– Тогда почему ты так часто на неё кричал и бил её? Что, в тебя бесы вселялись?
– Может быть, но не только… Не было у меня к ней любви, – тихо ответил отец. – Женщин было много, но никого не любил кроме Асиат, с которой разлучила война. Поэтому не имело смысла, как я думал менять привычный, налаженный быт…
Глава четвёртая
Супружество – результат не сожительства, а согласия. (латинское изречение)
Владимир проснулся, несколько минут приходил в себя.
«Ну и сон! Тяжко, ужас как плохо на душе! Надо отвлечься. Уж скорей бы Анюта приходила, наверное, опять у подружки, а может, к бабушке ушла. Вот Тишка! Ни забот, ни хлопот, ни любовной тоски – счастливый», – думал Владимир, глядя, как кот развалился на диване с довольной мордой.
Владимир медленно встал, подошёл к окну. Несколько жилых домов – многоэтажных коробок ― окружали уже старые деревья. Листья начали желтеть и опадать. Стёкла домов, смотрящие на запад, полыхали пламенем заходящего солнца. Ани во дворе не было, и Владимир, вздохнув, отошел от окна. Достал из тумбочки альбом с фотографиями. Открыл его. На Владимира смотрел отец, ещё совсем молоденький, старшеклассник, тогда он жил в Сталинграде. Владимир опять вздохнул и перевернул страницу. Теперь худенький юноша сидел среди пожилых мужчин в лохматых шапках.
«Отец с родственниками по отцу, моему дедушке – адыгейцами на Северном Кавказе. Интересно, а с Асиат он никогда не фотографировался?.. Почему я раньше никогда не интересовался своей старшей сестрой?.. Асиат родила её, наверное, когда отец ушёл на фронт… Запретная тема. Слухи, домыслы. Матери неприятно, отцу – раздражение. Адыгейские родственники меня своим не считали, для них я был русский. Относились, как к чужому… Не люблю о них вспоминать…», – Владимир перевернул страницу.
С этой фотографии отец смотрел на сына уже более возмужавшим. Он стоял в окружении своих товарищей на фоне заводской проходной.
«Здесь отец уже после войны. Красавец. Жаль, что нет фото военных лет. Возможно, до его плена и были. Проклятый плен, всю его жизнь исковеркал, не пустили на родину, в Сталинград, и отъезд на Северный Кавказ тоже был запрещён. Определили его в один из строящихся индустриальных городов Московской области возводить металлургический комбинат. Но клеймо окруженца многие годы преследовало отца, портя и без того тяжёлый характер…»
Владимир взял в руки фото 1948 года. Светловолосая и сероглазая, миловидная девушка под руку с черноволосым и красивым мужем.
«А здесь отец уже с матерью, поженились. Да, добрая девушка Аня, знала б ты, какая тебя семейная жизнь ожидает. Но разве подумаешь, что этот твёрдый, решительный человек, красавец-мастер, по которому, наверное, половина заводских девушек вздыхала, устроит тебе жизнь, как на вулкане».
Владимир перевёл взгляд на соседнее фото.
«Какая семейная идиллия: папа – усатый черноглазый красавец, мама – улыбчивая добрая душа, а на коленях у них два сына – малыша. Пройдёт немного лет, и младший из них будет прятаться под стол, боясь пьяного и агрессивного отца. А я, пытаясь защитить мать, получать вместе с ней очередные затрещины».
Владимир перевернул страницу альбома.
«А это отец на курорте. Насколько я помню, он каждый год уезжал «поправлять» здоровье. Мать никогда с собой не брал. Ещё в те годы, мальчишкой, я поклялся, что как отец поступать не буду; никогда не обижу и не брошу свою жену и детей».
Владимир поправил выскочившую фотографию, положил её на место.
«Тут отец на коляске – парализованный. Одиннадцать лет сам мучился и мать продолжал мучить… В нескольких фотографиях вся жизнь… Да, жизнь, если б знать, как мы её проживём! Сколько бы удалось избежать ошибок, нервных потрясений, разочарований. Сколько несбывшихся надежд!..» – Владимир перевернул несколько страниц.
«Вот я, 25 лет назад. Разве глядя на этого бодрого, весёлого, жизнерадостного юношу можно поверить, что он превратится в несчастного, неуверенного пожилого неудачника с потухшим взором печальных глаз. Какой живой взгляд!.. Почему так произошло, почему не сложилась семейная жизнь? Не в ту влюбился? Был слишком стеснительным и скромным? Возможно, во мне не было смелости выбирать?.. Прожитых лет не вернуть. А как всё романтично начиналось!.. Вот здесь, на свадьбе троюродного брата, в Вологде, мы познакомились», – Владимир держит в руках фотографию, где из-за спин целующихся молодожёнов видны лица свидетелей: Володя с озорными глазами из-под круглых очков и пышноволосая девушка, троюродная его тетя. – «Нам было тогда по 26 лет и общий интерес – музыка, что, конечно существенно способствовало сближению… особенно с моей стороны, ведь я часто участвовал в самодеятельности, а она оказалась учительнице музыки. Лиза надеялась, что я брошу завод и всерьёз займусь голосом, пойду учиться. Но отсутствие лавров оперного певца не угнетало меня, и слава не манила. Вместо этого после рабочей смены я ходил с другими заводчанами строить дом, где будет наш семейный очаг, наша квартира, иначе которую и к пенсии не дождался бы», – Владимир уже смотрел на фото, где он расписывался. – «Да, знать бы тогда, какую жизнь я себе подписываю! Почему отец был против нашего брака? Сколько атак я тогда выдержал, уверенный в своей правоте. Глупец, правильнее сказать в своей слепоте. А отец, знававший многих женщин, конечно лучше меня в них разбирался. Он понял, что мы разные по духу, по сути, что наша совместная жизнь будет тяжела. Ведь ещё до того, как мы поженились, Лиза предупреждала: «Нежности от меня не дождёшься». А я ей ответил, что моей хватит на двоих. Ей и моя не особо нужна, она давно в ней не нуждается. Да, глупец и слепец – во всём. Не понимал тогда, что именно женская нежность и ласка мне были нужны. Именно этого мне и не хватает всю мою семейную жизнь».
Владимир перевёл взгляд на следующее фото. Там он стоял на краю огорода, опершись о черенок лопаты, а рядом на лавочке сидят его дети, Ане тогда было 5 лет, а Стёпке – 3 года.
«У тёщи… Раньше каждый отпуск проводил там. Огород копал, картошку сажал, или ещё какую работу делал. Когда дети были маленькие, мы с Лизой вместе ездили, если отпуска совпадали. А если – нет, то я к приезду жены и детей в квартире убирался, вообще их ждал, и к встрече готовился. Но потом Лиза стала стараться уехать без меня. И уже многие годы она меня не зовёт с собой. На праздники и то уезжает одна или с детьми. Мужики надо мной смеются, что я такое терплю. Ведь даже Новый Год – семейный праздник приходиться встречать одному. Э-хе-хе…», – Владимир опять вздыхает печально.
Хлопнула входная дверь, и Владимир немного оживился, пришла дочь.
Глава пятая
Старая любовь не забывается. Петроний.
Вскоре зазвонил телефон.
– Алло, – Владимир взял трубку.
– Здравствуй, пап. Как отдохнул? – ответил ему Степан из Вологды.
Владимир кратко рассказал сыну о своём пребывании в Доме отдыха, о своих впечатлениях, опустив, конечно, взаимоотношения с Катериной. Поинтересовался здоровьем бабушки, своей тещи, а также подготовкой сына к экзаменам и когда они начнутся.
– Как мать? Как себя чувствует? Что делает? – спросил Владимир напоследок у сына.
– Нормально, но иногда сердце побаливает. Сейчас она у соседки, бабы Любы.
Обменявшись последними новостями, отец и сын распрощались. Общение со Степаном немного улучшило настроение Владимира. На кухне дочь негромко гремела посудой. Он сидел в кресле, пытаясь отогнать мысли о Катерине, а старался думать о жене и детях. Представлял, как Лиза сидит с бабой Любой и о чём-то судачит. Но Владимир ошибался, не предполагая, что жена его ходит к соседке с единственной целью – встретиться с её сыном Петром, своей первой любовью или хотя бы увидеть его.
Да, давно это было. Росли они рядом, с детства дружили. Она его в армию провожала. Первый год он ей писал часто, затем всё реже и реже. Содержание писем становилось более сухое, почти без подробностей. А потом и вовсе писем не стало. Благо его мать жила близко, от неё Лиза узнавала, что жив.
