Сверху начали сыпаться противные, частые и мелкие капельки из нагнанной тучи. Дворники на лобовом стекле нудно размазывали серую воду, усиливая ощущение тщетности.
Проезжая мимо центральной площади, я заметила, что город уже украсили к предстоящим праздникам. В центре водрузили большую искусственную ель, навесив на нее яркие игрушки, терявшие свой цвет в окружающей серости. Детские карусели, расставленные по всей площади, в это время еще пустовали, уныло смотря на проезжающие мимо машины.
Несмотря на всю серость и бедность Глухонска, я любила этот небольшой грустный город, с его маленькими теплыми магазинчиками, с приветливыми доверчивыми людьми, с пестрыми детьми и маленькими проказничающими бесами.
Вечером, когда люди, выдохнув спокойно о завершении рабочего времени, пойдут по домам, дети заполнят звонким щебетанием улочки и карусели, а яркие лампочки, перекликаясь с фонарями, осветят этот город, – все изменится. Глухонск встряхнется, приосанится и помолодеет. А пока рокочущий двигателем «уазик» проносит меня сквозь серость и тоску, навстречу чему-то ужасному. Я поежилась, вспоминая свои прошлые встречи с нечистью, и поплотнее закуталась в белую шубу из шерсти искусственной овцы.
Мы остановились на одной из улочек, с двух сторон которой нависали обшарпанные дома, следящие за нами пустующими окнами. Узкий тротуар, на котором сложно разминуться двум прохожим. Однополосная дорога, сейчас заставленная машинами полиции и скорой помощи. Говорят, улицы наполняют город жизнью. Улицы объединяют людей в городе, соединяют между собой жилье, магазины, школы и другие места. Но также улицы объединяют не только объекты, но и процессы, сопровождают отношения людей. Здесь же и не пахло жизнью. Хотелось пронестись вперед, пытаясь прорваться сквозь неприятное однообразие улицы, чтобы оказаться в другом ее конце, убраться из этой душной тесноты.
Пыхтя и краснея, Андрей Леонидович выбрался из машины и прошел к дворовой арке, огороженной желтыми лентами и немногочисленными ротозеями, толкающимися и спорящими, желающими разглядеть, что там интересного внутри. У скорой курило два санитара, со скукой рассматривая задержавшихся прохожих и затаптывая десятки окурков, валяющихся у них под ногами.
Мельком поздоровавшись со стоящими рядом полицейскими, Андрей Леонидович сделал мне приглашающий жест рукой, заманивая в арку, встретившую ночную смерть.
Я помедлила, чтобы оглядеть место поподробнее, но ничего примечательного не заметила. Два самых обычных жилых дома спального района в пять этажей, объединенных аркой, пропускающий внутрь двора. Ни магазинов, ни банкоматов, где могли бы быть камеры, не наблюдалось. Напротив точно такой же дом, с такой же аркой. Окна первых двух этажей были разномастно зарешечены, напоминая о временах, когда люди были хуже нелюдей. Из одного окна любопытно выглядывал большой пушистый кот, зорко следя за всеми.
Помахав приветливо коту, я поздоровалась и с высоким хмурым мужчиной в длинной плотной шинели, который стоял рядом с Андреем Леонидовичем, возвышаясь над ним на две головы. Видимо, это и есть тот самый оперуполномоченный из столицы. Его выделяли блестящие даже в эту сумрачную погоду дорогие ботинки и отутюженные брюки. На его хмуром лице сошлись в привычное положение брови, выделяя заломленную годами морщинку. На вид я бы дала ему немного больше тридцати. Ничем не выделяющееся лицо, с прямым носом и тонкими сжатыми губами, не было обременено пошлой, модной в наше время, растительностью. Густые темные волосы то ли растрепаны, то ли уложены в живописном беспорядке. Глаза чернее ночи свидетельствовали о том, что он не свободен. Эти глаза выдавали связь с темнотой, с нечистой силой. Это должно было бы меня насторожить, но не в моих правилах лезть в душу людям. Каждый выбирает свою дорогу, не мне решать.
Переключившись на дело, я смело вошла в арку, где меня тут же сбил характерный запах. Запах мочи, сырости и плесени. Умопомрачительная смесь глухонских арок, а главное, стабильная, что летом, что зимой.
Я увидела ее сразу, миниатюрная блондинка на грязном мокром асфальте. Девушка лежала на спине, раскинув руки в стороны, на обесцвеченном лице застыла гримаса ужаса, пустые глазницы зияли черными впадинами. Рядом с телом была брошенная сумочка, из которой выпало содержимое: связка ключей, помада, мелочь. Рядом с телом лежал разбитый телефон. Пуховик, разорванный в лохмотья, валялся клочьями вокруг тела, а проломленная грудная клетка зияла белесыми ребрами. Такое ощущение, что грудина проломлена изнутри, как будто кто-то выбрался из заточения, раскурочив ребра-прутья. Что странно, вокруг не наблюдалось ни одной капли крови. Тело девушки тоже было обескровлено.
Мир, как часто бывало, вдруг потерял свой шум и цвет. Я больше не замечала ничего вокруг, кроме неподвижной девушки, раскинувшейся в неудобной позе. Я присела на корточки возле изуродованного тела, поближе рассматривая труп. Молодая, скорее всего, красивая при жизни. Бледное, как чистый снег, лицо. Посиневшие пухлые губки, явно работа косметолога, растянуты в предсмертном оскале. Дорогая одежда, золотые украшения – все говорило о статусе девушки. И о том, что цель убийства точно не ограбление. Белые локоны слиплись от грязи и утопали в луже. Было печально видеть ее такой здесь, в окружении нечистот.
Глазные яблоки отсутствовали, но вокруг глазниц я не обнаружила никаких следов ни ран, ни крови. Скорее всего, удалили после смерти, когда тело уже было обескровлено. Глаза забирали аккуратно, фетиш?
Я внимательно осмотрела шею девушки, следов укусов нет. Вурдалаки и упыри, вопреки всем представлениям, созданным кинофильмами и фэнтези-литературой, не милые романтичные создания по образу и подобию человека. Серые с полуразложившейся плотью и вылезшие из забытых могил мертвецы – они мало чем походили на людей. Они могли пить кровь не только из артерий и вен шеи жертв, прикладываясь к ним в красивой позе, но и вгрызаясь гнилыми зубами в саму плоть, поглощая сердце. Но при таком способе кровь все же была бы вокруг тела, а брызгами бы оросило все своды этой узкой арки.
Странное убийство. Такое ощущение, что из девушки сначала неведомым способом откачали кровь, а затем уже раскурочили грудь и забрали глаза.
Грудная клетка представляла из себя самую интересную картину. Я наклонилась еще ниже, всматриваясь в холодное разорванное нутро девушки. Несмотря на то, что грудная клетка была явно разломлена не просто так, все органы, хоть и потрепанные, были на месте. Что, опять-таки, вызывало подозрение. Упырь, добравшись до сердца, точно бы не бросил его, самое сладкое место человеческой плоти. Даже разворотив свежие могилы, нечисть такого типа обязательно добирается до сердца почившего человека. А тут все раскрыто – бери и ешь, но сердце на месте.
Окинув еще раз девушку взглядом, стараясь не прикасаться к ней, рассчитывая, что более подробное описание, мне передаст Андрей Леонидович от судмедэксперта после вскрытия, и не найдя больше никаких новых следов или ран, я выпрямилась и стала изучать стены арки взглядом. Красный кирпич, разрисованный плохим граффити и прокрашенный потеками веками проливавшейся мочи, был обшарпан, потрескан или вовсе выкорчеван, но свежих следов разрушения нет, крови нет, следов когтей тоже нет.
Я поморщила нос, посильнее принюхиваясь. Запах тлена и разложившегося трупа долго оставались в местах пиршеств упырей – здесь же, кроме резкого запаха мочи, ничего не сохранилось.
Пожав своим мыслям плечами, я вышла из арки в колодец двора, рассматривая и его. Тротуары были затоптаны ногами любопытных людей и представителей полиции, не оставляя и малюсенького шанса на то, чтобы найти следы убийцы на снежном настиле. Снова ничего примечательного. Даже беса мелкого нигде не затерялось, ни среди ног сплетничающих жильцов, ни в окнах их домов.
К смерти я старалась относиться равнодушно, предпочитая думать, что это очередной этап. В этот раз меня тоже не волновала смерть этой девушки, но интересовал вопрос: кто или что могло это сделать. Человек бы точно не в состоянии такое сотворить, даже самый свихнувшийся маньяк не смог бы придумать способа так обескровить жертву. Значит, остается только нежить. Но какая сущность? Я таких еще не знала. Внутри уже крутились шестеренки, желая разобраться, отодвигая на дальнюю полку все остальные проблемы. Не зря все-таки я приехала.
