Екатерина Широкова
Любовные песни орков
Женька завертелась на теплом камне и от предвкушения даже высунула язык, когда нарушитель достал из наплечный сумки неказистый с виду инструмент и опасливо перекусил первую проволоку в ограждении. После этого он надолго замер, всматриваясь сквозь сетку и через поле в рощу, где уютно устроились поджидающие его охранители – сама Женька, шустрая пигалица с пронзительными серо-зелёными глазищами, и Зоя Дмитриевна, Женькина наставница и гроза местных мальчишек. Разглядеть оттуда орков нарушитель не мог, конечно, но страх заставлял его инстинктивно искать глазами угрозу, притаившуюся по ту сторону границы. Камешки и всякий мусор через забор не кидает – уже опытный, значит. Ну, и не таких обламывали.
– Мы позволим ему проникнуть? – с бесстыдной надеждой зашептала Женька, облизав пухлые губы и покосившись на спокойно устроившуюся у края колодца охранительницу в старинном одеянии из стёганой ваты и грубой ткани грязно-зеленого цвета, каким обожают красить всё подряд зомбецы. Они вообще помешаны на якобы лесной маскировке, хотя любой охранитель учует их на расстоянии, да и зверьё разбегается от шумных и вонючих железяк, а обычным оркам глазеть на бесполезный хлам скучно, да и ни к чему.
– Хочешь поиграться с ним? – поощрительно пропела охранительница, и Женино сердце ёкнуло от счастья – свеженький зомбец достаётся ей! Что хочешь, то и делай. Праздник!
– Да, если можно, – Женька покорно потупилась, пряча растущий охотничий азарт, но румянец на пухлых девчоночьих щеках выдавал с головой.
За эти дурацкую привычку чуть что краснеть и за круглые младенческие щечки Женьку часто дразнили в родной деревне, но она всегда твёрдо знала – закончится обучение, никто не посмеет и рта раскрыть, против охранительницы не попрёшь, а другого ей и не надо. Вот и веселятся, пока могут, глупые мальчики и девочки. Но она не в обиде – что с них взять? Не всем быть такой, как будущая Женька, страшная до одури гроза зомбецов.
Наставница успокаивала, мол, детская внешность – само по себе преимущество. Как будто зомбецов не может спугнуть даже ребёнок-орк! Всех боятся, всех без разбора, потому что не понимают, как у нас тут всё устроено. Ну и поделом.
С чужой стороны приграничная полоса ощетинилась колючей проволокой и хищными с виду вышками, а ночью ещё и пучками неестественного яркого света, направленными на орочью землю. Беззубые орудия с вышек грозили покосившейся от времени невысокой изгороди из ивовых прутьев, по краю огибавшей поле с клевером и кое-где поломанной беглой скотиной, но у зомбецов всё равно поджилки тряслись от мысли, что в ближайших соседях у них орки.
Нарушитель наконец справился с паникой, поднял блестящий инструмент и принялся деловито перекусывать проволоку за проволокой их, зомбецов, высоченного забора, подпёртого толстыми железными балками для устойчивости от коммунячьего ветра. Нашёл ведь место для проникновения – подальше от своих, чтобы по шапке не дали из-за того, что дёргает орков за усы, рискуя навлечь на приграничные территории гнев охранителей или кого похуже. Сдать бы его своим – свои же и накажут, но у Женьки сегодня другие планы.
Глаза её лихорадочно блеснули, даже шея слегка вспотела.
Она сосредоточилась, прикрыла веки и глянула поближе, так, чтобы разглядеть лицо молодого мужчины и его мозолистые руки. Странная зелёно-коричневая одежда прилипла к мускулистому телу, вроде бы и греть там нечему, а у зомбеца пот градом катит по лбу и с кончика носа – кап-кап, только это от волнения, наверное. Небось представляет, как идёт по полю, а его сверху – хвать! Или как там они себе фантазируют тёмными ночами… Женька хихикнула, а потом вдруг охнула от удивления.
– Он же на нашего Мишку похож!
Если бы в сумерках этот зомбец встретился ей у вечернего кострища, то Женька и не отличила бы парней, настолько схожи были их широкие лица и непослушные соломенные волосы. Впрочем, если у Мишки вихры топорщились на макушке, то зомбец явно нарочно прилизывал причёску, придавая себе аккуратный и скучный вид.
– А что тебя удивляет? Они же такие же люди, только… зомбецы. А этот зомбец, вероятно, дальний родственник твоего Мишки или как его там.
– Ага, такие же, – недоверчиво буркнула Женька, понизив голос. Нет, предрассудками она не страдала и отлично понимала, что и зомбецы и орки произошли от общих предков – в теории, но воспринимать существо на двух ногах, тайком лезущее к соседям с намерением поживиться ленинскими монетками или там пионерской зорькой… Разве же это по-людски, воровать у соседей, когда запросто попросить можно?
Женька лихо спрыгнула с гигантского камня, напоследок благодарно похлопав горячую поверхность – напиталась достаточно, аж звенит в ушах от накопленной силищи, и размяла запястья.
– Ты легонько, – посоветовала наставница, – не прибей.
– А вам его жалко, что ли? – хмыкнула ученица.
– Нет, он же нарушитель, то есть твоя законная добыча. Но ты сама будешь зря переживать, если не спровадишь по-хорошему. Пугни его как следует и всё.
– Ладно, – протянула Женька, – легонько – значит, легонько. А можно, я ему монеток накидаю?
– Вам лишь бы баловаться! – вроде бы строго приструнила Зоя Дмитриевна, но по искрящимся в углах глаз смешинкам Женька поняла – всё-таки можно.
Летучей походкой, почти не сминая подмёрзшей травы, Женька шла навстречу зомбецу, а тот наконец выкусил в сетке достаточную дыру и осторожно просунул ногу на нейтральную полосу, а потом и весь оказался там. Видно было, что страшно, ух как страшно, но он собрал волю в кулак, вытер пот со лба и уверенно так зашагал к изгороди.
На когда-то вспаханной земле раньше оставались следы обуви, но за десятилетия комья слиплись, припечатались снегом и дождём, и теперь сухая почва лишь охотно пружинила под зомбецом, мягко подталкивая бедолагу навстречу манящим сокровищам.
Нарушитель упёрся в изгородь животом, перегнулся и тщательно осмотрел безобидные пучки потемневшего к зиме клевера. Странный звук донёсся до Женьки… Зомбец насвистывал! Мелодия приятная и незнакомая, даже ритмом резко отличалась от песен орков. Однако! Боится, но отчаянно насвистывает вопреки собственному страху.
Женька набрала в кармане полную горсть монеток с венком из колосьев и уронила первую на землю – приманка. Через два шага – ещё. И ещё.
Зомбец небрежно опёрся о шаткий столбик и перемахнул одним мощным рывком, как молодой и ретивый пёс за куском мяса. Потоптался у межи и почесал прямиком к Женьке, уже не отлепляя взор от спутанных листиков – вдруг там что ценное завалялось?
Первую он нашёл почти у рощи. Недоверчиво осмотрел влажный чернозём и пошевелил ленинскую монету прутиком – потёртый пятнадцатикопеечный кругляк тут же шлёпнулся в след от копыта и остался лежать вверх гербом, заманчиво сверкая на тусклом ноябрьском солнце. Для надежности ещё потыкал в монету острым концом, выждал, наклонился и двумя пальцами подхватил добычу. И тут же выронил – монета жгла кожу чуть не до волдырей.
– Ах ты же! – выругался он и подул, поплевал на подушечки пальцев. Свистеть перестал.
Глазищи настороженно забегали, но вокруг – благодать: Женьку не видно, птички поют, красота и спокойствие. Зомбец выдохнул и разглядел вторую – чуть ближе к Женьке. Первую поддел куском тряпки и сунул в сумку, в специальный кармашек, чтобы не прожгло насквозь, а ко второй сразу прицелился – не потерять бы из виду.
Женька хихикнула, а зомбец вздрогнул и вытащил из чехла здоровенный нож – таким впору тушу медведя разделывать, а он вздумал на орков ходить. Смешной. Женька накидала ещё несколько монет, потихоньку выводя к старой дороге на пионерский лагерь.
Дело пошло.
Зомбец пыхтел, одну за другой подбирая монетки и радуясь, как тяжелеет ноша, и уже не так часто вертел белобрысым затылком в поисках злобных фурий. И снова отважно насвистывал – Женька даже хихикать забыла, так ей понравился ритм, и пританцовывала – невольно, стыдно же попасть под очарование мира с той стороны, пускай лишь музыкальное. Женька представила себя в воображаемой, непременно тесной кухоньке с круглыми окошками, в такой же нелепой обтягивающей одежде, как у этого парня, и как она жарит ему на завтрак гречневые блинчики и заваривает чай с листьями смородины, или что там зомбецы потребляют в пищу? И так громко прыснула от этой картины, что парень подпрыгнул, выронил свою тряпку и прижался к земле плашмя.