Она шагнула внутрь, и ему пришлось усмирить непослушное сердце. В ее приходе не было ничего необычного. Из всех соседей осталась лишь она одна, а ему явно не видать покоя, пока все они к нему не сходят. Для галочки, вот и все. Это же просто.
– Что ж, – сказала она, осматривая квартиру. Она явно была ей не так хорошо знакома, как Джоне, и это почему-то успокаивало. – Теперь вы со всеми познакомились.
– Со всеми, кроме Эмили, – ответил он, указав на растения.
Нора пожала плечами и осторожно коснулась одного крупного листа.
– Она застенчивая.
– Должен признаться, идея была неплохая, – сказал он, подняв все еще почти пустую коробку «Выкинуть».
– Не понимаю, о чем вы.
Он показал коробку.
– Не хотите взглянуть на мои успехи в уборке кухни? Или, если это неинтересно, могу рассказать о бражке Бенни, которая слегка меня затормозила. О, и пишется она через «р», если вы не знали. – Он не знал и добрые 10 минут думал, что Бенни спрашивает его о бляшках в сосудах. – Она как-то связана с пивом. Я сегодня многое узнал.
Лицо у нее вспыхнуло.
– Это было не… – Она покряхтела. – Мы просто хотели поприветствовать вас в доме.
В том растении ничего интересного не было, она просто избегала его взгляда.
– Не уверен, что у вас получилось, как вы задумывали. – Ответил он, и она сжала губы.
– Просто Джона немного грубоват.
– Дело не в Джоне. Мэриан думает, что я пользуюсь доступом к медикаментам в преступных целях.
Наконец она посмотрела на него, едва сдерживая проступающую улыбку. Видеть эту борьбу – пухлые розовые губы, ямочка на левой щеке – было нелегко.
Это было невыносимым наслаждением.
– Мэриан – сторонница теории заговора, – сказала она наконец.
– Я так и понял. Она думает, я сделал что-то противозаконное, чтобы получить разрешение.
Улыбка резко пропала.
– А сделали?
– Нет. Мне немного помогли. У моей приятельницы есть несколько таких квартир. – Он не знал, стоит ли называть Салли приятельницей, но прошлым вечером она написала ему, спрашивая, начал ли он ремонт, и прислала селфи на фоне кафе в отеле. Это было по-приятельски.
Нора закатила глаза.
– Ну конечно. Вы, значит, собираетесь превратить это в бизнес? Ждете еще одного умершего родственника с недвижимостью?
– Нет. Я и этого не ждал. Я же говорил, что мы почти не были знакомы. И удивлен не меньше вас.
Она нахмурила бровь, скрестила руки на груди и снова осмотрелась. За день до этого она неплохо выступила, сказав, что Донни – это член семьи, о которой она без конца твердила, но теперь в этом можно было усомниться. Ее взгляд блуждал, то и дело задерживаясь на каких-то деталях: коробке в кресле, стопке газет рядом, черно-белой фотографии стадиона «Ригли-филд» над плоским телевизором. Она искала ответы.
– А вам не любопытно? – спросила она, смотря на него. – В смысле… раз вы его не знали. Не хотите выяснить, почему он оставил квартиру вам?
Не поднимая головы, он кинул грязные кухонные полотенца в коробку на выброс. «Любопытно» – не то слово. Ему было досадно, ужасно обидно. Любопытство насчет Донни виделось ему уступкой, а он не хотел ни в чем уступать.
– Не особо. А если бы и было, он уже не ответит на мои вопросы. Зацикливаться на прошлом бессмысленно, всегда так считал.
Она нахмурила бровь.
– Какое-то время без этого не обойтись.
– О чем вы?
Она шагнула вперед, заглянула в оставленную Джоной коробку, затем обогнула кресло и встала рядом с ним у длинной кухонной стойки, открывающей вид на гостиную. Пробежалась глазами по комнате – утвари, которую он вытащил из нижних шкафчиков, стопкам посуды, которые умудрился достать из верхних.
– О том, что вы окружены прошлым. Его прошлым, в частности.
Он сглотнул, почувствовав жар на шее. Подумал о компаниях по вывозу грузов, стоимости наиболее полных пакетов их услуг. Если бы он мог себе это позволить, они бы уже разбирали вещи, избавив его от прошлого Донни. Которое было ему ни капли не нужно.
– Буду расторопнее, – сказал он немного сдавленно и посмотрел на нее. – Если вы не помешаете.
Она отвернулась от него, посмотрела на гостиную и на балконную дверь. Ему нравился ее профиль: линия переносицы, угол челюсти, изгиб шеи сзади, открытый благодаря собранным в хвост волосам.
– Я надеялась, вы передумаете.
Она говорила тихо, словно раскрыла ему тайну. Словно он опять оказался на балконе, выжидая, пока ее голос спустится до него. Уилл бы и правда передумал, если бы она продолжала так с ним говорить. Если бы они были одни, в темноте. Если бы Донни не имел к этому никакого отношения.
Она прокашлялась и заговорила снова, лишив голос всякой мягкости. «Уже лучше», – сказал он себе.
– После, ну. После знакомства со всеми. Здесь живут реальные люди, а не вложения в недвижимость.
– Реальные люди делают вложения в недвижимость. Я реальный человек.
Она обернулась на него, прищурившись.
– Вы не понимаете, что я хочу донести.
– Разве? А что вы хотите донести, Нора?
У нее вырвался звук – быстрый разочарованный выдох, почти что стон, и… да. Ему стало не лучше, а совсем наоборот. Он закусил щеку, стал повторять, как мантру: легче, легче, легче, – пытаясь ощутить превосходство, когда она сдалась, опустила взгляд и собралась уходить.
Что было дальше, объяснить он не смог, кроме как опять же: инстинкты его подвели. Он не мог не проводить ее до двери.
То ли она не ожидала его появления сзади, то ли хотела что-то ему сказать. Нора внезапно развернулась, прямо у коричневого кресла, которое он так возненавидел, и поскользнулась на газетах. Она вмиг пошатнулась, вскинув руку, чтобы поймать равновесие. Он мог бы дать ей приземлиться на подлокотник, немного помять коробку Джоны, зато она бы не ударилась.
Но нет.
Он поймал ее за руку.
Ладонь к ладони. Они с хлопком соединились и сцепили пальцы.
Скрепили печать.
Он слегка нагнулся над ней и в такой близости мог рассмотреть все: тонкие волоски, вьющиеся вдоль линии роста волос. Невероятно маленькие искорки золота, таящиеся в голубой радужке глаз. Особенность, которую он заметил на ее левой щеке, оказалась не ямочкой, а тонким прямым шрамом, едва видимым глазу. И вспышку белизны слегка неровных нижних зубов, когда она изумленно раскрыла губы.
Стучащий на ее шее пульс.
«Черт, – подумал он. – Черт, ее ладонь».
Словно ток прошел по нему. По всей левой руке. И прямо к сердцу.
«Отпусти, – продиктовала какая-то часть его мозга. – Это опасно».
Но мозг он не слушал. Он слушал сердце, екавшее от потрясения, бьющееся в унисон с ее пульсом. Он смотрел, как она смотрит на него – тоже разглядывая все детали вблизи. Проскользнула мысль, что притянуть ее к себе будет легче всего. Стоило ей разрешить, он бы тут же так и сделал. Поймал бы ее нижнюю губу своей, он бы…
– А… кто-то еще есть?
Он моргнул и выпрямился. Едва осознавая, что все еще держит ее за руку, хотя оба они крепко стоят на ногах. Голос ее звучал тихо, почти как шепот.
«Нет. Никого нет», – хотел ответить Уилл.
Но, честно говоря, он понятия не имел, о чем она спрашивает, – мозг давно оказался за бортом. И только спросил в ответ:
– Кто-то еще?
Вена на ее шее все еще пульсировала.
– Я… э…
Она прочистила горло и, потупив взгляд, чуть шагнула в сторону. Он тут же отпустил ее ладонь и открыл было рот, чтобы извиниться – что он себе позволяет, как может так держать ее за руку? – но она выдала окончание своей фразы:
– Я лишь думала… слушайте, вам явно неинтересна эта квартира. Но, может, кому-то другому из вашей семьи она нужна? Может, они могут ее выкупить…
Как по щелчку разум к нему вернулся. Легко: она снова враг.
– Я сирота, – отрезал он. – И Донни, видимо, тоже был, вот что между нами общего. Ни братьев, ни сестер. Так что нет, Нора. Никого нет, кроме меня.
Все, что он в ней рассмотрел, исчезло. От тонких волосков и до пульсировавшего местечка на шее.