Лагреши подошел к ней, горячие, сухие пальцы легли на ее губы.

— Ты произносишь то, что очевидно Силам. Подожди, мне нужно обсудить это с кха-этх. И с Гоора-эми.

Доран удивился, когда Киоре и Лагреши нашли его в саду. Гоора-эми как раз заканчивал длинный рассказ о том, чем ему не нравится столица.

— Грязно тут у вас, слишком много плохих мыслей! — подвел он итог.

Говорить с Лагреши старцу не понадобилось — они замерли друг напротив друга, и даже у герцога, не чувствовавшего магии, возникло ощущение, что происходит нечто необычное, как в тронном зале во время разговора колдунов с императором.

Повеяло южным зноем, воздух наполнился пряным ароматом цветов, и ветер закружил, зашелестел листвой, словно запел.

— Кха-этх согласен вам помочь. Амулеты передаст Мешагиль Трехглазая, — важно произнес седобородый. — И, Шаитария, кха-этх говорит, что тебя ждут дома.

Тень скользнула по лицу Киоре.

— Спасибо вам, — глухо произнесла она. — Мы будем ждать Мешагиль.

— Шаитария, кха-этх будет рад видеть тебя дома в любое время. Закончи свои дела здесь и возвращайся в хаанат, там ты найдешь покой!

Лагреши кивнул на эти слова старика.

— Спасибо. Я подумаю об этом, — кивнула она.

И, попрощавшись, они покинули дом колдунов — Киоре шла так быстро, что почти тащила за собой Дорана.

За пределами особняка, как будто озаренного южным солнцем, царила сумрачная хмарь Тоноля. Парило. И нестерпимо воняло газом, копотью, грязью, а может быть, и плохими мыслями.

— Теперь нам остается только ждать, — сказала Киоре.

Дома их встретил взволнованный дворецкий:

— Ваше сиятельство! Я уже беспокоился, как мне быть… Из дворца прислали приглашение — император ждет вас незамедлительно! — он протянул картонную карточку всего с одним предложением.

— Автомобиль…

— Уже готов! Водитель ждет вас, ваше сиятельство, — ответил дворецкий.

На встревоженный взгляд Киоре мужчина ответил легким пожатием плеч.

Во дворце Дорана вновь вел старый слуга, и вновь он чувствовал его отточенное годами презрение, иные слуги не скрывали негодующих взглядов, и их поклоны стали совершенно издевательскими. У дверей, куда привели Дорана, мялся, опираясь на трость, бледный виконт Оленский. Его щеки дрожали от напряжения, а глаза бегали туда-сюда.

— Ваше сиятельство?.. И вы здесь? Вы знаете, что нас ждет? — дрожащим от волнения голосом спросил он. — Я жду уже полчаса… Слуги ничего не говорят!

— Подозреваю, что мы теперь в немилости, — ответил он, встав рядом с виконтом. — Поднимите голову выше, минут через пятнадцать мы узнаем, в чём дело.

Доран ошибся — двери в зал с малым троном, где недавно император говорил с колдунами, открылись через полчаса. Холодный зал с белыми стенами и красной ковровой дорожкой встретил тишиной. И пустотой. Императора на троне не было, а у его подножия стоял пожилой камердинер Его Величества.

— Его Величество недоволен работой Тайного сыска и Особого управления, — достав из кармана свиток, слуга развернул его и зачитал послание императора. — Я желаю видеть результат вашей работы, а не читать каждый раз оправдания ваших провалов! Посмотрите, до чего вы довели город — люди боятся, люди не верят своему императору! Если в скором времени ничего не изменится, я накажу вас.

Убрав бумагу, слуга поклонился и покинул мужчин. Бледный виконт стал пунцовым, затрясло его еще сильнее; Доран держался неподвижно — за дверьми наверняка ждут, шпионят и слуги, и дворяне из мелких прихлебателей, которые к вечеру разнесут по всему Тонолю весть об опале виконта и герцога… Так и вышло — слуги за дверьми даже не поклонились им, смотрели во все глаза.

— В ближайший месяц вы не сможете ужинать со своей семьей, — ядовито заметил Доран. — Нам придется работать круглыми сутками…

Это была еще не опала — лишь немилость императора, но и она редко сменялась прежним расположением правителя, и герцог и виконт это знали.

Свинцовое небо легло Дорану на плечи нестерпимой тяжестью, когда он вышел из дворца. «Для чего я так живу?» — мелькнул и трусливо спрятался за ворохом других мыслей непростой вопрос, ответа на который не существовало…

В рабочем кабинете Дорана Истиаш навел порядок, насколько смог — в углах, вокруг нового ковра еще виднелись следы гари и царапины. В управление стекались новые отчеты о работе его подчиненных. Все больше людей внедрялось на арену, всё больше сведений они собирали и передавали… Но никто из них по-прежнему не приблизился к организаторам арены, к идейным вдохновителям переворота. Если они так хорошо спрятались в столице, значит, они ее обитатели? И не последние люди? Скорее всего.

Скорее всего…

Мог ли он упустить еще один заговор? Создали ли его южане или кто-то ловко воспользовался недовольствами на краю империи?..

И что может сделать Доран? В кабинете темно, едва ощущается сквозняк — плохо пригнали новую оконную раму. Он замерз — ногти посинели в основании и побелели у краев.

Свинцовая тяжесть с плеч перебралась в грудь, и сердце теперь страшно давило на ребра, будто силясь сломать. Это Доран привел все к краху? Или такова судьба? Или события оказались сильнее него?

Доран потер руки, тщетно пытаясь согреть их. Какая разница, что привело к краху? Важно лишь то, что он может сделать, что может исправить.

Что он может?

Доран увяз в этом вопросе, как в паутине. Пока нет амулетов, ни один план его не спасет. Значит, пока, как и прежде, он может только ждать.

Новые отчеты, новые дела, и вот новый вечер темнотой залил кабинет — буквы на бумаге слились в серую кашу. Мерно тикали часы. Дверь приоткрылась, и резкий луч света ударил по глазам.

— К вам граф Соренор, ваше сиятельство!

— Зажги лампы и пригласи его. И нас не беспокоить, — приказал он, поднимаясь из-за стола.

Граф вошел, когда помощник зажег последнюю лампу. Пурпурное пальто, белоснежный шарф и трость красного дерева с резной головой горгульи — дорогой, претенциозный наряд, оттенявший глаза, горящие что угли.

— Что привело вас сюда, ваша светлость? — Доран наклонил голову к плечу.

Граф положил обе руки на трость, и клюв горгульи развернулся точно на Дорана.

— Страх, ваше сиятельство. Я так стар, что не боюсь признаться в страхе перед смертью. Молодость бравирует, верит, что она сильнее всех, но старость знает, как отчаянно и глупо не бояться конца… — он говорил медленно, отделяя каждое слово паузой, словно артист на сцене.

— Вам угрожают? — Доран опустился в свое кресло, предложив сесть и гостю.

— Можно сказать и так, — он выпрямил руки, сжимавшие голову горгульи, покрутил ее. — Известная вам Киоре несколько раз была замечена охраной у моего дома. Это внушает опасения. Я знаю, что она убила Иари и Освеша, знаю и о вьюне, и о символике этого цветка. Не удивляйтесь, герцог, у меня много ушей по всей империи… Так вот. А если она решила убить и меня?

Граф достал трубку и закурил. Он выглядел воплощением смерти со своим худым лицом и глубоко посаженными глазами, что только подчеркивал свет ламп.

— Зачем ей убивать вас? Может, ей нужны деньги.

— Вокруг полно домов богаче и с худшей охраной, — поморщился посетитель, затянулся и выпустил кольцо дыма.

— Но все-таки почему вы думаете, что она хочет вас убить?

— Не вижу других причин. Помните разговор о Шаитарии? Я смею предполагать, что она и есть Киоре. Я видел портрет Киоре здесь, пока шел к вам… Сходство между Киоре и девочкой из моих воспоминаний определенно есть. Не просто так вы ей интересовались, ваше сиятельство, не просто так…

— Но зачем Шаитарии вас убивать?

— Возможно, она считает меня виновным в смерти ее отца?

Он вновь выпустил дымное кольцо. Тяжелый, густой запах табака горечью наполнил кабинет. Поздний гость был спокоен и умиротворен, но трубка в руке сжата слишком крепко, и в нарочито расслабленной его позе, в его неподвижности читалось напряжение.

Только ли ждать мог Доран? И видел ли граф портрет Нииры? Заметил ли сходство?