— Джемма, а монастырь паломников пускать обязан? Ну, тех, которые принесли обет обойти монастыри и не имеют права останавливаться где-то кроме них?

— Разумеется! — фыркнула девушка, допивая травяной отвар — вина ее отец не признавал. — Только какой полоумный захочет пешком обойти наши монастыри?

— Тот, которому нужен источник? — предложила Киоре, пожимая плечами.

— Не знаю… Ладно вам паломников вспоминать, вот уж у кого не жизнь, а тоска смертная! Давайте я лучше вам про север расскажу…

Джемма рассказывала о северной жизни, где почти все местные мужчины сменами работали в шахтах, а на женские плечи ложилось все хозяйство. Впрочем, горнорабочим тоже легко не было, а уж если обвал… Но Джемма обходила эти стороны, предпочитая рассказывать о дамах-богатырках, которые на одном плече могли целое дерево утащить, рассказывала о том, как одичавшие за месяц работы, чумазые, как поросята, мужчины налетами захватывали близлежащие к шахтам города и деревни. Черные, немытые рожи вызывали смех и веселье, а они, размахивая инструментами, наводняли трактиры и постоялые дворы, чтобы превратиться в людей, потратить часть заработанных денег и уже спокойными разойтись по домам к женам и детям.

Киоре слушала и невольно смеялась — так простодушно и легко повествовала о довольно тяжелой жизни Джемма. Она свихнулась бы и сбежала на поиски лучшей доли. В чём и призналась. Ее собеседница кивнула: и таких хватало, кто отправлялся даже покорять столицу, неизвестно на что надеясь. Кто-то через несколько лет возвращался и спивался, кто-то и правда чего-то добивался, но большинство все-таки предпочитало привычные быт и уклад, сложившиеся за столетия. Налогами их не душили, защищали от разбойников и голода. Замерзшие деревни вот стали первым страшным событием за много-много лет.

Уже далеко за полночь девушки разошлись, довольные проведенным вечером, и Киоре поднялась на второй этаж — не мудрствуя, ее определили в ту же спальню. Слева в коридоре падал свет из открытой двери, слышался приятный, тихий баритон господина Джеммалсона. Он читал поэму о герое, что шел сквозь вьюгу, пытаясь одолеть чары души гор, чтобы спуститься вниз и принести людям в деревне шейту. Что такое эта самая шейта, она не поняла, поскольку лекаря перебил Доран:

— Ниира, заходите. Мы уже достаточно наблюдаем вашу тень.

Она зашла в крохотную библиотеку: всего-то пара стеллажей книг, небольшой стол с газовой лампой и четыре непритязательных кресла.

— Не хотела мешать столь проникновенной декламации, — улыбнулась она, опускаясь в кресло напротив Дорана; хозяин дома стоял у одного из стеллажей, вытянув руку с книжкой.

— Джеммалсон очень любит эту историю о глупом самопожертвовании, — Доран отпил из бокала, — герой ведь умрет, отдав дары людям.

— А некто до дыр зачитал баллады эпохи Княжеств, — лекарь прищурился и коварно улыбнулся.

Еще некоторое время он читал стихи, выразительно и трогательно, и Киоре с наслаждением слушала, незаметно присматриваясь к Дорану. Глаза герцога странно блестели, волосы растрепались. Китель был наброшен на спинку кресла, а рукава рубашки закатаны до локтя — оставленный богом шрам скрывала тканевая повязка. Дочитав, господин Джеммалсон откланялся: рано утром его опять ждали в госпитале. Огонек в лампе дрожал, а Доран неотрывно смотрел в пламя, поворачивая опустевший бокал. Бутылка на столе просвечивала, и содержимое знаменательно приближалось к самому донышку.

— Не ожидала, что вы любите читать.

Киоре требовалось хоть что-нибудь сказать, чтобы услышать язвительный, злой ответ, который убьет момент.

— Скорее любил. Вряд ли сейчас мне понравятся баллады так же, как в юности, — пожал он плечами и поставил бокал на столик.

— Как ваша карета? Я слышала, вас искали.

— Ее уже чинят. Обещают за два дня сделать из уважения к моим деньгам.

Киоре улыбнулась едкой шутке. Да что же такое? Чтобы развеяться, прошлась к стеллажам, изучая потертые переплеты.

— Не трудитесь, романов здесь нет, — снова колкая шутка, сказанная равнодушным тоном.

— Я и не читаю их, — пожала она плечами, присаживаясь в соседнее с герцогом кресло: справочники по травам или анатомии ее совершенно не интересовали.

— Разумеется, — он вылил остатки вина в бокал и отсалютовал им девушке. — У вас наверняка под подушкой лежит карманная Ги-Ра, которую вы перечитываете каждое утро.

— Пожалуй, заведу такую привычку. Чтобы оправдать ваши ожидания, — фыркнула Киоре.

Совсем немного было стыдно: образ баронеты таял, оставался маской, из-под которой ехидно разговаривала сама Киоре. А впрочем… Впрочем ей даже стало интересно, когда герцог состыкует все неувязки — подсказок было очень, очень много. Да, лицо она меняла, но грим и косметика не вмешательство коновалов, не делают из нее абсолютно другого человека. Оставался цвет глаз, если вспомнит — хрупкость баронеты, лечившей его ночью. Опять же этот яд, если господин Джеммалсон под давлением все-таки расскажет правду. И северный источник, расположенный в монастыре Ратаалада, где содержится Освеш. А может быть, Доран догадается, только если увидит на запястье пойманной воровки крестообразный шрам?.. Задумавшись, она невольно очертила контуры последнего, скрытые рукавом платья.

Нежное прикосновение к щеке вырвало из раздумий. Доран склонился, опершись на подлокотник, и пальцы аккуратно скользнули по скуле вниз. Чувства вихрем носились в его взгляде — жгучий коктейль из страха, трепета, удивления и сомнений, но сквозь всю эту бурю прорывалось и счастье, сумасшедшее, беспокойное, болезненное, как дрожащее и пляшущее пламя свечи. Слишком много чувств, и Киоре задохнулась, растворилась в них, не в силах отвернуться или пошевелиться. Она самой себе казалась бабочкой, пришпиленной к листу бумаги и помещенной под лупу. Пальцы Дорана на миг задержались у подбородка и скользнули на шею, нырнули за воротник платья, отогнув полоску кружева там, где заполошно билась жилка. Простое касание, становившееся все ближе в полумраке лицо.

Это север, это не проклятая столица с интригами, это совсем другое место… Неужели она не заслужила хоть где-то на миг стать собой, отдаться желаниям? Проклятье, она устранит все последствия, выпутается, разыграет план по-новому, всё сделает ради этих мгновений… И даже не пожалеет, что на несколько минут месть отошла на второй план.

Только Доран оказался разумнее. Он порывисто отодвинулся от нее, закрыл глаза рукой.

— Вам не стоило оставаться со мной наедине, — рубленые фразы комьями снега врезались в лицо, остудив и отрезвив. — Я пьян.

— Вы ничего не сделали, — Киоре даже порадовалась: голос не дрогнул и тем более не звучал хрипло. — Вам что-то… почудилось? — осторожно спросила она.

— Мне уже давно что-то чудится, — он скривился, оторвав ладонь от глаз. — Вы напомнили мою покойную супругу. Порой ваше сходство… — Доран замялся, не в силах решить, что лучше: соврать или все-таки сказать правду. — Ваше сходство пугает, если быть честным. А вам всего-то пятнадцать… Именно столько лет назад почила моя Лааре.

Последнюю фразу Доран пробормотал в кулак, но Киоре все равно разобрала, ощутив пробежавший по спине морозец.

— Я вам в отцы гожусь ведь. Будь вы сиротой, удочерил бы без раздумий, — и сам рассмеялся собственной шутке. — Кажется, вино оказалось слишком крепким. Или что мы тут пили?.. Не судите меня за это слишком строго, Ниира. На миг мне показалось, что в вас переродилась моя супруга. Иначе бы мы не встречались так часто… Как думаете?

Киоре прикусила язык, чтобы не сорваться в пылкое отрицание. Если бы она знала, куда приведут ее попытки утешить отчаявшегося мужчину! В который раз взревела обиженная гордость, ведь опять между ней и Дораном встал образ покойницы! Право слово, Киоре сама бы прибила Лааре: надо же так запудрить мужику мозги!

— Я ничего не могу сказать, ваше сиятельство, — она беззащитно улыбнулась. — Нам не дано знать предыдущие жизни. Будущее покажет.

Доран хмыкнул и взял пустой бокал, чтобы просто повертеть его в руках, рассматривая отблески в стекле.