С врагами у Уилла опыта было достаточно. Правда, не с людьми, хотя, если задуматься, мужчину, в чьей квартире он сейчас находился, можно было к ним отнести. Нет, врагами Уилла всегда было нечто большее… разные институции. Школьные системы, правительственные программы, бухгалтерии – такого рода. И раз он стал врачом, ему удалось сохранить эту кровную неприязнь и во взрослой жизни, хотя сейчас, по его мнению, у него был куда более зрелый взгляд. Но в юности, полной страха, злости и печали, наличие врагов помогало ему концентрироваться, помогало выживать. Когда есть враг, все просто. Ты и он друг против друга, это отвлекало от другой проблемы, которая скорее была такой: ты против себя самого.
Ты против страха. Ты против печали. Ты против злости.
Так что с Норой – судя по всему, той самой девушкой с балкона – пусть лучше будет «он против нее», а не «он против своих воспоминаний о ней». И не «он против своего к ней притяжения». И даже не «он против своих мальчишеских, глупых чувств к ней».
В течение двух дней с их последней встречи он думал о своем будущем. Вместо размышлений, какая она вблизи – длинный хвост, светло-голубые глаза, – он ходил по магазинам для дома, закупался краской, поддонами и валиками. Вместо размышлений, что она сказала – будто защищала Донни, будто эта груда кирпичей была для нее чем-то вроде семьи, – он запоем искал компании по вывозу грузов, доставку матрасов, клининговые службы. Вместо размышлений о том, что он чувствовал в подвале – неуверенность, шаткость, отверженность, – он просматривал страницы с похожим жильем под аренду в том же районе, набрасывая три варианта описания квартиры, которые выложит, когда придет время. Он был вовлечен.
И, будучи вовлеченным, он мог думать о ней и ее соседях как очередной институции. Что ж, легкий враг. Ничего личного.
Приехав к Донни этим утром, он был готов к сопротивлению, допускал, что на двери квартиры может висеть какая-то надпись. Требование прекратить или по крайней мере наспех начерканное «УБИРАЙСЯ». Но ни с чем подобным он не столкнулся, ни у кого в окне даже занавеска не дернулась, когда он заходил в дом со стопкой узких коробок под мышкой. Даже бра в коридоре выглядели равнодушно, хотя думать иначе было бы странно. Еще и тишина в квартире Донни просто оглушала: не слышно было даже шагов этажом выше.
Значит, бойкот, хорошо. Так даже легче.
Уилл начал с кухни, посчитав, что так будет проще, – вряд ли бы он нашел там что-то чересчур личное, к тому же у него был длинный список самого нужного для арендаторов, предоставленный Салли. Он включил любимый подкаст о «Скорой помощи», эпизод о синдроме длительного сдавления, который хотел послушать, и начал разбирать вещи. Оставить, отдать, выкинуть.
Проще простого.
Но тут в дверь постучали.
Он чуть не пропустил это за звоном кастрюль, сковородок и голосом женщины из динамика телефона, который во всех потрясающе мерзких подробностях описывал технику проведения фасциотомии[2]. Подняв голову, Уилл услышал второй, решительный стук и приглушенные женские голоса.
«А вот и наша институция», – подумал он, задержав дыхание, пока пробирался через кучи мусора. «Не думай о ней как о Норе».
Он открыл дверь на словах о «нагноении в месте хирургического вмешательства» и увидел два знакомых лица – оба не Норы, – вперившихся в него, в руках у каждой гостьи было по накрытому фольгой блюду.
– Эм, – начал он, пытаясь переговорить рассуждения о цвете гноя в подкасте. – Позвольте, я… – Он попятился и выключил его. Что бы ни было под фольгой, пахло это беконом и углеводами – вот и институционные ритуалы или вроде того: не то типичное среднезападное радушие, не то гора соболезнований, не то все вместе. На выступление вражеской армии не похоже, если, конечно, они не подмешали слабительное в еду.
– Извините, – сказал он, неловко улыбаясь, потому что, если это знак примирения, надо вернуть в дело свой шарм. Что было довольно легко в отсутствие Норы.
– Мы принесли вам гостинцы! – сказала одна женщина, он неловко пожал ей руку. Помада на ее губах была настолько кричаще-красной, что он почти слышал ее.
– Я ваша соседка сверху, Коррин Салас, а это… – Она прервалась и тыкнула локтем в бок своей спутнице. Реакции на это не последовало, и она снова заговорила: – Это Мэриан Гуднайт, она живет в другом конце коридора от вас. – Снова тычок.
– Не знаю, есть ли у вас аппетит, – отрезала миссис Гуднайт, протягивая блюдо и кивая в сторону его телефона. – …раз такое слушаете.
– Должно быть, это по работе! – воскликнула миссис Салас. – Нора говорила, что вы врач! Если позволите, я протиснусь, чтобы поставить блюдо…
Он и сказать ничего не успел, она уже прошла мимо, окруженная облаком парфюма и щебетания, а спутница молча (и ничем не пахнув) последовала за ней на кухню, расталкивая коробки «Оставить», «Отдать» и «Выкинуть». Минуту спустя пришло осознание, что два блюда – это только начало, что у обеих были сумки на плечах, которые женщины стали распаковывать.
– Так, теперь все разложим, – сказала миссис Салас, не ему, да и, судя по всему, никому конкретно. Глаза и руки ее были заняты просто безумным количеством еды, которую она водружала на запятнанную столешницу Донни. – Закину вам в холодильник. Что до контейнеров, с красными крышками можно оставить здесь, а с голубыми надо убрать в холодильник, хотя, если вы не собираетесь съесть все, что в контейнерах с красными крышками, их тоже можно держать в холоде.
Он недоуменно прокашлялся. Что за бред тут происходит? Разве можно столько еды набить слабительным?
– Это очень…
– О нет, – прервала его женщина, упершись руками в бока. – Забыла печенье! Подождите меня одну минуту. – Она уже шаркала в его сторону, обходя вещи Донни так же, как Уилл, но совершенно бессознательно. – Я сейчас вернусь. Мэриан, расскажи пока ему о кране в ванной!
Когда все затихло, они с незнакомкой Мэриан Гуднайт уставились друг на друга через заваленную блюдами столешницу и всю ширину квартиры, в которой, как он считал, Уилла явно не хотели видеть.
– Миссис Гуднайт, – начал он. – Приятно познакоми…
– Хотелось бы узнать, как это вы так быстро получили такое разрешение, – сказала она, оторвавшись от расстановки еды. Ее голос напомнил Уиллу голос его учительницы в третьем классе: громкий, требовательный, постоянно разочарованный. Она скрестила руки и подняла брови поверх золотой оправы очков.
На секунду он поднял руку к лицу, словно чтобы поправить свои собственные, но вспомнил, что сегодня без очков.
И выбор этот никак не был связан с Норой.
Честно говоря, взгляд, которым его одарила Мэриан Гуднайт, был довольно устрашающим, но зато более понятным, чем их появление с гостинцами. Они явно разыгрывали сценку с плохим и хорошим полицейскими, так что он расслабил плечи, сунул руки в карманы и приготовился к битве.
– У меня есть связи, – ответил он, улыбаясь.
Мэриан прищурилась.
– В этом весь Чикаго, не так ли? Кого вам пришлось убить?
Он недоуменно моргнул.
– Что? Никого.
Она осмотрела его с ног до головы, выпятив губу.
– Вам-то небось легче. Со всеми вашими… таблетками.
Боже мой! Какая злая старушка. Ему это даже понравилось.
– Я никого не убивал.
Она прыснула:
– Посмотрим.
Он поджал губы, хотя сам не понял, почему впервые за день его рассмешило именно обвинение в тяжком преступлении. И что бы миссис Салас ни имела в виду насчет крана в ванной, ему вряд ли расскажут, ведь миссис Гуднайт опять его игнорировала, она открыла холодильник и стала заполнять полки, которые Уилл только полчаса назад помыл.
Через несколько минут комнату вновь наполнили парфюм и щебетание: миссис Салас вернулась с уже открытой жестяной банкой мантекадитос[3], как она их назвала.
– Возьмите одно, – сказала она, почти что швырнув печенье ему в лицо, и Уилл задумался, не собираются ли его убить.
