Но насильником он никогда не был.

А сейчас вдруг пришло осознание: проще себя самого же кастрировать, чем обидеть эту маленькую женщину.

Поэтому Беркут набрал в грудь побольше воздуха, и обратился к Але, которая испуганно шарила взглядом по его лицу, ища ответы, которых у мужчины не было.

– Я не собирался делать ничего такого, о чем ты подумала.

– Тогда зачем вы меня сюда притащили? В сотый раз спрашиваю! Вы же могли меня разбудить! Да, в конце концов, уж если вам так надоело таскаться со мной по городу, я могла выйти и вызвать такси… Я же не дура и не такая нахалка, чтобы заставлять вас колесить столько времени!

– Да и да, – не стал отрицать Беркут. – Мог и могла.

– И? – выжала она из себя остатки смелости. И посмотрела затравленным зверьком.

Беркут встал, налил себе еще соку и вернулся на прежнее место, не забыв закинуть ногу на ногу.

Аля ждала. А он просто не знал, что ей сказать. Поэтому решил поделиться тем, что вертелось в голове все то время, пока ласточка мирно спала у него на диване. Так естественно и так правильно. Словно это ее истинное место!

Ну правда! Она была создана для этого дома, для этой гостиной и для… Беркута.

За ночь Борислав навел справки, подключив известного в городе частного детектива – Алексея. Теперь он знал, что Альвина Радужная вчера развелась с мужем. Ее сыну восемь лет, и он сейчас живет у тети Альвины. Вернее, ласточка называла ее тетей. На самом деле, Майя Андреева была какой-то дальней родственницей Али. Очень дальней и по линии деда.

Своих детей у Майи и ее мужа Дамира не было. Поэтому она с удовольствием иной раз брала «на постой» мальчугана Альвины. С интересным именем – Риан.

Определенно, оставив любимого ребенка Майе, ласточка собиралась немного отвлечься. Развлечься. Привести себя в чувство. Ведь, судя по тому, что выяснил для Беркута Алексей, Аля души не чаяла в сыне.

И уж если решила с ним ненадолго расстаться, значит, действительно, ей требовалась передышка. Немного воздуха и немного радостей.

Работа фрилансером в качестве дизайнера, весьма, кстати, востребованного и популярного, позволяла Але взять тайм-аут. И немного пожить в свое удовольствие.

Следовательно, ничего не мешало ей пожить в свое удовольствие тут, у Беркута.

А он был очень даже готов обеспечить этой женщине все доступные удовольствия. И возможно даже не очень доступные ее социальному среднему классу.

Вот так вдруг и сразу. Готов. Даже счастлив. Да он бы в лепешку расшибся!

И Беркут совсем не был готов к тому, что Аля вот сейчас сделает ноги.

– Вы не ответили!

А она настырная!

Беркут прочистил горло.

– Я решил, что в твоей ситуации, жизненной ситуации, не помешает развеяться. Разве нет?

Аля приподняла брови, опустила и воззрилась пытливо, недоверчиво, с прищуром.

Беркут усмехнулся. Такой она еще больше ему нравилась. Недоступной, неприступной, отстраненной. И одновременно теплой, лакомой. Подобно маленькому, симпатичному ежику, который шипит и тычет в тебя колючками, а тебе безумно хочется нежно погладить пушистый животик зверька. Почесать маленького задиру за ушками. Дать ему жирной сметанки и смотреть как этот чудик уплетает на обе щеки.

Вот именно нечто подобное испытывал Беркут сейчас к Але.

И ему так хотелось ее успокоить… Просто заграбастать в свои лапищи, такую маленькую и хрупкую, и скрыть от мира у себя на груди.

Мать твою! Как же хотелось!

– Спасибо. Вчера уже развеялась. Больше не надо! Мне хватило до конца жизни, – полыхнула она возмущенным взглядом. – Или вам кажется, что мне мало досталось?

Беркут поморщился. Ну вот как с ней, с такой, договариваться?

Где, в его словах, прозвучало, что он планировал какое-то принуждение? Тем более – «как вчера»?

– В бассейне поплавать не хочешь? – зачем-то сменил тему Беркут. Возможно, потому что аргументы резко иссякли. А прямой, настойчивый взгляд Али не оставлял возможности юлить и отнекиваться. – У меня в цокольном этаже два больших. Один теплый, второй морской. Рядом есть отличная сауна. Там пар с солями из целебных солончаков. Очень полезный. Любые болезни лечит и предотвращает.

– Чего вы от меня хотите? – возмутилась Аля и опасливо покосилась на Беркута.

Тот невесело усмехнулся.

Мда. Сложно. Еще как сложно!

Вообще-то он никогда не затаскивал женщин к себе силой. Или просто потому что у тех не было выбора. Вот как у Али. Обычно женщины сами напрашивались. Не выгонишь еще, не избавишься.

Что всякие актриски, манекенщицы, что красотки из высшего света.

А эта не такая. Ласточка, а не пестрый павлин в позолоте.

Аля воспользовалась замешательством Беркута и убийственно завершила свой монолог.

Вышло похлеще, чем выстрел в упор.

– Слушайте. Я готова вам заплатить. Я готова выполнить ваши условия. Ну не будете же вы держать меня тут, как заложницу? Вы не похожи на извращенца, о которых кино снимают. Которые удерживают у себя женщин… Насилуют, издеваются… А потом убивают…

Последнее слово дернуло нервы Беркута почти с корнем, встряхнуло его всего и до основания. Он аж отклонился и едва не кувыркнулся вместе со стулом.

Мда… Это был настоящий нокаут. У Борислава кровь вскипела в одно мгновение. Знакомый железистый вкус пощекотал язык – Беркут прикусил губу и даже не заметил.

Убивают… Мать твою! Да Беркут любого за нее сам убил бы!

Но как объяснить это женщине, которая едва его знает, видит первый раз в жизни, если он даже себе не может ничего объяснить?

Аля испуганно очертила глазами комнату, словно пыточный подвал какой-то. Явно отлично представила все, что так энергично перечисляла недавно. И аж поежилась, вся передернулась…

Из горла Беркута вырвался нервный смешок с рычанием вперемешку.

Ну да. Он выглядит как похититель, который затащил к себе женщину, чтобы ее иметь. Нет, иметь он совсем даже не против. Даже не так. Очень хочется поиметь ее. И чем быстрее, тем лучше. Ибо то, что творится в паху, уже ни в какие ворота не лезет.

Но не так. Он совсем не хотел, чтобы Аля считала себя пленницей. И, уж тем более, сексуальной рабыней. Разве что понарошку, в качестве ролевой игры.

И уж точно он никогда не посмел бы ее обидеть. Ни за что на свете.

Наоборот! Он доставил бы ЕЙ удовольствие… Наизнанку бы вывернулся, но заставил Алю стонать и выгибаться от своих ласк…

Ох, зря Беркут об этом подумал!

Он поменял позу, сунул руку в карман, поправился и закинул другую ногу на ногу.

– Не буду, – ответил хрипло. – Держать, как заложницу.

– Тогда, может, вернете мне сотовый? Я вызову такси? И уеду? Готова даже в старой, рваной и мокрой одежде! Только верните ее!

Она произнесла это с таким энтузиазмом и радостью, что у Беркута аж зубы заскрипели.

А ласточка даже чуть поерзала на диване, словно уже собиралась рвать когти.

Разминалась, как бегунья перед стартом.

Беркут посмотрел на графин с соком, думая, как же хочется садануть им в стену. А потом, вдогонку отправить и столик. И, наверное, еще стул.

Но вместо этого встал, налил себе еще апельсинового нектара и проглотил, почти не чувствуя вкуса.

– Как на счет признательности за то, что я вас вчера выручил? Я не заслужил? – он не сдержался – посмотрел на Алю так, как хотелось. Обвел взглядом ее изящную и одновременно очень даже соблазнительную фигурку. Ладную такую. Прямо как надо.

Ласточка настороженно вжалась в спинку дивана. Нарастающий голод по ее телу, видимо, настолько хорошо читался во взгляде Беркута, что скрещенные ноги уже ничего не скрывали. Напротив, Аля мазнула взглядом по ним – снизу – вверх. И Беркут зачем-то, отставив стакан, сложил руки в области паха. Будто прикрывал все то, что пугало ласточку.

Прикрывал, мать твою! На чистых инстинктах, не думая.

– Так что на счет благодарности?

Он видел, что загоняет ее в угол. И фигурально, и буквально.

Ласточка еще сильнее сгруппировалась, подобралась, словно готовилась к обороне. Но слова вырывались изо рта сами. Беркут почти их не контролировал. Как, собственно, и свои желания, и свое тело, и свои эмоции.