***

Первые признаки физической боли он ощутил, когда открыл глаза. Она расползалась по всему телу. Прожгла кожу. Скрутила мышцы. Проникла вглубь души. Зацепила сердце. Расковыряла плоть. Боль пронзала, но он понимал, что давно живет с ней. И даже привык. Физическая боль давно уступила место душевной боли. Той, которая оставляет глубокие раны, разорвавшейся души. Они не заживают.

Он осмотрелся. Белый потолок и бледные стены. Комната – глянцевый кубик, пропитанный запахом лекарств – напоминала больничную палату. Мужчина с трудом повернулся на бок и почувствовал на онемевшем лице что-то лишнее. Он потрогал. На ощупь не понял, но догадался, что на нем кислородная маска. Он снял ее. Он, действительно, в больнице. Одинокая кровать, железный прикроватный столик, аппаратура, моргающая изменчивыми цифрами, как приборная доска кабины самолета. Индикаторами его жизни какое-то время были цифры. Понять бы какое время? День? Неделя? Или годы?

Мысли были медленные и тягучие, взгляд – затуманенный, ощущения – притупленные, а звуки – приглушенные. Но он отчетливо слышал раздражение в ушах – надоедливый гул.

Он сел на кровати, потянул за проводки и трубочки, которые тянулись от аппаратов к его рукам. В ту же секунду аппарат перестал издавать монотонный сигнал и протяжно запищал. Он потрогал лицо – оно оказалось все в шрамах от порезов. И вспомнил…

Удар. Скрежет металла. Стекло разлетелось на мелкие осколки и больно, обжигающе порезало лицо…

В палату вбежала дежурная медсестра и от неожиданности даже притормозила.

– Вы встали? Не может быть. Я сейчас доктора позову. Ложитесь. – Тараторила она. – Вам нельзя вставать.

Он схватил ее за руку, когда она развернулась, чтобы бежать за доктором.

– Где Зара? – он крепче сжал ее руку.

– Я не знаю. Отпустите меня, мне нужно доктора позвать.

– Сколько я здесь лежу?

– Я точно не знаю, я всего лишь месяц здесь работаю.

– Месяц? Вы шутите?

– Нет.

– Какое сегодня число?

– Пятнадцатое.

– Дату. Скажи мне дату! – раздраженно потребовал он и крепче сжал ей руку.

– Пятнадцатое сентября. Нужно позвать доктора, – попросила она.

Он отпустил ее, и она побежала за доктором.

– Два месяца, – обреченно пробормотал он и спустил ноги с кровати. Какая-то сила вселилась в него, она возвращала ощущения, звуки, мысли и, самое главное, желание жить.

Он поймал свое отражение в темном мониторе аппарата УЗИ и ужаснулся. На него смотрело чудовище. Раны от стекла уже затянулись, но не исчезли, а наоборот, набухли и безобразно выпирали рубцами. Он был уверен, что они воспаленного красного цвета. Видимо, врачи сильно не старались, зашивая порезы и царапины. Изуродованное лицо теперь было похоже на дыню, такое же в репанках и рубцах. Даже темная глубина экрана не смогла скрыть весь ужас последствий аварии.

С той аварии прошло почти два месяца!

Он лежал в больнице почти два месяца!

А Зара? Где Зара?

Последнее, что он запомнил, до того как отключиться в беспамятстве, была машина. Он помнил машину. Ту, которая неслась на пешеходов, но врезалась в их автомобиль.

Они ехали с Зарой к друзьям на дачу. И уже на выезде из города в его машину влетел огромный джип. Он толком и не понял ничего. Воспоминание безжалостно подкидывало кадры того дня. Удар. Скрежет металла. Крик. Машина потеряла управление. Ее подкинуло в воздух. Оторвало от земли. Она пролетела. И опять удар. Стекло разлетелось. Он сильно ударился головой, но сознание не потерял. Зары в машине не было. Где она? Ее выкинуло из машины при ударе? Он кое-как открыл искореженную дверь, вывалился на землю и почувствовал, что кровь течет по лицу мелкими струйками, он вытер лоб. Боль оказалась острой. Он не столько почувствовал, а больше догадался, что стекло разбилось и осколки попали ему в лицо. Он посмотрел на свою ладонь – она была в крови. Зару он не увидел. И никак не мог понять, где она. Он направился в сторону чужой машины, которая влетела в них, в салоне находился человек, кажется женщина, зажатая в подушке безопасности, сама машина без существенных повреждений. Он сделал несколько шагов. Упал на колени. По-видимому, сначала его несла гремучая смесь из силы и болевого шока, но потом он прошел и почувствовал нестерпимую боль во всем теле, и силы покинули его. Он пошатнулся и упал на бок. С каждой секундой в глазах становилось все темнее, как будто он вошел в тоннель, темнота сгустилась, а свет отдалился. Он медленно отходил от света. Он смотрел прямо перед собой и в отдаляющемся свете видел белую машину, номер машины. Черные цифры медленно расплывались в туманное облако. Потом все потухло. Номер врезался в его память, в мысли, в глаза. Он так четко помнил этот номер, как будто он на него все время смотрел. Все два месяца он стоял у него перед глазами.

В палату вбежал заспанный дежурный доктор с медсестрой, которая «всего лишь месяц здесь работает». Они суетились вокруг него, проверять показатели аппаратов, светить в глаза, требовать открыть рот. Что они хотят от него?

– Где Зара? – спросил он у доктора.

– Зара? – удивился он. – Зара – это кто?

– Зарема. Где Зарема? – опять спросил он и уточнил – это моя девушка. Она была тогда в машине. Мы попали в аварию.

– Ох, парень, давай мы поговорим с тобой позже, а сейчас мне нужно тебя осмотреть.

– Где она? Она погибла?

Доктор взглянул, но не ответил, подцепил к его руке шнурки и проводки. Трезвый ум и крепкие нервы – показатели брони специалиста. Ни один разговор не должен сбить его с профессионального толку. Но парень оттолкнул его.

– Я вас спрашиваю! – крикнул он. Голос дрогнул. Силы предательски покидали неокрепшее тело. Он дернул рукой. Проводки натянулись, как резинки норовя отлететь к аппаратам. Он набрал в легкие воздух, закашлялся и опять потребовал – отвечайте. Где она? Она погибла?

– Я не знаю.

Доктор врал, это было видно. Ложь трудно скрыть. Ее выдает голос, взгляд, слова, пропасть противоречивых чувств. Она выпячивает таинственной скрытностью, как шило из мешка. Медсестра с сочувствием смотрела на больного.

Доктор придержал его за руку и посмотрел на аппаратуру: считывал информацию. Показатели не радовали, но состояние пришедшего в себя парня обнадеживало, обещало динамичное восстановление с помощью специалистов и медикаментов.

Парень попытался встать, оперся на руки и пошатнулся, врач подхватил его и помог сесть обратно.

– Куда вы, Дмитрий, собрались? Вам еще рано вставать. Надо набраться сил. Вы еще слабы. Доверьтесь нам. Сейчас Машенька сделает вам укол, – он сделал знак глазами медсестре, та стала набирать в шприц лекарство, а доктор продолжил: – И вы, Дмитрий, успокоитесь, поспите. А утром поговорим.

Парень беспомощно взглянул на врача. Он понял все. Не нужно утром ни о чем говорить. Все и так понятно. Понятно, что Зары уже нет. Нет в живых. Она погибла. Она погибла в той жуткой аварии.

– А-а-а! – закричал он и повалился лицом на подушку.

Тогда он не увидел Зару. Не успел. Он отключился от боли и от полученных ран. Он сильно стукнулся в машине и потерял сознание, так и не увидев ее. Последнее, что он тогда видел, это белая большая машина и ее номерной знак. Три цифры три и буквами слово «три». Темный тоннель ночной черноты сомкнулся.

Тогда казалось, что это было самое страшное. Нет. Самое страшное оказалось сейчас, когда темнота расступилась. Оказалось, что свет таит в себе ловушку. Возвращение к жизни оказалось самым болезненным.

Жизнь ради жизни окончена, начинается борьба. Теперь она неизменная спутница его жизни, также как все возможные вариации боли и мести.

***

Прошло время – чуть больше года.

В кафе было безлюдно – положительное качество уюта. Приглушенный свет придавал таинственности. Обстановка располагала для конфиденциального разговора. Обычно в таких местах решаются денежные вопросы, связанные с секретностью. Журналист Жуков Женя, подписывающийся в статьях «ЖЖЖ», знал это не понаслышке. Многогодовая практика доказывала, что деньги не любят громких звуков и любопытных взглядов.