Alexandre Desplat

Когда мне было пять лет, я упала с велосипеда. Не помню, куда ехала, почему упала, но помню ощущения. Разряд, прошедший по всему телу от соприкосновения с землей. Помню, как по щекам заструились горячие слезы, помню, как закричала что есть мочи, хотя моя боль и вполовину не была такой сильной, как величина моего отчаяния. Помню подбежавших родителей, которые тут же бросились меня успокаивать. И помню миссис Клаксон в старой потертой фиолетовой беретке, жившую в доме по соседству. Она остановилась напротив меня и произнесла всего одну фразу, прежде чем сморщиться лицом и двинуться дальше: «Милая, не драматизируй».

«Не драматизируй», — так я и жила с тех пор. Если в жизни творился полный хаос, это значило ровным счетом ничего, кроме как то, что мог быть и апокалипсис. Что бы ни случилось — всегда могло быть хуже. У боли не было границ. Если казалось, что она невыносима, значит, за ней следовало нечто еще более ужасное.

Однако сейчас я думала, что все же достигла какой-то грани.

Я горела. Но сильнее всего горели мои органы — словно тысячи иголок пытались вырваться из моего воспаленного бока. Я почувствовала во рту металлический привкус, а по щеке заструилась холодная слеза, остужающая своей дорожкой опаленную кожу.

Тогда-то я и распахнула глаза. Тогда-то я и увидела Драко.

— Господи, — тяжело выдохнула я, встретившись с его обеспокоенным взглядом. И нет, мне не показалось, он и правда был обеспокоенный. Хоть это слово и не клеилось в одной строчке с Малфоем.

— Мне приятно, — уголок его рта дернулся, но все лицо оставалось напряженным, а в глазах читался немой страх.

— Не льсти себе, — я ошеломленно смотрела в его глаза — серые искрящиеся глаза, поддернутые темным светом. Свет, обращенный во тьму, — что могло быть более завораживающим? Я никогда не замечала, какого цвета у него глаза на самом деле.

— Твои слова, не мои, — он снисходительно улыбнулся, но через секунду его лицо вновь напряглось. — У тебя жар… — еле слышно добавил он.

— Чувствую.

Никто из нас не прерывал зрительного контакта. Его широко распахнутые графитовые глаза, обрамленные темными ресницами, говорили намного больше о его эмоциях, чем я думала. Я никогда этого не замечала. Я вообще не замечала Драко. Только подлый хорек, только Малфой.

Новая боль пронзила мой левый бок, и я дернулась. Это и послужило концу нашей временной идиллии.

— Возможно, тебе больно… Я обработал твою рану заживляющим зельем… — он запустил руку в платиновые волосы, портя идеальную укладку.

— «Возможно» — слишком слабое слово для той агонии, которую я ощущаю, — прошипела я, приподнимаясь на локтях, чтобы взглянуть на рану. Краем глаза я заметила, как его рука дернулась, но он быстро спрятал ее в карман мантии.

Одежда на левом боку была вся изодрана, но рана, как ни странно, выглядела обработанной и более того — почти зажившей.

— Что за… — я с сомнением провела подушечкой пальца вдоль разреза, и тот тут же отозвался болью от прикосновения — так, что заскрипели зубы. — Как ты это сделал? Разве это не одно из новых проклятий Долохова?

Глаза защипало, и я отдернула руку, но продолжила наблюдать за тем, как кожа стягивалась, скрывая увечье.

— Да, оно, но я ведь… — он резко замолчал, однако мы оба знали продолжение этой фразы — «Пожиратель». — Ранение оказалось достаточно серьезным, поэтому тебе так больно сейчас, пострадали некоторые органы, а они всегда срастаются болезненнее, — он неровно усмехнулся, отводя взгляд от моего оголенного бока.

Я не знала, что сказать. Это было не нормально. Все это было не нормально. Моя стремительно заживающая рана после смертоносного заклятия Долохова — десятки членов ордена полегли из-за него, в том числе Джинни… И никто ей не мог помочь, потому что это не нормальное заклинание. Малфой, не убивший меня при первой же возможности еще там в лесу и избегающий этого здесь, — не нормально. Малфой, спасший меня, — не нормально. И мое желание ощутить его объятия — не нормально.

У меня однозначно и точно был жар.

Заметив мой отстраненный взгляд, он резко встал, пустив вокруг себя вихри снежинок, и направился в сторону леса.

— Поспи, — только и бросил он, шумно сглотнув. Так, что его кадык дернулся.

Я резко села, чтобы повернуться в его сторону, но едва затянувшийся порез разошелся, отчего по всему телу прошла дрожь.

От неожиданности я ахнула, и вмиг мои глаза заволокло давящей тьмой.

Не знаю, сколько я пробыла в отключке. Боль то утихала, то снова ударяла по мне так сильно, что я задыхалась. В такие моменты я чувствовала прохладные поглаживания, успокаивающие мою разгоряченную кожу. Слышала едва заметный ободряющий шепот.

Когда я очнулась, была уже — или все еще — темнота. Тело больше не отзывалось болью, поэтому я не была уверена, первая эта ночь с момента моего побега или очередная.

Вокруг царили умиротворение и покой, казалось, что не существовало никакой войны. Не в этом тихом маленьком мирке. Мирке, в который я пришла умирать, а Драко Малфой — спасать.

Миллионы звезд сияли на кобальтовом, бескрайнем, далеком, неизведанном и потому еще более манящем небе. Где-то вдали за горизонтом занимался теплый желто-розовый рассвет.

Я снова перевела взгляд на звезды. Ничто и никогда не очаровывало меня больше, чем сияющий небосклон. До войны, еще в Хогвартсе, я всегда на неделе поднималась на Астрономическую башню. Иногда со мной ходил Гарри, и тогда мы, прижавшись спинами друг к другу, просто в тишине смотрели ввысь. Мы никогда не разговаривали. Под звездами всегда наступало время тишины. Это было время молчаливых разговоров. Казалось, это было так давно…

Вот уже два года я не видела звезд. Не находила времени взглянуть на них чуть дольше, чем между делом. А может, просто не хотела находить время. Боялась.

Я зачарованно выдохнула, и изо рта вырвалось облачко пара. Казалось, что воздух вокруг был колюче холодный, но чувствовала я себя уютнее, чем когда-либо за эту проклятую войну.

Только сейчас я заметила, что плед, лежащий подо мной, — моя трансфигурированная мантия.

Только сейчас я заметила рядом с собой едва слышно сопящего Малфоя. Свою мантию он превратил во второе одеяло, которое прятало нас от ночного мороза. Так странно было видеть его таким — свернувшимся под покрывалом и прижимающимся головой к моему плечу. Так странно было видеть в нем Драко. Расслабленного, умиротворенного, спящего Драко. Я едва удержала себя от того, чтобы провести кончиком пальца по резко очерченным изгибам его лица, его пухлым, покусанным губам, густым темно-серым, почти черным бровям. У меня определенно все еще не прошел жар, а сознание было поддернуто бредом.

Его веки дернулись, и на секунду я в ужасе затаила дыхание. Казалось, он мог мысленно прочесть все мысли, что роились в моей голове, а это было неправильно. Это было ненормально.

Тяжело сглотнув, я, стараясь не произвести ни звука, приподнялась, чтобы сесть.

Мой взгляд упал на горизонт — светло-желтые размытые лучи, словно акварельные краски, просачивались на темное ночное полотно.

Малфой заворочался позади меня, и через секунду я почувствовала прикосновение его теплого плеча.

Я медленно повернула к нему голову, не ожидая встретиться с его серыми, асфальтовыми глазами. Казалось, он находился в миллиметре от моего лица — никогда еще он не был так близко. Я скорее поняла, чем почувствовала, что у меня в глазах отразился страх. Страх от последствий необдуманных действий, которые я так хотела сейчас совершить.

— Ты стянула одеяло, — с легкой хрипотцой в голосе почти шепотом проворчал он, еще не отошедший от сна.

Все, на что я была способна, — это медленно моргнуть в знак согласия. Я боялась отвести взгляд от его глаз. Я боялась потерять этот контакт. Я боялась случайно посмотреть на чуть приоткрытые губы.

Зато Малфой этого явно не боялся — он опустил свой взгляд и еле слышно выдохнул:

— Грейнджер…

Едва слышно, но достаточно громко, чтобы запустить остановившиеся шестеренки в моей голове, и я качнулась назад.