Вымысел столкнулся с жизнью, когда доктор из Америки вернулся в свое старое пристанище в Лондоне. Томас Нил Крим стал одной из величайших сенсаций эпохи, бросившей вызов детективным навыкам инспекторов Скотленд-Ярда. В «Пестрой ленте» – одном из рассказов о Шерлоке Холмсе, опубликованных в The Strand Magazine зимой 1891/92 года, – доктор Гримсби Ройлотт обучает ядовитую желтую змею с коричневыми пятнами (ту самую «пеструю ленту» из названия) проникать в запертую комнату, чтобы затем убить свою падчерицу, не оставив следов. Холмс считает, что только врач, знающий о токсинах и особенностях их воздействия, мог спланировать и совершить такое – почти идеальное – преступление. «Когда доктор – злодей, он всегда бывает самым ужасным преступником, – говорит он Ватсону. – У него есть и смелость, и знание».

Замечание Холмса о том, что врачи, которые убивают, «самые ужасные злодеи», вскоре оказалось пугающе пророческим.

Она стояла на Ватерлоо-роуд, что в Ламбете, прислонившись к стене напротив краснокирпичной башни веллингтонского паба. Непрерывный поток людей мелькал перед ней, выходя со станции Ватерлоо или мчась в противоположном направлении, чтобы успеть на поезд. Стояла влажная, пронизывающая до костей октябрьская ночь. Штормовой ветер и проливной дождь обрушивались на Лондон весь день, срывая лодки с причалов вдоль Темзы и вырывая с корнем деревья в городских парках. Но Эллен Донворт, казалось, не обращала внимания на погоду. Мужчины останавливались, разговаривали с ней, а затем сопровождали ее до дома, что находился в нескольких шагах оттуда. Примерно через 15 минут она вновь возвращалась на свой пост.

Около восьми вечера Джеймс Стайлз стоял у входа в паб, откуда и увидел, как Донворт рухнула на тротуар. Он поспешил на помощь. Ее лицо было покрыто порезами и синяками. Проходивший мимо полицейский тоже остановился и спросил, нужна ли ей медицинская помощь. «Я хочу домой», – сказала она. Стайлз проводил девушку до ее комнаты на Дьюк-стрит в доме 8. Ей было больно. На протяжении всего пути – около полукилометра вдоль многоквартирных домов на Стэмфорд-стрит, – она пошатывалась. Иногда ее лицо дергалось, и спазмы не прошли даже после того, как девушку уложили в постель. Домовладелица Донворт и Энни Клементс – соседка по квартире – пришли ей на помощь. Иногда она была «совершенно в своем уме», вспоминал Стайлз, но порой им троим приходилось держать девушку за руки и за ноги – ее тело била крупная дрожь.

«Высокий темноволосый косоглазый мужчина дал мне что-то выпить», – сказала Донворт Клементс. В бутылке было «какое-то белое вещество».

Джон Джонсон, фельдшер, вызванный из ближайшей клиники, подумал, что выяснил причину сильных прерывистых судорог – отравление стрихнином. «У нее были все симптомы», – вспоминал он. Девушке требовалась немедленная госпитализация, однако она пыталась от нее отказаться: «Позвольте мне умереть дома». Донворт все равно запихнули в кэб, чтобы проехать около километра до больницы Святого Томаса. К тому времени, как они прибыли в больницу, девушка уже умерла.

Джордж Персиваль Уайатт, коронер графств Лондон и Суррей, провел расследование в больнице два дня спустя, 15 октября. Перед ним вырисовывалась картина короткой, тяжелой жизни. Присяжным сказали, что Донворт, дочери простого рабочего, совсем недавно исполнилось 19. Забеременев в 16 лет, она ушла из дома, чтобы жить с отцом ребенка, Эрнестом Линнеллом – таким же подростком. Их ребенок умер вскоре после рождения. Линнелл подрабатывал в разных местах от случая к случаю, Донворт наняли наклеивать этикетки на бутылки на одной из фабрик Ламбета, но к осени 1891 года они уже несколько месяцев были безработными.

«На что вы жили?» – спросил Уайатт, когда Линнелл рассказал свою историю. «Раньше она ходила по улицам, – признался он, – и приносила домой деньги». Это откровение вызвало ропот в зале суда. Одна газета с презрением отметила, что мало того, что Донворт была проституткой, ее сожитель еще и без зазрений совести жил на «доходы от унижения девушки». Вскрытие не выявило очевидной причины смерти. Дознание отложили, чтобы позволить доктору Томасу Келлоку, врачу больницы Святого Томаса, проверить содержимое желудка Донворт.

Отдел L столичной полиции, патрулировавший Ламбет, возбудил дело 19 октября. Офицеры допросили проституток, которые видели, как Донворт входила в дом недалеко от вокзала Ватерлоо с тремя мужчинами за час до того, как упала в обморок. Все трое выглядели как торговцы, и ни один из них не подходил под описание человека, который дал Донворт выпить непонятное вещество. «Полиция установила, что она не могла находиться в компании высокого темноволосого мужчины, – отметил старший инспектор Колин Чисхолм, – с того момента, как ушла из дома, и до тех пор, пока ее не нашли на Ватерлоо-роуд».

Здания парламента и Вестминстерский мост, вид со стороны Ламбета на Темзе. Больница Святого Томаса находится справа (авторская коллекция)

Когда 22 октября расследование возобновилось, доктор Келлок подтвердил, что женщину отравили – в ее желудке обнаружили стрихнин и следы морфия. Чуть позже появилось еще несколько подробностей о высоком косоглазом мужчине: Энни Клементс сказала, что Донворт получила от него два письма, в одном из которых он назначил ей встречу в ночь ее смерти. Письма исчезли – Клементс полагала, что этот человек попросил Донворт вернуть их. Почерк на конвертах был аккуратным, засвидетельствовала она, «больше похожим на почерк леди, чем джентльмена».

Коронер Уайатт еще не осознавал, что видел тот же почерк несколькими днями ранее. Он получил странное письмо, в котором утверждалось, что Донворт убили:

«Дж. П. Уайатту, эсквайру, коронеру.

Я пишу, чтобы сказать, что если вам и вашим спутникам не удастся привлечь к ответственности убийцу Эллен Донворт, также известной как Эллен Линнелл, проживающей по адресу Дьюк-стрит, дом 8, то я готов оказать вам помощь по привлечению убийцы к ответственности, но при условии, что ваше правительство согласится заплатить мне 300 тысяч фунтов стерлингов за услуги; я не потребую никакой оплаты, если не добьюсь успеха».

Оно было подписано «А. ОБрайен, детектив». Триста тысяч фунтов были абсурдной цифрой – это десятки миллионов долларов по сегодняшним меркам. Уайатт предположил, что письмо, должно быть, написал шутник. Он спрятал его и не упомянул об этом во время расследования.

После завершения дачи показаний присяжные вынесли вердикт. «Покойная умерла от отравления стрихнином и морфием, – объявил старший присяжный, – но нет никаких свидетельств того, как это произошло».

Для Скотленд-Ярда существовало только одно возможное объяснение. «Нет никаких сомнений в том, что она сама сознательно приняла яд», – доложил своему начальству старший инспектор Чисхолм. Донворт была в депрессии после смерти ребенка, и то, что она занялась проституцией, «без сомнения, не давало ей покоя». После дознания Чисхолм поговорил с некоторыми присяжными заседателями, которые пришли к тому же выводу – по их мнению, она знала, что умирает, а потому приняла яд, желая покончить с собой. Они считали, что никакого высокого косоглазого мужчины не было. Суперинтендант Джеймс Брэннан из отдела L согласился. «Я не думаю, что есть хоть малейшие доказательства преступления», – отметил он после ознакомления с отчетом Чисхолма.

Роберт Андерсон, помощник комиссара столичной полиции, просмотрел досье в штаб-квартире Скотленд-Ярда и согласился. «Очевидно, – отметил он, – что это самоубийство». Но один вопрос оставался без ответа. Как Донворт удалось раздобыть стрихнин – яд, продаваемый только врачам?