Дима долго не раздумывал: отшвырнув в сторону шляпу, он рыбкой кинулся в реку, вынырнул возле того места, где скрылся мальчишка, снова нырнул, отыскал его под водой и вытащил наружу. Бедолага уже захлебывался, еще несколько секунд, и случилось бы непоправимое. Двумя мощными гребками Дима подплыл к берегу, встал на ноги и прижал к себе трепещущее тельце.

Мальчишка закашлялся, потом его вырвало водой, а потом он заорал дурным голосом. Все было в этом крике: и ужас от пережитого, и радость спасения, и боль, и призыв. На призыв тут же примчалась «пингвинья» мамаша с белым, точно окаменевшим лицом. Под мышкой она держала совсем маленького «пингвинчика», который, невзирая на столь бесцеремонное отношение, флегматично жевал соску.

Вырвав утопленника из рук Димы, мамаша обцеловала его мокрые щеки, затем свободной рукой закатила увесистую оплеуху, после чего разрыдалась как ненормальная. Мальчишка тоже завыл, малыш под мышкой выплюнул соску и присоединился к дуэту. В общем, стало весело. Очередь развалилась, сочувствующие и просто любопытные столпились вокруг воющего семейства, а Дима пошел переодеваться.

Спустя десять минут порядок был восстановлен. Когда очередной каяк, блестя мокрыми оранжевыми боками, понес по Иордану вопящих от восторга «пингвинов», к Диме подошел харидей средних лет с длинной, чуть не до пояса, бородой. Его глаза, прикрытые тонкими линзами дорогих очков, смотрели внимательно и спокойно. От него исходила уверенность преуспевающего человека. Дима давно научился распознавать удачников по тону, взгляду и особенно по едва различимой небрежности, которую те позволяли себе в обращении к другим людям, по их, удачников, мнению, располагавшихся ниже на лестнице фортуны. Харидей чуть поклонился в знак приветствия и вежливо произнес:

— Я могу поговорить с вами по важному делу?

— Да-да, конечно, — ответил Дима, продолжая готовить следующий каяк. Пренебрежение в голосе удачника практически не ощущалось, но тренированное Димино ухо все же уловило в подчеркнуто вежливой фразе обертон превосходства.

— Вы только что совершили весьма благородный поступок, — произнес харидей, совершенно не обращая внимания на Димину возню с каяком. Он говорил так, будто собеседник стоял прямо перед ним, ловя каждое слово, и в этой уверенности было, все-таки было нечто унижающее.

— Ну-у-у… — с нарочито безразличным видом промямлил Дима. — Подумаешь… клиента из воды вытащил…

Он не стал объяснять, какие катастрофические последствия для его бизнеса могла вызвать смерть глупого мальчишки. Впрочем, это Дима сообразил потом; прыгая в воду, он не думал ни о деньгах, ни о дурной рекламе, а только о тонущем ребенке.

— Вы спасли жизнь мальчику, — продолжил харидей, засовывая руку в карман, — и благодарность нашей семьи не может быть ничем измерена.

— Да не нужно мне ничего, — буркнул Дима. Ему показалось, будто харидей начнет совать ему деньги. — Главное — жив мальчишка. А вы его отец?

— Нет, просто родственник, — ответил харидей. Он соображал на редкость быстро, уловив Димин намек с полудвижения. — Вы не только отважный, но к тому же и благородный человек, — продолжил он слегка удивленным тоном. — Честно говоря, я не рассчитывал встретить такое посреди вот этого… — И он обвел пренебрежительным жестом каяки, пристань и прочее хозяйство.

Дима слегка разозлился. Он хотел было сказать, что среди неверующих тоже попадаются благородные люди и, весьма вероятно, их число даже превышает число тех, кого харидей считает таковыми в своем «пингвиньем» стане. Звуки еще не успели сорваться с его уст, как Дима передумал. Зачем ссориться с клиентом? Ведь он хочет, чтобы этот харидей уехал довольным и послал на каяки своих друзей, родственников и соседей. И чтобы все они привезли в клювиках хрустящие ассигнации и потратили их без остатка на билеты, мороженое, кока-колу и всякую дребедень в ларьках.

Поэтому вместо гневной отповеди он просто кивнул и отвернулся, склонившись над каяком. Веревка в носовой проушине, за которую тот вытаскивали из воды, перетерлась и могла лопнуть в любой момент. Нужно было срочно перевязать узел, чем он и занялся.

Однако харидей оказался человеком, способным уловить происходящее в душе собеседника.

— О, — теперь уже по-настоящему уважительно произнес он. — Вы к тому же умеете управлять своими страстями. Качество, присущее настоящему герою.

— Герою? — от удивления Дима распрямился и бросил веревку. — При чем здесь героизм?

— Так написано в наших святых книгах, — пояснил харидей. — Кто настоящий герой? Тот, кто умеет совладать с обуревающими его страстями.

— Ну-ну, — Дима только головой покачал. — Вы уж простите, — добавил он, снова берясь за веревку, — меня люди ждут. Пора отправлять каяк.

— Да-да, — заторопился харидей. — Собственно говоря, мы уже закончили. Я только хотел добавить одну фразу.

Он замолчал, давая понять собеседнику, что вот сейчас-то и начнется главное, ради которого был затеян весь разговор.

— Я вас внимательно слушаю, — Дима затянул узел, отпустил веревку и встал прямо перед харидеем.

— Мальчик, которого вы спасли, — любимый внук самого Рашуля. Так зовут руководителя нашей общины. Рашуль — это сокращение: рабейну, наш учитель, Шмуэль. Понятно?

— Понятно, — безразлично повторил Дима. Ему, честное слово, было все равно, кем оказался мальчишка. Внуком Рашуля или Шмашуля, какая разница, иерархия «пингвиньего» стада совершенно не интересовала Диму.

— Наш учитель Рашуль известен как большой мудрец и великий чудотворец. Если у вас возникнет осложнение в жизни, не улыбайтесь, всякое бывает, приезжайте к нам в Явниэль, это совсем недалеко. Я секретарь Рашуля и проведу вас к нему без очереди. Вот, — харидей вытащил из кармана портмоне, извлек визитную карточку и подал Диме. — Положите ее в кошелек. Не пренебрегайте. — Он усмехнулся, давая понять, что увидел первое движение Диминой души. А первым движением было выбросить к чертовой матери этот клочок картона. Он, Дима, поедет к какому-то важному «пингвину» советоваться, просить о помощи! Да скорее горы Галилеи обрушатся в Кинерет!

— Жизнь по-всякому оборачивается, — продолжал харидей, — пусть карточка полежит в вашем кошельке. Мало ли что. Желаю удачи и всего доброго.

Он повернулся и ушел в хвост очереди. Дима не глядя сунул визитку в кошелек и спустя десять минут позабыл про Явниэль, Рашуля, харидея и визитку. А вот шустрого мальчонку он запомнил хорошо и спустя пару недель установил на всех деревьях станции проволочные сетки, мешающие юным шалопаям карабкаться по стволам.

* * *

Минуло несколько месяцев. Одним из вечеров, закрыв скрипучие ворота станции, Дима собрался культурно отдохнуть. Отдых заключался в приготовлении мяса на огне. Культура же состояла в том, что составить компанию был приглашен Чубайс с женой и дочкой, поэтому обыкновенная обжираловка после тяжелого трудового дня обретала статус приема гостей.

К мясу, разумеется, прилагалось холодное пиво для дам и ледяная водка для мужчин. Особо страждущих поджидала фляжка хорошего виски, пусть початая, но еще вполне способная удовлетворить средних размеров запрос. Дурманяще пахло нагретой за день землей, сено для пони, недавно заведенных Димой, источало томительный аромат сухой травы. Сами лошадки, на которых в ожидании каяков без устали катались юные шалопаи, мирно переминались с ноги на ногу в своем загончике. За катание, разумеется, нужно было платить, и эта забава, придуманная для отвлечения «пингвинят» от опасных игрищ, неожиданно оказалась весьма прибыльным делом.

Глухо ворковала вода в Иордане, омывая берега, поросшие бледно-зеленой травой. Чуть ниже станции Дима соорудил купальню, выгородил часть мелководья и поставил на мостках будочку для переодевания. Теперь можно было спокойно войти в реку, медленно протискивающуюся через частокол вбитых в дно бревен, искупаться, не опасаясь быть унесенным течением на сотни метров. После купания подняться в будочку, переодеться в сухое и не спеша вернуться на станцию, каждой клеточкой ощущая полноту жизни, ее важное, доброе движение.