Солдаты Миазмы появляются из-за деревьев. Их лица и тела вымазаны сажей, но за всей этой чернотой видно ламинарное сияние их доспехов. Только лучшее для приспешников империи.

Одна подъезжает ко мне. Плащ из леопардовой шкуры возвышает ее над рядовым солдатом. Она генерал.

Воин.

Мое сердце колотится быстрее.

Я спешиваюсь, вознося благодарность небесам за то, что моя нога не зацепилась за стремя, Жемчужина не струхнула, да и в остальном я пока не выставила себя дурой. Мои солдаты пытаются сомкнуться вокруг меня, но их останавливают люди Миазмы. Копье упирается мне в подбородок, заставляя приподнять его. К моему лицу подносят факел.

Леопардовый плащ подает знак другому приспешнику. Вместе они рассматривают мою разношерстную группу из двадцати человек.

– Люди Жэнь, – говорит приспешник.

Леопард кивает, затем поднимает руку. Тетивы луков стонут с деревьев, на которых взгромоздились лучники Миазмы.

Я прикусываю щеку, вызывая поток слюны. Мой голос полон и округл, когда я говорю:

– Я здесь для того, чтобы поговорить с вашей леди.

Затаенное дыхание. Подрагивающие тетивы.

– Она ждет меня. И, – я понижаю голос, – ты же знаешь, какой она бывает, когда не получает того, чего хочет.

Леопард молчит.

– Убей остальных, – наконец говорит она.

– Они пойдут со мной, – говорю я, перекрывая вой тетив. Затем я приказываю своим солдатам спешиться и сложить оружие.

Степень нашей беспомощности становится очевидной, как только наше оружие падает в подлеске. Двадцать против по крайней мере двухсот. Безоружны против мечей и лучников на деревьях, готовых выпустить стрелы. Мы не просто слабы. Мы убоги. Сокрушить нас было бы все равно, что ударить молотком по муравью. Перебор.

Леопард опускает свою сигнальную руку, и солдаты империи устремляются внутрь. Вокруг моих запястий обвивается веревка, в то время как что-то, подозрительно похожее на наконечник древкового оружия, вонзается в мой позвоночник, побуждая быстрее идти вперед.

Мои икры напрягаются, когда мы начинаем идти вверх по склону. Спустя, кажется, несколько часов нас выводят на затянутую туманом поляну у подножия горы. Мои глаза изо всех сил пытаются приспособиться к красноватому свету факелов и полосам лунного света, пробивающимся сквозь них, и как только им это удается, я сразу же различаю Лотос и ее подчиненных.

Они связаны, словно утки для ощипывания, их лица в синяках, изо рта течет кровь, глаза заплыли. В отличие от них, я знаю, как действовать не так опрометчиво. Потому что перед ними, собственной персоной, с наполовину выбритой головой и единственным красным лакированным колокольчиком, свисающим с мочки ее уха, как капля крови, стоит единственная и неповторимая Миазма.

Она не видит нас, если только у нее нет глаз на затылке, но она должна была услышать наше приближение. Именно это и происходит, когда Лотос хрипит:

– Павлин?

Хорошо, что сохранение анонимности не является обязательным элементом для моей стратагемы.

Леопард подкрадывается к Миазме и шепчет что-то ей в проколотое ухо. В ответ Премьер-министр Империи Синь тянется за своей саблей. Изогнутый клинок, с зеркальным блеском, вырастает из ножен.

– Я скоро присоединюсь к своему гостю.

Затем она замахивается.

Колокольчики должны звенеть. А головы – падать с глухим стуком. Но все почему-то не так, и голова звенит, падая в листья папоротника, а колокольчик Миазмы все стучит и стучит, яростно раскачиваясь у ее уха, когда она распрямляется и возвращается в центр, в то время как подчиненный падает и умирает в обезглавленном поклоне.

Из-за стенаний Лотос птицы сегодня не садятся в свои гнезда поблизости.

– Так. Теперь ты всецело завладела моим вниманием. – Миазма проводит большим пальцем по пропитанному кровью лезвию и облизывает подушечку, затем протягивает саблю мне, предлагая. – Не хочешь попробовать?

В воздухе витает сильный запах железа. Моя собственная шея пульсирует.

– Боюсь, мой желудок не такой крепкий, как у тебя. – Или что-либо во мне, если уж на то пошло. Миазма может быть и меньше пяти чи[6] ростом, но у нее жилистые руки, которые видно из-под ее ламинарного жилета без рукавов. У нее точеное лицо, словно наконечник стрелы, тонкий слой кожи натянут на кости и вены. В свои двадцать пять она всего на два года старше Жэнь, но выглядит на десять лет старше и породила тысячи слухов. Миазма способна убивать наемных убийц, пока они спят. Миазма маринует печень своих врагов. Миазма подобна червю: разрежь ее пополам, и она отрастит тело снова.

По последним слухам, Миазма – это бог, посланный небесами, чтобы спасти империю на грани краха. Я предпочитаю факты слухам, но факты ненамного лучше. Когда семь лет назад группа радикально настроенных крестьян под названием Красные Фениксы выступила против столицы империи, Миазма подавила восстание и дослужилась до звания генерала кавалерии. А шесть лет назад Клика Десяти Евнухов планировала убийство императрицы Синь Бао; Миазма истребила их и всех их живых предков, «спасая» Синь Бао и одновременно укрепляя власть в армии и при дворе. Так что, естественно, когда кроткая Синь Жэнь, ветеран Восстания Красного Феникса, родом из какого-то безымянного городка, осудила ее, назвав жестоким тираном, Миазма была, мягко говоря, недовольна.

Теперь я стою лицом к лицу с врагом. Многие называют ее злом.

Я бы охарактеризовала ее как беспринципную, что, на мой взгляд, гораздо опаснее.

Миазма пожимает плечами в ответ на мой отказ, вытирает клинок и убирает его в ножны. Лотос всхлипывает. Я беру себя в руки и делаю шаг вперед.

– Не советую, – говорит Миазма. Вспыхивает свет факела, позволяя мне бросить мимолетный взгляд на сотни конных войск, окруживших поляну. – Если только ты не хочешь, чтобы полетело еще больше голов твоих друзей.

Я заставляю себя сделать еще один шаг.

– Они мне не друзья. – Еще один. – Я долго ждала этой возможности. – Теперь встать на колени со связанными руками, пусть непросто, но мне это удается, и я склоняюсь над кучкой белых поганок. – Моя леди.

Тишина.

Смех Миазмы больше напоминает карканье, начинающееся и заканчивающееся в ее горле.

– Неплохо – для твоей первой речи в дезертирстве. Практика пойдет тебе на пользу.

– За меня говорят мои действия, а не слова. Позволь мне доказать свою преданность.

– Преданность той, которая предает свою собственную леди.

– Я никогда не давала клятвы верности Синь Жэнь. Я поддержала ее дело только потому, что она пришла в мою хижину и умоляла.

Лотос перестает всхлипывать.

– Т-т-ты… предательница!

Миазма лениво машет рукой, и Лотос затыкают рот кляпом.

– Умоляла, – говорит она, смакуя это слово.

– Да, умоляла, – говорю я. – На коленях. Три раза.

– Она бы так и сделала, не так ли? – Размышляет Миазма. – Всегда безнадежная, Милосердная Жэнь. И ты. – Ее голос внезапно грохочет. – Ты, Восходящий Зефир, всегда коварная. – Это прозвище вызывает у меня дрожь восторга; Миазма, должно быть, думает о каждом случае, когда нам удалось от нее ускользнуть. – За тебя говорят твои действия? – Она кивает на Лотос. – Что ж, давай. Докажи свою преданность, убив вот эту.

– И заставить тебя проиграть эту войну? Думаю, нет.

– А? – Миазма приподнимает бровь. – Поясни.

Я должна была уже потерять дар речи от страха. В итоге мою голову могут отделить от моей шеи до того, как закончится эта ночь. И я правда в ужасе – пока не касаюсь своего веера. Это то, что я делаю лучше всего: считываю атаки противника, использую уже накопленную информацию в качестве плана контратаки.

Я держу тут все под контролем.

– Ты знаешь Жэнь не хуже меня, – начинаю я. – Возможно, даже лучше, учитывая вашу общую историю. – Миазма усмехается над напоминанием о былых временах, когда два пустых места – Миазма, приемыш евнуха, и Жэнь, бесправный отпрыск могущественного рода, – бок о бок служили династии. – Синь Жэнь – леди, у которой нет территориальной цитадели для обучения или снабжения своих войск. Оставьте ее в покое, и стихия позаботится о ней. Но убей любую из ее названых сестер, и в итоге в твоих руках окажется бешеный пес.