Литмир - Электронная Библиотека

— У нас новенький, — сообщила всем староста их немецкой группы Оля Казакова. — Родители Дара только недавно переехали в наш город, и ему пришлось переводиться в новый институт. К нам. Так что прошу любить и жаловать — Эльдар Муратов.

С первым пожеланием Лена справилась легко — любить стала сразу. А вот жаловать получалось плохо, потому что Эльдар («Дар, ребята! А то в морду!») оказался язвительным и грубоватым. Да и на Лену — Фифу! — обращал внимание разве только для того, чтобы подколоть как-нибудь.

Эх! Нет в жизни справедливости!

Лена уже давно перестала на что бы то ни было надеяться и просто тупо ждала, когда внезапное чувство к Дару «перегорит». Но учебный год подобрался к своей новогодней половине, а влюбленность лишь укрепилась, превратившись в любовь! Оставалась, правда, особая надежда на летние каникулы, когда Дара рядом не будет, а значит, шанс избавиться от наваждения возрастет. Но тут вдруг выяснилось, что и Лена, и Дар, показав лучшие результаты в учебе, попали в число избранных — тех, кому спонсоры оплатили поездку в Германию с целью «погружения в языковую среду».

Лена оптимистом никогда не была и от этого турне ничего особого в плане выстраивания личных отношений не ждала (или, по крайней мере, запрещала себе ждать). И тут вдруг эта ситуация с «обменом партнерами». Которая теперь вот, в один из последних дней их пребывания в Европе вылилась в «стеклянную баню» и Маринку с Лерочкой.

После ужина всей студенческой компашкой долго гуляли по Берлину, а потом засели в баре на первом, цокольном этаже отеля. И даже Стелла Петровна — преподавательница немецкого языка и единственный «взрослый» в их команде, возражать против такого ничего не стала, а сама заказала себе высокий бокал Berliner Kindl. Лена тоже пила пиво. С совершенно четкой целью — чтобы заснуть сразу. От пива ее всегда рубило в ноль. После первой же порции глаза начинали слипаться, а после второй оставалось только отползать. Что она и сделала, стараясь не пялиться на Дара тоскливым взглядом того самого голубого щенка из старого советского мультфильма, с которым никто не хотел играть. Да и чего пялиться-то, если по обеим сторонам от него засели довольные и веселые Маринка Васильева и Лерка Петровская?

Лена поднялась в номер, заперлась на щеколдочку и принял душ, поглядывая через мигом покрывшееся каплями стекло в сторону пустого темного номера и дальше — в незашторенное окно. Было… странно. И почему-то приятно.

В душé поселилось странное ощущение свободы. Примерно такое, как возникало у Лены, когда она ездила к бабушке на дачу, где «удобства» были во дворе. Мыться там приходилось в хлипком деревянном строении с окрашенным черным баком на крыше и щелями между неплотно пригнанными досками, через которые проникали лучи солнца и был виден соседний двор, где в огороде вечно кто-то копался. В бабушкиной душевой всегда как-то особенно пахло (то ли сушившимися под потолком травами, то ли нагретым деревом, то ли той самой свободой и раскрепощенностью), и Лена запах этот обожала. Так же сильно, как ощущение, которое всякий раз появлялось у нее после того, как она раздевалась и вставала под струи воды, четко понимая, что только тонкие щелястые деревяхи отделяют ее от мира вокруг.

В шикарном, идеально чистом душе высотного отеля «Парк Инн», что на Александрплац в Берлине, пахло лишь мылом, но стеклянные стены и вид на ночной город давали то же легкое, щекочущее нервы ощущение недозволенности, выхода за некие рамки, смелой открытости.

Дар плел что-то странное про вуайеризм, а тут была какая-то его полная противоположность. Нет, не болезненное желание светить собой перед посторонними людьми, но яркое удовольствие от такого вот «неформата», когда тебя никто увидеть не может, но при этом ощущение, что ты не в запертом, закрытом со всех сторон пространстве, заставляет приятно поеживаться и улыбаться смущенно.

Лена домылась, натянула трусы и длинную футболку — не одна-то, чай, в комнате будет! — отодвинула щеколду, чтобы явившийся посреди ночи Дар смог сам отпереть дверь и не будил соседку («Ага! Конечно! Так она и не проснулась!»), и с довольным вздохом забралась в чистую постель.

Господи, хорошо-то как!

А теперь баиньки. И ни о чем «таком» не думать! Не представлять себе Дара, который сейчас уже наверняка занят «рюмочкой чая» в номере Маринки и Лерки. Не гадать, будет ли у них что-то после или нет. Просто спать!

Выпитое пиво помогло, и через несколько минут сон укутал теплым нежным одеялом, шепнул в ухо что-то ласковое и даже, кажется, поцеловал в лобик, баюкая.

Глава 2

Сколько она проспала? Да бог его знает! Ясно было лишь то, что причиной побудки предсказуемо стала хлопнувшая дверь. Однако, когда Дар громким шепотом спросил: «Фифа, спишь?», сознаваться в своем пробуждении Лена и не подумала — почему-то стало неловко.

— Ну и дура! — сказал Дар и принялся раздеваться.

Он явно был навеселе, потому что его изрядно штормило. Да и то, как решительно Дар избавился от трусов, зашвырнув их куда-то в сторону притулившегося к стене так и не разобранного чемодана, сказало о многом. Продолжая что-то бормотать себе под нос, Дар прошлепал в сторону душа и… включил там свет.

Еще не высохшие капли воды на стекле засверкали, таинственными бриллиантами украшая и без того совершенное мужское тело, и Лена замерла, сглатывая мгновенно набежавшую слюну. Задернет штору или нет? Но Дар делать это и не подумал. То ли потому, что был пьян и море ему оказалось по колено. То ли потому, что был уверен: соседка по комнате спит.

Дар двигался неторопливо, явно наслаждаясь процессом, как давеча сама Лена: поднимал вверх лицо, ловил ртом струи воды и улыбался. Его непокорно вьющиеся волосы, намокнув, распрямились, быстрые прозрачные потоки омывали смуглое, ладно скроенное тело — широкие плечи, выпуклую грудь, руки прекрасной лепки, промежность и ягодицы, которыми Дар нет-нет да поворачивался к темноте комнаты и, естественно, к зачарованно замершей Лене. Но совсем лихо стало, когда Дар выдавил на ладонь гель и принялся намыливать себя. Пальцы ласкающе проходились по животу, по груди, задевая мгновенно напрягшиеся соски…

Лена, не имея сил сдержаться, тронула себя между ног. Там было влажно, и все, кажется, даже пульсировало от притока крови. Первое же прикосновение сразу увело за грань — стало ясно, что теперь уже не притормозить и не убедить себя, что подсматривать нехорошо, а вуайеризм («Вот чертов Дар! Накаркал ведь!») — извращение и вообще зло.

Так что Лена лежала, следила за руками Дара, неторопливо двигавшимися по телу, и все более смело ласкала себя. А Дар… Дар словно нарочно делал все, чтобы окончательно лишить тайную наблюдательницу последних крупиц разума: трогал себя, гладил, с особой тщательностью мыл промежность…

Или уже не мыл? Ведь когда люди просто моются, у них на это не встает, нет ведь? И для того, чтобы сделать член чище, не нужно ритмично и неторопливо гонять по нему кожицу, при этом другой рукой нежа и перекатывая в пальцах яички. А Дар все это делал! И получал при этом явное удовольствие: жмурился, кусал губы и по-прежнему, сволочь такая, улыбался развратно-мечтательно. Маринка и Лерка были недостаточно хороши? Или, напротив, хороши настолько, что никак из головы не шли?

Мысль о девицах, от которых только что приперся Дар, несколько сбила настрой, оргазм отступил, и если бы этот козел блудливый теперь выключил воду и отправился спать, Лена сумела бы сохранить остатки самоуважения. Но Дар и не думал останавливаться. Теперь он принялся мыть голову. Мыльные потоки потекли по торсу, зарываясь в темные волосы в паху. Поднятые вверх руки позволили Лене видеть все тело Дара: каждую мышцу, каждую выпуклость, каждый изгиб. Но более всего по-прежнему манил член: покачивающийся при каждом движении, натянутым луком изогнутый вверх, темный от прилившей крови…

Лена невольно облизнула губы, представляя себе, каким он мог бы быть на вкус и какими были бы ощущения от прикосновения к блестящей гладкой головке. Минет она делала лишь однажды — парню, про которого начала было думать, что с ним все надолго и всерьез. Но именно минет положил этим мыслям конец. Парень оказался нетерпелив и даже груб, постоянно хватал за волосы, удерживая голову и не давая отстраниться, толкался членом прямо в горло. Лена слишком хорошо запомнила, как тогда беспомощно давилась и кашляла, и более на такое никогда не соглашалась.

13
{"b":"806074","o":1}