Пришлось передать ему привет с девочкой.

***

А хорошая оказалась девочка. И семья неплохая. Слава Всевышнему, они не стали обижать мой дом. Починив многое, они почти ничего не поменяли и не уничтожили. Они ценят мои старые вещи почти как я. А их дочь понимает наш дом лучше всех. Ведь она теперь знает его историю. Уже больше пятнадцати лет я рассказываю её ей.

Живых в доме прибавилось. Девочка вышла замуж. Она сказала мне, что муж звал её жить к себе. Но она отказалась. Она говорит, что больше жизни любит этот дом. Её муж не знает обо мне. Он живёт здесь гостем, как и вся семья. И только лишь его жена знает о нашем доме всё. Я думаю, она тоже тут останется.

Интересно, что скажут её малыши, когда подрастут? Она покажет им меня? Захотят ли и они остаться? …

Скоро полдень настанет, солнце уже поднялось над зреющей пшеницей так высоко, что тени от столбов почти исчезли. Они думают, что в их современном мире, где традиции предков давно забыты, не осталось духов полей? Они ошибаются. Никакая техника не сможет выгнать нас из нашего царства. Время для нас не идёт. Мы бережём свои океаны золотых колосьев, спускаясь по лучам самого Солнца, и охраняем берега наших полей в полдень от любопытных взоров так же пристально, как и тысячи лет назад. И не важно нам, Полудницам, кто и чем сеет рожь и пшеницу в наших угодьях – крестьяне с котомками зерна через плечо или фермеры на тракторах и комбайнах. Хлеб остаётся хлебом во все времена. И мы будем его опекать так же рьяно, покуда всё живое не исчезнет с лица Земли.

А уважения у людей к нам поубавилось. Вот, смотрю я, человек едет вдоль поля на велосипеде, прямо по меже. И не смотрит он на небо, и не боится полудня – границы двух миров, и не спешит укрыться в своём жилище от моих цепких рук, от моих белых одежд, что мелькнут среди колосьев, что почудятся ему солнечным бликом. Он меня не боится.

А зря.

Выйду я на межу навстречу его железному коню, и не сможет он пройти-проехать ни сквозь меня, ни мимо меня. И спрошу я его о том, помнит ли он, как сеять хлеб, как жать, как молотить, как зерно сберечь. И не сможет мне путник ничего сказать, так как не знает он ничегошеньки о страде полевой, о труде тяжком предков своих. Не поддержит он беседу со мной, Матерью Полей, до той минуты, как полдень минет, и я исчезну с глаз его, словно морок, словно марево над полем в жаркий июльский день. А станет он отмахиваться от меня, принимая за кошмар, от солнца палящего сделавшийся. Обидит меня этим сильно. И тогда схвачу я за голову его вроде бы умную, а вроде бы и дурную. И крутану так, что искры из глаз посыплются. И упадёт несмышлёныш, творение технологичного мира, на межу, и останется лежать там в обмороке до глубокой ночи. А потом очнётся с головокружением диким, таким, что ехать на своём велосипеде не сможет, так и бросит его на меже, и будет потом до утра, петляя, домой добираться. А после, если головокружение и отпустит бедолагу, останется на всю жизнь дурачком и заикой.

И ведь никто из окружения его, такого же гордого и бездушного, не скажет: «Беднягу Полудница сгубила!» А придумают они многое множество оправданий, объяснений, диагнозов, обвинят во всём солнце жаркое да здоровье слабое.

А мне и не обидно будет, ведь отомстила я за неуважение к персоне своей значимой.

И будем мы, Полудницы, вовеки веков, покуда хлеба да народ русский не пропадут, не сгинут с бескрайних наших плодородных земель.

Слава нам и хлебам, да лету жаркому, да Царю-Солнышку!

Как много ходит про нас легенд и сказок! Все языки мира знают слово «упырь». О нас многое известно. Но как же много из того, что о нас пишут – ложь!

Я таким родился. Вернее, появился на свет, ибо я никогда не рождался в прямом смысле. Я начал существовать очень давно. И всегда был таким, как сейчас – мужчиной неопределённого возраста, сильным и симпатичным. Я ношу одежду, как и вы все. Я одеваюсь согласно моде времён, в которых живу. Вы не сможете отличить меня в толпе.

И свет дневной мне не страшен, отнюдь. Я хожу среди вас, я живу вашей жизнью. А охочусь исключительно ночами лишь потому, что ночью проще питаться вдали от посторонних глаз.

Я действительно нападаю во тьме на вас, людей, это чистая правда. Но вы – сложная добыча. Я также могу охотиться на диких или бездомных животных, однако, их кровь крайне непитательна. Мне приходится идти на риск и выслеживать человеческих особей там, где никто не увидит, как я пью их кровь, и не выдаст меня.

Признаться, в старину мне было намного тяжелее жить. Все вокруг знали о существовании таких, как я, ведь не все мы так осторожны. Если они находили мою обескровленную жертву, тотчас начинали искать меня, выслеживать, расставлять ловушки. Зачастую приходилось менять места жительства после каждой жертвы, так рьяно жители городов и деревень начинали меня ловить.

А сейчас намного проще. Я живу в мегаполисе, тут легче затеряться. В вампиров давно никто не верит, а моих жертв приписывают маньякам. К тому же за века я мастерски научился маскировать оставленные мною следы. Однако, при этом в современном мире мне гораздо реже удаётся выследить и поймать добычу без свидетелей. Окраины города, шоссе, промзоны – вот мои любимые места охоты. В наши дни никто не носит с собой бесполезные чеснок или осиновые колья, а за серебряные пули можно попасть в тюрьму. Поэтому их тоже никто не носит.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.