Итачи чувствует, как удивительно забавная ухмылка приподнимает уголки его рта, несколько снимая напряжение, которое воцарилось между ними с тех пор, как все началось в парке. Это новое чувство почти приветствуется. — Правда? — Загадочно спрашивает мужчина, чей бесстрастный тон противоречит движениям. Он делает шаг вперед, крепко обнимая Сакуру, снова прижимая к стене. Прежде чем девушка может запротестовать или попытаться высвободиться, Учиха слегка покусывает раковину ее уха, пока она не пискнула, повернув голову, чтобы поцеловать его в щеку. Удивительно нежное взаимодействие, исходящее от кого-то вроде него, заставляет куноичи краснеть, как будто это был ее первый раз, ее первый поцелуй.

Он вырывает Харуно из краткой задумчивости. Его голос еще более мягкий и шелковистый, намного ниже, чем обычно, посылает волны тепла вверх по позвоночнику, заставляя Сакуру выгибаться к нему почти бессознательно. Нукенин прижимает ее еще ближе, проводя тыльной стороной правой руки по изгибу ее груди. — Тогда я приношу свои извинения, но, в таком случае, означает ли это, что вы требуете компенсации, принцесса? — Итачи еще немного наклоняет голову, практически утыкаясь носом в ее ухо.

Сначала ирьенин слишком отвлечена тем фактом, что Итачи впервые откровенно флиртует… не говоря уже о том, что использует почти забытое прозвище, которое Рё и Такаши дали ей много месяцев назад. Черт возьми, как что–то настолько неприятное может стать таким… горячим в данном контексте. Подумать о надлежащем ответе не представляется возможным. Но ухмыляющийся Учиха не ждет ответа, одним плавным движением снимая рубашку и бросая ее на ближайший стол.

Сакура пытается, действительно пытается выглядеть невозмутимой. К тому же обычно она хорошо притворяется.

Однако фасад невозмутимости длится в общей сложности семь секунд, прежде чем девушка набрасывается на него.

Харуно не может придумать более сложного, лучшего или зрелого термина, чтобы описать происходящее… потому что в данный момент между ними необязательно все сложно. В эту секунду все сводится к чистой химии, чистому, необузданному влечению. Они медленно пробираются к кровати, целуясь, как пара подростков с чрезмерно разбушевавшимися гормонами. Сакура, честно говоря, не совсем уверена в том, как это работает. Куноичи лишь осознает, что Итачи медленно откидывает ее на подушки, которые она положила у изголовья кровати утром. Ее руки все еще обвиты вокруг его шеи, а одна из его рук мягко покоится на ее спине, прежде чем мужчина обхватывает ее за талию, устраиваясь рядом. Кажется, настроение между ними меняется так же быстро, как и место действия. Теперь они целуются намного глубже, медленнее и грубее (даже грубее, чем в парке), страстно исследуя и пробуя друг друга на вкус, пытаясь прижаться друг к другу еще ближе. Должно быть, это инстинктивная реакция его типа чакры, основанной на огне, но Итачи внезапно ощущает невероятное тепло — или, возможно, она невероятно восприимчива к игре его мышц. Сакура никогда раньше не чувствовала себя так, как сейчас. На данный момент ее целовали четыре разных мужчины, включая Саске, ее первую любовь, но даже этот инцидент не смог вызвать такой степени ошеломляющих эмоций.

Куноичи отстраненно замечает, что опасно испытывать такие сильные чувства к кому-то вроде Итачи, но на данный момент ей все равно. И вряд ли можно сказать, что она не пыталась.

Словно услышав ее мысли, Учиха резко отстраняется. Она все еще в его объятиях, наполовину у него на коленях. Сакура целует его в шею, прежде чем снова посмотреть с любопытством. Выражение темных глаз затуманено и непроницаемо, мужчина спокойно встречает ее взгляд. Отступница немного хмурится, языком своего тела недвусмысленно давая понять, что хочет знать, о чем он думает.

Удивительно, но Итачи подчиняется. Девушка не может сдержать дрожь, когда партнер проводит пальцами, почти неуверенно, по открытой ключице и обнаженным плечам, будто она карта, которую он хочет изучить. — Я… не занимался ничем даже отдаленно похожим в течение шести лет, — натянуто бормочет шиноби. Харуно видит, как от этих слов напрягаются его плечи — возможно, при воспоминании? — Я заранее приношу извинения, если…

Какой бы странной ни была ситуация, куноичи слегка улыбается, немного расслабляясь, прежде чем соскользнуть с кровати и встать перед ним. На этот раз замешательство Итачи очевидно. Она нежно и немного неловко берет его руки и кладет себе на талию, так что кончики его больших пальцев едва касаются нижней части ее груди. Мужчина наклоняет голову в сторону на долю дюйма, снова выглядя пораженным близостью. От новизны этого необычайно тонкого выражения на его лице у отступницы перехватывает дыхание. Сакура убирает прядь волос за ухо, чувствуя трепет.

Дрожащими пальцами девушка развязывает бант, который завязала там ранее. Ирьенин не осмеливается поднять на него глаза, но она чувствует горячий взгляд Итачи, пристально отслеживающий каждое движение. — Все в порядке, — наконец говорит куноичи, мягко протягивая руку и обвивая ленту вокруг его шеи довольно смелым для текущего состояния жестом. — В конце концов, это не то, что ты можешь забыть.

Слова настолько тихие, что она едва слышит их из-за стука собственного сердца. Сакура опускает концы ленты, оставляя своего абсолютно великолепного, длинноволосого, сероглазого партнера, выглядящего несколько нелепо с длинной розовой лентой, обернутой вокруг шеи, оба конца которой висят на противоположных сторонах худощавой груди. Хотя, честно говоря, внешность и даже его достоинство — последнее, о чем думает Итачи, молча наблюдая, как девушка тянется вверх к завязанной бретельке.

Она закрывает глаза на самое короткое мгновение, делает глубокий вдох, быстро развязывает узел и стягивает две бретельки вниз. До конца.

Обнаженная кожа сразу отреагировала на холод. Слишком поздно Сакура понимает, что забыла открыть глаза.

Девушка открывает глаза. Медленно и осторожно, борясь с желанием скрестить руки на груди, устремив взгляд на влажный ковер под ногами и на платье, брошенное на пол. Несмотря на то, что она храбрая куноичи, Харуно пребывает в состоянии полного оцепенения, пока не чувствует, как правая рука Итачи касается обнаженного изгиба талии, очень нежно удерживая на месте.

Вскоре два пальца слегка прижимаются к ее подбородку, мягко заставляя широко раскрытые зеленые глаза посмотреть на него. Выражение глаз Итачи — что-то нечитаемое, но гораздо мягче, чем обычно. Он оглядывает ее с головы до ног и обратно. — Ты права, — тихо комментирует Учиха, прежде чем нежно притянуть девушку ближе и осторожно захватить ее губы своими. Сакура, наконец, позволяет своим глазам закрыться в явном удовлетворении-почти-счастье. Она протягивает руку и снова обнимает мужчину за шею, скользнув на его колени.

На следующее утро

Сакура просыпается от раскатов грома - предвестника гораздо более сильного шторма. Каждый раскат слегка сотрясает кровать, из-за чего изголовье периодически соприкасается со стеной. Даже в полусне куноичи в отчаянии прикусывает губу, подсознательно прижимаясь еще ближе к своему партнеру, пряча голову в изгибе его плеча. На мгновение ирьенин невероятно смущена, потому что это так отличается от всех случаев, которые происходили ранее…

Требуется около минуты, чтобы восстановить воспоминания в полностью дезориентированном сном сознании. Даже тогда они больше похожи на вспышки ощущений, настолько реалистичных, что Сакура задается вопросом, не особенно ли яркий это сон. Прикосновение мозолистых ладоней Итачи, когда он нежно обхватил ее грудь, заставляя выгнуться навстречу и прикусить губу, чтобы подавить стон, ощущение каждого их поцелуя, более близкого, горячего и жесткого, чем предыдущий, то, как разгоряченная кожа и напряженные мышцы его спины чувствовались под ногтями…

Сакура замирает, экспериментально заглянув под одеяло.

Обнаженная. Абсолютно обнаженная. Простыни? От них становится холодно, если не считать тепла, исходящего от стройной мускулистой фигуры, которая в данный момент прижимает ее к себе. Они лежат на боку, их ноги переплетены, ее руки обнимают его за плечи, а лицо повернуто к его шее, а его рука устроилась вокруг тонкого изгиба ее талии, а подбородок покоится прямо на макушке ее головы.