала мышкой по коврику, курсором открывая письма и программы, совершенно в них не вникая. Попытка отвлечься от реальности не принесла успеха.

Как она могла вчера так глупо повести себя с Кириллом. Что это вообще было? Помутнение разума?

Ну как? Как она так могла?

Это же ни в какие рамки не лезет. Рамки. А какие у нее рамки? Те, которые она сама себе и понастроила. Рамки одинокой женщины, от которой муж ушел к ее лучшей подруге. Рамки несчастной, плачущей по ночам женщины, не понимающей, как можно писать романы ночью, зато с удовольствием рыдающей в подушку. Рамки матери-одиночки, изо всех сил старающейся дать детям самое лучшее и дорогое. Рамки кошмара обманутой жены. Он медленно, разрывая душу и тело, проник в явь. Рамки ярой ненависти к бывшей подруге, со временем угаснувшей, оставившей выцветшую отрешенность. Ее коварность и предательство, как сиамские близнецы – тихие убийцы Настиного счастья.

А она? Она чем лучше Иры? Переспала с малознакомым человеком. Повела себя, как порядочные женщины ведут себя с мужьями. Но он же ей не муж. Она о нем ничего не знает. Он говорил, что холостой, но отсутствие штампа в паспорте не гарантировало отсутствие невесты.

Она почувствовала себя героиней собственного романа, при этом ни капельки не гордилась наличием схожести. Она без труда могла положить главную героиню в постель с начальником фирмы, пропустив посещение ресторанов и букеты цветов. Но при этом считала в жизни подобную ситуацию поспешной и оправдывала себя тем, что можно писать о чем угодно, при этом оставаться скромной женщиной. А вчера сама попала в подобную ситуацию. А как выбраться – не знала. Погрузилась с головой в романтичные отношения с первым встречным.

– Жизнь – это не роман – скверным голосом напомнила себе Настя. – Ни один автор детективного романа не обязан лезть в эпицентр преступных событий, испытывая на себе новые ощущения.

В ее романах каждый второй герой заводил отношения с другой только потому, что это интересный поворот сюжета. Этого требовала атмосфера любовного романа и главная героиня, к которой у читателей к тому времени просыпались эмпатия и любопытство.

Но она не героиня романа. Какой сюжет ждет ее в жизни? Видимо, очень сложный. С крутыми поворотами скользкой дорожки. Именно это произошло вечером. Отсутствие жены удивляло и успокаивало – Настя автоматически была вычеркнута из длинного списка коварных женщин. Но мысли не давали покоя, скакали из стороны в сторону, никак не могли определить положение, в котором она оказалась. Ее мучала совесть, та самая, которая заснула вечером. И теперь в отместку играла мыслями, как теннисист пинг-понговыми мячиками. Мячик летит от совести – стук – глупая. Настя пасует – стук – желанная. Стук – недальновидная. Стук – привлекательная. Стук – фантазерка, выдумщица, мечтательница. Это большой плюс для писателя, но не Насти. Настя проиграла – плохая теннисистка.

Где были мозги, в каком углу прятался здравый ум, когда нужно было обдумать и выбрать второе между минутным удовольствием и жизненным равновесием.

Ужасно. Просто ужасно.

Она просто поддалась человеческому инстинкту. Никакого женского счастья и удовлетворения. Конечно, она получила удовольствие, но теперь морально опустошена и не совсем может понять, как себя дальше вести рядом с ним. Ведь все что произошло, произошло молниеносно и спонтанно. Произошли отношения, которые не должны дальше развиваться. Они просто не могут дальше развиваться. И что теперь делать? Как объясниться с Кириллом? Что теперь делать? Боясь, что подобного рода мысли приведут ее к умозаключению, что она не женщина, а организм, она постаралась их отбросить.