Виталий Петрович, хирург и онколог отделения общей хирургии Сенежанской ЦРБ, пошатываясь, шел по больничному коридору. Он почти не понимал, где находится и куда идет… Коридор был завален обломками больничной мебели, битым стеклом, телами людей…, все под осыпавшейся белой кирпичной пылью. В вечернем мраке трудно было понять, где находится теперь выход. Медленно передвигая ноги и спотыкаясь, бессмысленно глядя как бы в пустоту впереди себя, он прошел мимо выхода, забыв о своей цели. В конце коридора словно очнувшись, повернул обратно и замер. Внезапно с улицы донеслись резкие, хлопающие звуки выстрелов. В ушах зазвенело, Виталий, уткнувшись в стену издал похожий на мычание стон. В глазах засверкали яркие мушки, затошнило, ноги стали ватными, он бессильно осел, тяжело дыша… Ему показалось, что он слышит журчание ручья. В глазах стало светлеть, и почему-то вспомнился день, его последний выходной день.

Это было чуть больше месяца назад. Был обычный, по-весеннему радостный, теплый солнечный день. Он сидел на берегу речки с удочкой, было немного скучно и одновременно радостно беззаботно. На мгновение казалось, Виталий все забыл и как будто оказался снова там, на берегу с удочками в утренней безмятежности…

Вдруг снова раздались выстрелы, затем он услышал звук, похожий на звериный вопль. Нужно было встать и найти этот чертов выход… Внезапно в глазах потемнело, ноги снова стали ватными, он осел и слабея, завалился на бок.

Одним месяцем ранее

Итак, был солнечный весенний один из первых по-настоящему теплых дней. Ранним утром Виталий Петрович в резиновых ботфортах, навьюченный рыболовными снастями, рюкзаком со всякой необходимой на рыбалке ерундой, и спиртом, обязательным для приготовления настоящей ухи и не только для нее… Так вот, сонный и навьюченный Виталий Петрович задирал с трудом свою травмированную ногу, чтобы влезть в УАЗ своего знакомца Егора Валентиновича, реаниматолога. УАЗ «Патриот» после привычной «десятки» показался ему гигантом. В конце концов, ругаясь под нос, ему удалось ввалиться на заднее сиденье. Машина тронулась, завязался ленивый утренний разговор…

Как обычно, беседа безальтернативно скатилась на рабочие темы. Только добрались до места, развернулись, закинули удочки – у Валентиныча зазвонил телефон.

«Что за черт?»

На самом деле, едва раздался звонок, оба рыбака уже знали, кто и зачем звонил. Или скажем так, подозревали. Виталий Петрович и Егор Валентинович были сотрудниками местной сельской ЦРБ, оба были на так называемом дежурстве на дому, хотя правильнее это было бы назвать дежурством на телефоне. Врачей в больнице было не много, и звонки-вызовы домой были часты. Была надежда, что ранним воскресным утром у приятелей будет 3-4 часа на рыбалку, но закон подлости, как известно не знает в таких случаях промаха. Звонили из приемной, дежурный по больнице срочно вызывал хирурга… Что ж, надо ехать обратно.

Поехали в больницу, конечно, не переодеваясь. В резиновых огромных сапогах, осыпая комьями земли коричневый больничный кафель, ввалились в приемное. Дежурный врач, точнее сказать «дежурная» врач, полная женщина лет сорока, показывает направление из фельдшерского медпункта со словами:

– Где они их находят?

Оказывается, сантранспортом доставили в приемное мужчину около 40 минут назад, жалуется на сильные боли в руке. Сам обратившийся, тихо постанывая от боли, сидел, покачиваясь на кушетке. Осмотрели вместе руку. Кисть была красной, как-бы раздутой, как будто ее накачали жидкостью.

Оформляйте пока в хирургию, – распорядился Валентиныч, глянув на Виталия. Виталий согласно кивнул. Медсестра спросила:

– Что вписать в диагноз?

– …Рожа пока, – буркнул Петрович и безуспешно пытаясь сдержать зевоту побрел в отделение, переодеваться.

Доплелся до ординаторской, бухнулся в кресло у своего стола. Посидел, потеребил истории на столе. Пописать что ли «долги»? Да ну их в воскресенье к чертям собачьим. Лучше завтра… Или после завтра. Через 10 минут угрызения совести были прерваны вошедшей постовой сестрой, бросившей молча на стол историю поступившего. Петрович не спеша расписал назначения, поднялся, дошел до стойки сестринского поста, сунул лист под нос отрешенно строчащей в журнале медсестре и вернувшись снова плюхнулся в кресло. На этот раз без лишних размышлений тут же задремал в кресле. Показаний к операции пока не было и можно было попробовать, по крайней мере, выспаться…

Спустя час уже другая постовая медсестра, сменившая ночную, была вынуждена разбудить его. Больной жалуется на сильные боли, анальгин не помог, нужно что-то посильнее. Кроме того, медсестре показалось, что рука покраснела сильнее. Петрович, пошатываясь и потягиваясь, направился в палату, уточнить ситуацию. Было около 9 часов, пациенты ходили по коридору с тарелками, кто-то нес порции для неходячих собратьев по несчастью с целым набором тарелок на подносах, кто-то шел в столовую получить свою порция. Между этим потоком сновала санитарка со шваброй в одной руке и тряпкой в другой, призывая проходящих мимо к осторожности из-за влажного пола.

В септическом или проще говоря гнойном блоке к запахам еды примешивался уже привычный застойный запах мочи и прочие «ароматы» сопровождающие помещения с лежачими больными. Вот наконец и нужная палата. Пациент был все в том же сидячем положении, выглядел отрешенным, постанывал и раскачивался. Казалось, за прошедший час еще немного похудел и побледнел.

– Язык? Дай руку. Так больно? А здесь?

«Ого! Дела хреновые… И правда, где они это цепляют, блин», – подумал Петрович про себя и уже вслух медсестре:

– Переводи в реанимацию.

Реаниматолог подписал «инфузионку» в лист назначений, антибиотики перевели на внутривенное введение, добавив еще один для усиления. Виталий Петрович произвел под местной анестезией несколько разрезов на руки для декомпрессии, однако жидкость и кровь почти не выделялись из ран. Еще через пару часов, к изумлению Петровича, рука у пациента стала почти полностью красной. Он попробовал прозондировать поглубже через операционные раны, но гноя в пораженных тканях не обнаружилось. После решил добраться домой, пообедать в домашнем спокойствии. Но во время обеда его снова настиг звонок от Валентиныча:

– Больной наш похоже загнуться собирается, температура не снижается, под 40. Положительной динамики по руке нет. Приходи, глянь еще раз.

К полудню стало ясно что ситуация крайне серьезная. Петрович шел в реанимацию, ожидая увидеть хотя бы небольшое улучшение, но отек и покраснение, как оказалось, поднимались выше к плечу. Больной чувствовал себя еще хуже, его продолжало лихорадить, сознание его было спутанным.

– Как тебя зовут?

В ответ бессвязное мычание.

Пошли с реаниматологом в ординаторскую, перекурить и обдумать ситуацию:

– Какие мысли, Петрович? – Виталий в ответ состроил гримасу неопределенности и пожал плечами. Подошел так же вызванный рентгенолог, пожал лапу реаниматолога и бухнулся на дешевый, жесткий обшарпанный больничный кожзамовый диванчик.

– Вот – В руках были только что сделанные рентгеновские снимки. Выставили их на свет… Вроде ничего особенного.

– Звони Петрович, в область, докладывай – решительно прогудел реаниматолог.

Петрович мысленно представил себе эту муку объяснений с дежурным хирургом ОКБ в воскресенье и нехотя взялся за трубку. Больной был действительно тяжелый и сложный, надо было отправлять его в головное учреждение.

Через 20 минут непрерывного накручивания барабана на телефоне удалось дозвониться, а еще через 10 минут и дождаться доктора областной больницы. Петрович рассказал про больного, несколько сгустив краски.

– Ну что, возьмете? – закончил Петрович свой доклад.

– Как сейчас давление? – спросили на другом конце провода.