Рэйма улыбнулась, отчего её вздёрнутый носик смешно сморщился. Она слизнула капельки вина и поднесла бокал к губам Белла. Тот помедлил немного, но всё же сделал глоток.

— Ты красивый, — шепнула она, ладошкой оглаживая его лицо и перебирая золотые волосы на висках. — Как тебя зовут?

— Белл… — он сглотнул, потому что её ладонь вдруг скользнула ниже, зачем-то расстёгивая пуговицы жилета и проникая под рубашку. — Ты тоже красивая, — вырвалось у него хрипло, когда губы Рэймы поцелуями пробежались по его плечам и спустились к груди.

— Подожди, я сейчас, — вновь улыбнулась та, быстро избавляясь от надетого на неё простенького платья и оставаясь в одном белье. После чего принялась за одежду Белла.

— Что ты делаешь? — опешил тот, но сопротивляться её ловким движениям не стал. Слишком волнующими и приятными оказались прикосновения тонких пальчиков, и слишком дурманящим — исходивший от самки запах вожделения.

Белл почувствовал, как его бросило в жар и по венам пробежал огонь пробуждающейся страсти. Такой огонь однажды уже горел в его груди, и тогда ангел почти потерял над собой контроль. Это случилось слишком давно, ещё в той жизни, где он был счастлив. Тогда Белл целовал Аврору, отбросив все условности, и был готов умереть за крохотное мгновение рядом с ней.

Теперь же рядом с ним не было Авроры, а была незнакомая девушка, к которой он не испытывал никаких чувств, кроме какого-то странного, почти звериного голода, всё сильнее пробуждавшегося глубоко внутри.

Понимая, что не сможет справиться с расплавляющим его пожаром, Белл закрыл глаза, позволяя тонким нервным пальчикам Рэймы распоряжаться своим телом. Да, теперь он знал, на что намекал Нигар, говоря о наслаждении. Ещё тогда, в Райском саду с Авророй, Белл открыл для себя это новое, ни с чем не сравнимое чувство голода, от которого взрывается кровь и меркнут небеса. Этот голод нельзя было утолить ничем, если рядом не было женщины. Он жёг внутренности, будил безумные фантазии, обрекал на муки и доводил до сумасшествия. Он подчинял и захватывал в свой плен, заставляя корчиться в пароксизмах страсти, и вызывая только одно желание: погасить этот адский огонь любой ценой.

Забыв про всё на свете, Белл застонал, когда сначала пальчики Рэймы выпустили на волю, а потом плотно обхватили его восставшую плоть. А когда к рукам присоединились губы, у него перехватило дыхание, и мир начал вращаться. Губы сменил язык, и, проскользив по венам, начал творить нечто невообразимое, заставляя Белла быстро потерять связь реальностью. Почти не понимая, что делает, ангел оборвал эту ласковую пытку и, схватив Рэйму за шею, бросил на диван, подмяв под себя. Ворвался в неё сразу жёстко и глубоко, не обращая внимания на крик боли, сорвавшийся с её побелевших губ. Беспощадные стремительные толчки разрывали хрупкое тело женщины, быстро превращая любовную игру в пытку, и вызывая сдавленные, полные страдания и ужаса вопли. Но Белла не могло остановить уже ничего. Он даже не заметил, как откликаясь на его безумие, над городом сгустились мрачные, чёрно-фиолетовые тучи, и с оглушительным треском лопнули небеса, обрушивая на землю чудовищной силы ливень.

В комнате стало темно, лишь адским заревом светились зрачки Белла, подчиняя, завораживая, высасывая жизнь из женщины, что сейчас лежала под ним. Он, не отрываясь, смотрел ей в глаза, впитывая в себя её страсть и наслаждаясь каждым мгновением близости. Ангел чувствовал, как тело женщины вибрирует, принимая в себя его плоть. Видел, как от страсти и боли расширяются её зрачки, как они взрываются фейерверком оргазма, отдавая ему всё наслаждение, что успели накопить. Это наполняло восторгом и тысячекратно усиливало его собственные ощущения, мощной волной пробегая по венам, и неотвратимо поднимая к самой вершине.

Ярость стихии за окном достигла своего апогея, разразившись канонадой грома, и ангел почувствовал, как его сердце пропустило удар, а тело пробило волнами долгожданного освобождения. Горячим фонтаном оно вырвалось наружу, и Белл закричал, испытывая такое невероятное наслаждение, с которым не могло сравниться ничто даже в Раю.

Рэйма же, истратив себя всю до капли, обессиленно дрожала, ощущая, как горячее семя ангела врывается в неё упругими струями, сжигая внутренности словно огнём. Она не могла пошевелиться, не могла протестовать, когда, не насытившись, Белл припал к её губам, вместе с жизнью поглощая последние искорки угасающей в ней страсти.

Когда же последний поцелуй ангела прервался, и он, скатившись с неё, расслаблено откинулся на спину, от Рэймы не осталось ничего, кроме иссушенной сморщенной мумии, мёртвой куклой застывшей на диване.

Глава 19. Звёзды

— Бесовский хвост! Что ты натворил, Белл?! — Нигар отшатнулся от дивана, увидев на нём скрюченную мумию проститутки, потом болезненно поморщился и оглянулся на запертую дверь. — Чёрт! Теперь придётся сматываться отсюда, пока девчонки не хватились!

— Нет! — Белл встал с дивана и, собрав одежду, невозмутимо качнул головой. — Ты можешь уходить, если хочешь, Гин, а я остаюсь.

— Остаёшься? — переспросил Нигар, скорчив такое лицо, словно проглотил лимон. — Серьёзно?.. А как же… ЭТО? — вопросительно кивнул он в сторону дивана.

— Перенеси её куда-нибудь пока, — Белл пожал плечами, аккуратно расправляя манжеты рубашки. Затем взял со столика бокал и отпил вина. Тихое шуршание, донёсшееся из будуара, заставило ангелов вспомнить о том, что они не одни.

Не обращая внимания на застывшего в оцепенении брата, Белл-Ориэль взглянул на гардины, из-за которых раздался звук скрипнувшего матраса, и направился туда.

— Ох! — вырвалось у Нигара, когда минуту спустя он решился заглянуть в будуар, где оставил черноволосую жрицу любви. — Ну, зачем, Белл?! — обнаружив брюнетку в виде усохшего в несколько раз трупа, младший брат едва не застонал от досады. — Что ты творишь?!

— Наслаждаюсь, — Белл-Ориэль мечтательно улыбнулся, небрежно накинув на труп шёлковое одеяло. — И мне это нравится, Гин. Давай позовём сюда ещё женщин!

— Чтобы ты высосал жизнь и из них? — буркнул младший, напряжённо соображая, что теперь делать. — Я для этого тебя сюда привёл? Чтобы ты убивал?!

— Я не убиваю. Я забираю своё, — Белл многозначительно ухмыльнулся. — Дарю им страсть, а потом забираю её обратно.

— Ты даришь им смерть…

— Это одно и то же, — Белл-Ориэль пренебрежительно махнул рукой и внезапно посерьёзнел. Его тон стал сухим и вызывающим. — Ты спрашивал, что меня привлекает? — помолчав, жёстко проговорил он. — Так вот ответ на твой вопрос! Тебе нравится глотать души, братец, а мне — поглощать эмоции. Страсть, ненависть, радость, боль, страх — разве не они смысл жизни? А я — Смерть. И для меня есть лишь одно наслаждение — это бурлящие в других чувства. Это огонь самой жизни, послушный моему зову. Я столько лет не мог утолить этот голод, не понимал, как с ним справиться. Я лишь чувствовал ответ, братишка, но не мог его отыскать. Это мучило меня там — в Раю, и я сходил с ума от раздиравших меня противоречий. Но теперь знаю, как справиться с тем огнём, что горит в моей душе, как утолить безумную жажду и успокоиться. Нужно всего лишь забрать своё — то, что принадлежит мне по праву!

— И теперь ты будешь убивать всех подряд? — совсем тихо поинтересовался Нигар, глядя на брата со смесью восхищения и ужаса одновременно.

— Ну, что ты… — заметив, как младший побледнел, Белл шагнул к нему и опустил руку на плечо. — Ты не совсем правильно меня понял, братишка, — смягчив тон, заметил он. — Мне не интересны пресные эмоции большинства живых существ. Лишь помноженные на страсть, они обретают для меня притягательность и возбуждают желание.

— Это характеристики инкуба, Белл, — осторожно обронил Нигар, отстраняясь. — Если ты питаешься энергией страсти, то это…

— Я питаюсь энергией Жизни, Гин, — поправил старший брат, скривившись от того, что его не понимают. — И тем, что её создаёт. Страсть заключена во мне, и именно она даёт мне возможность разжечь настоящее пламя в душе других, а потом поглотить его обратно вместе с жизнью.