Зима как всегда подобралась незаметно, со спины, как предательница, и запустила свои ледяные, покрытые инеем пальцы в сад, в дом, под одежду и в сердце, вызывая озноб и оцепенение. Неужели тот день, которого я так давно боялась, все-таки неминуемо приближается, и мне действительно придется смириться с тем, что Димка уедет в Петербург, и мы станем видеться лишь по праздникам, да и то вовсе не обязательно? На самом деле я ведь не дурочка и всегда знала, что когда-нибудь так и произойдет – мы же не можем вечно жить одной дружной семьей. Ему уже все-таки двадцать семь, и он давно имеет право самостоятельно устраивать свою жизнь, и уж, конечно, без своей глупой младшей сестры… Только вот даже не думала, что мне будет так паршиво, ведь я теряла не только лучшего друга, но и человека, к которому питала гораздо более пылкие чувства, чем должна была по кровному родству… Такая вот нелепая западня, из которой нет выхода…

Дело в том, что уже долгие годы я испытывала к нему непроходящую и ничем неутолимую тайную страсть, которой боялась и стыдилась. Мне некому было довериться, не с кем было посоветоваться, негде было искать поддержки, и единственное, что помогало мне совладать со своими душевными страданиями, был мой дневник, который я вела в величайшей тайне от всей семьи. Может, и старомодно, зато хоть какой-то способ куда-то слить избыток мыслей и чувств… Брат занял все мои помыслы, все мои грезы, отнимал все физические и моральные силы, направленные на то, чтобы я ненароком не выдала себя. Только бог ведает, как трудно мне это порой давалось. И уж точно, если ад все-таки существует, кто-то готовит мне там самое жаркое местечко…

В наш дом приходили его девушки, которые часто не стеснялись выставлять напоказ пылающие в них страсти. Они липли к брату, как пиявки, ни на шаг не отпуская его от себя, да при этом еще перед родителями кривлялись, всеми силами пытаясь произвести на них благоприятное впечатление. В некоторые моменты я с величайшим трудом удерживала себя от того, чтобы на месте не выцарапать им глаза, но иногда становилось так паршиво, что просто жить не хотелось. Тогда верх надо всем брала тоска, и я могла малодушно сбежать в свою комнату посреди вечеринки или семейного обеда, чтобы там предаться отчаянию в лучших традициях готической субкультуры.

Пару раз я чуть было не выдала себя, когда у Мити начали складываться особенно близкие и стабильные отношения с его очередной девушкой, Наташей. Я случайно услышала, как они обсуждали, на какой день назначить их свадьбу, и у меня случилась истерика, после которой я даже по-настоящему заболела на нервной почве. Тогда Димка провел у моей постели дольше всех. Я соврала ему и всем остальным, что безответно влюбилась, и от этого чуть ли не с собой готова покончить. Собственно, это было правдой, поэтому играть было не сложно. Он веселил меня, читал мне как маленькой, играл мне на гитаре и пел, мы вместе смотрели кино, и еще он обнимал меня, невинно целовал, валялся со мной на постели, дурачился и болтал без умолку. О, это были счастливейшие дни в моей жизни, если не считать того невероятного напряжения, которое я вынуждена была подавлять в себе, чтобы моя страшная тайна никому не стала известна. Впрочем, после этого он свел на нет свои отношения с Наташей, объяснив это тем, что не испытывал к ней те чувства, которые необходимы для счастливого брака.

Боже, что со мной тогда творилось? Сбой в хромосомах? Психическое заболевание? Испорченность и развращенность, без конца приписываемые современному обществу в целом и моему поколению в частности? А, может быть, временное подростковое отклонение, которое скоро должно было пройти, если бы брат и вправду уехал далеко и надолго, не подпитывая мое больное воображение? Я сломала себе голову, пытаясь разгадать причину своей болезненной страсти и найти противоядие, хотя, возможно, следовало всего лишь искать яд, чтобы просто прервать свои мучения и не допустить роковых ошибок, разочарований и страданий близких мне людей. Только что я могла? Страсть никуда не девалась уже долгие годы… разве что порой удавалось запрятать ее очень далеко, в сны и бессонницы, в якобы беспричинную грусть и радость, в якобы случайный выбор книг, песен, фильмов… в неопределенные карандашные наброски и глупые стихи, написанные вовсе не о том, о чем хотелось…

А что же рассказать про него, чтобы прояснить эту клиническую картину… Мой брат математик по образованию, но работает не по профессии. Еще не окончив университет, он занялся бизнесом в сфере IT, и благодаря незаурядной эрудиции, высокому интеллекту и какому-то мистическому бизнес-чутью в очень короткие сроки сколотил себе совсем неплохое состояние. Переезжал он как раз потому, что его бизнес требовал расширения.

Думаю, немалую роль в его успехе сыграла и необычайно привлекательная внешность. Говорят, красивые люди гораздо легче устраиваются в жизни. Он был высок, спортивен, ухожен с головы до пят, разодет по последнему писку моды и вдобавок обаятелен до умопомрачения. Не знаю, когда он все успевал – работа, учеба, спорт, музыка, книги, друзья, девушки, вечеринки, семья. Он всегда был таким… разносторонним и безупречным… Наверное, он относился к тем людям, которые в совершенстве владели способностью идеально планировать свое время. К моему счастью, очень большую часть своего свободного от серьезных дел времени он проводил и со мной. Я постоянно была в его компании, а он в моей. И говорить, наверное, не надо, что все мои подружки были без ума от него и из кожи вон лезли, чтобы хоть чуть-чуть привлечь его внимание, в том числе при моем посильном участии. Только вот вряд ли мои восемнадцатилетние сверстницы-дурочки могли заинтересовать такого, как Митя… и уж тем более они едва ли могли рассчитывать на существенную помощь с моей стороны…

Надо сказать, Димка всегда был очень разборчив, и все его девушки были красивы, образованы, порядочны и хорошо воспитаны как на подбор. Краснодипломницы, умницы-аспирантки, юные карьеристки, дочки из респектабельных, благополучных и как правило зажиточных семей с хорошим приданым – в общем цвет общества, как говорится. С первого взгляда он сам казался очень правильным и надежным молодым человеком, однако, после того, как он хитро отделался от нескольких весьма положительных во всех отношениях девушек из великолепных семей, я поняла, что не совсем он тот, за кого себя выдает. Что его по-настоящему интересовало, так это учеба и бизнес, а вот девушки… девушки всегда шли потом и занимали далеко не главное место в его сердце. Иной раз мне даже казалось, что он упивался своей властью над ними и в душе посмеивался над их слабостями и их глубокими чувствами к нему. В общем, чрезмерное дамское внимание явно подпортило его нравственные качества.

Ко мне он, конечно, относился по-особенному, нежно и трепетно, иронично-критически и покровительственно-заботливо, в общем-то так, как и должен любящий брат относиться к младшей сестре. С одной стороны, это льстило, с другой, доводило до отчаяния, потому что его братской любви мне было совершенно не достаточно, и с каждым годом это неутоленное желание только росло. С ужасом я ловила себя на мысли, что краснею и в то же время не могу отвести глаз, когда вижу его натренированный голый торс в капельках воды после душа и затянутые в полотенце узкие бедра. Делая вид, что читаю книгу, смотрю телевизор или просто думаю о своем, якобы глядя в пустоту, я тайком любовалась каждым движением его красивых мускулистых плеч, блеском загара и черных непокорных локонов, ироничными усмешками его соблазнительных губ и циничным прищуром его холодных глаз, как любуются подростки своими недоступными звездными кумирами – любимыми певцами и актерами, такими идеальными и такими недостижимыми.

Когда все это началось, я уже и не помню, потому что не всегда вела дневник. Все же многие девочки восхищаются своими братьями в детстве, особенно, когда их ставят в пример родители как образец мужского характера. Родители обожали Митю, так что не удивительно, что обожание передалось и мне. Вот только когда я вдруг перешла ту грань, которая пролегает между простым восхищением сестры и страстным обожанием девушки, мне точно не известно.