— Едем, — ответил я. — Залезайте.

— Лучше возьму машину Стива да последую у вас в хвосте. Мне ведь нужно будет возвращаться.

Я объяснил Рэнди, что вовсе не собираюсь кутить всю ночь напролёт, а потому, если ему в самом деле нужно лишь пропустить стаканчик-другой, то я и назад его доставлю. Рэнди тотчас же согласился и сел в мою машину.

Пока мы ехали в город, ни один из нас не почувствовал охоты к беседе. О чём думал Рэнди, мне было невдомёк, а вот моя голова было полна всем тем, о чём Эмори давеча мне рассказывал — лунами Юпитера, и кружилась так же, как они.

Выбор места, где нам пристать, я предоставил Рэнди; мы попали в нешумный кабачок — за тем лишь исключением, что музыкальный автомат со сменными дисками был тут как тут; и расположились мы у конца буфетной стойки. Себе я заказал лишь аперитив, поскольку и так этим вечером много выпил. Рэнди потребовал одну порцию неразбавленного виски, вторую с содовой и занялся ими. Некоторое время мы говорили о том, о сём, а затем незаметно съехали на Юпитер.

— Чёртов глупец, — проговорил Рэнди. — Ему бы держать рот на замке, а то ведь все решат, что он умом тронулся. И говорить о том не стану. Опять пойдёт гулять по городу.

— Не от меня, — заверил я его. — Я, разумеется, собираюсь написать отчёт для миссис Хаберман, но ни для кого больше. А она по Тремонту не разгласит.

— А вы и сами не заметите. Такие вещи, знаете ли, уж найдут способ обрести известность. Я хочу сказать — в таком вот маленьком городке. Если вам, Хантер, взбредёт в голову совершить убийство — ну, или стащить кусочек пирога, — не делайте этого в маленьком городке. Сухим из воды вам не выйти.

— Вы полагаете, что того, кто убил Фоули Армстронга, непременно поймают?

— Как пить дать. Люди способны сложить два и два.

Его слова поразили меня.

— Звучит так, как будто вы уже сложили!

— А как же! Но это всего лишь догадки, и если я прав, то и шерифу придёт в голову то же самое, так что мне и высовываться нечего. С чего бы?

— Некоторые называют это гражданским долгом.

Рэнди только рассмеялся.

— Может быть, и есть такой долг — докладывать о любом факте насчёт убийства, который тебе известен. Но не о всяких догадках, которые придут тебе в голову — и к тому же основываются на фактах, известных всем и каждому.

Я признал, что в его словах имеется доля истины.

— Вы полагаете, что убивший Армстронга был в здравом уме? И имел здравый мотив?

— Это я обсуждать не стану, — ответил мне Рэнди. — А то придётся выложить свои догадки. К тому же, известно ли вам, кто в здравом уме, а кто нет? Мне это не известно.

— Существуют же пограничные состояния, — продолжал я допытываться.

— Существуют. Я и сам, возможно, в таком состоянии. И уж Стив. Если бы я лучше знал вас, я бы, может, и о вас так же думал. Иногда мне кажется, что такие вот симпатяги — они все немного того.

— В этом, может, что-то и есть, — отозвался я. — Глядел эту пьесу, «Харви»?

— Не-а. Слыхал только.

— В ней любопытный сюжетец. Элвуд Дауд, такой немного сдвинутый, воображающий, что постоянно видит рядом с собой двухметрового кролика, — он славный малый. Доктор собирается влепить ему укол, который бы его вылечил; там ещё есть водитель такси, ожидающий платы, — он желает сперва её получить, рассчитывает на чаевые. Но сюжет… таксист так его описывает: «Конечно, это его вылечит. Но тогда он станет нормальным человеком, а вы ведь знаете сами, какие они сукины сыны, эти нормальные люди».

Рэнди запрокинул голову и расхохотался; это был первый раз, когда он по-настоящему хохотал при мне. От этого я его почти полюбил, ведь пока что я не мог сказать, чтобы Рэнди был мне симпатичен.

Рэнди допил своё и сказал:

— Мне бы ещё разок. А ту пьесу нужно будет прочесть, если она есть в нашей библиотеке. Ты как?

Я ответил, что мне хватит, и продолжал потягивать свой аперитив. Рэнди заказал ещё одно виски с содовой. Я спросил Рэдни:

— Передашь ему кое-что от меня? — Рэнди кивнул. — Я обещал повидаться с ним, перед тем как покину Тремонт. Полагаю, что всё равно пробуду в городе весь завтрашний день, так что смогу вечерком заскочить к вам, а в Чикаго отправиться уже после. И мне хотелось бы ещё раз услышать тот сигнал, а потому я постараюсь появиться у вас к девяти вечера. Передашь это ему?

— Передам.

— И если у него не получится, или время будет неподходящее, пусть позвонит мне в гостиницу или, если меня не окажется на месте, оставит сообщение; тогда я приеду раньше. Всё равно я не могу назначить точное время встречи, ведь я не знаю, на какой час назначено разбирательство.

— Передам, конечно. Но не беспокойся: к девяти он будет дома. И, вероятно, трезвый. Никогда ещё не видел, чтобы он квасил две ночи подряд. Обычно, после подобного возлияния, на утро у него голова раскалывается.

— Может, это и хорошо, — сказал я. — Есть народец, что просыпается с мыслью сразу же поддать; такие быстро доходят. Удивляюсь им.

— Так и я тоже. Да я и много-то выпить не в состоянии. Три-четыре порции — это мой верхний предел. Я и теперь уже почти готов. Не иначе, а то бы не сказал о своих домыслах насчёт случая с Армстронгом.

— Если я проставлю вам ещё выпивки, то уж верно вытяну из вас всё.

Рэнди решительно покачал головой.

— Нет. Будь у меня что-либо помимо догадок, я, может быть, и рассказал бы.

Я всё же купил ему ещё виски, а себе заказал повторный аперитив. Рэнди не шутил, утверждая, что не может выпить много; три выпитых виски на него уже начали действовать. Язык у него заплетался почище, чем у Эмори на крыше, и мне показалось, что ещё стаканчик-другой, и он вырубится.

Но теперь он вместо разговора возжаждал музыки и принялся совать монетки в музыкальный автомат. Всё бы ничего, да вот выбирал он лишь ковбойские песенки да народное творчество южной глубинки. Я не против хорошей импровизации на саксофоне или тягомотины кларнета наподобие Гудмэновоской, но только чокнутые могут слушать ковбойские баллады. Или это я сам чокнутый? Впрочем, так мне и надо за то, что стремился подпоить его, желая вызвать на разговор. Сам нарвался.

В общем, я был рад, когда ему всё надоело и он объявил: «Прочь отсюда». Мы вышли под ясное, тихое сияние луны, оставив за спиной и пустынные прерии, и бряцанье шпор, и вой койотов в стиле «стоны». Забрались в машину и всю дорогу обратно, до дома Эмори, не проронили ни слова.

Свернув на подъездную дорожку, я затормозил, но не стал выходить из машины. Вместо этого я обратил взгляд на Рэнди. По виду тот не был так уж сильно пьян, хотя лицо у него осунулось. Я понял, что у него до сих пор что-то свербит в уме, от чего он желал бы освободиться, а потому я вынул пачку сигарет и передал одну ему. Закурив, мы с полминуты сидели в полной тишине.

Затем Рэнди произнёс:

— Ты, Хантер, вероятно, не то подумаешь.

— Насчёт чего? — спросил я, чтобы помочь ему продолжить.

— А когда я сказал, что Стивен, на мой взгляд, свихнулся в этой истории с Юпитером. Я ничего не знаю; всё так запутанно.

— Я ведь тоже теперь впутан, — заверил я Рэнди.

— Он слишком доверчив и беспечен; ему не следовало… в общем, зря он высунулся.

— А вам известен иной ответ? Не лучший, но просто иной, который объяснял бы факты.

— Нет иного ответа, оттого-то я и запутался. Не такой уж я и Господь Всемогущий, как он иногда думает. Не вижу иного ответа — значит, и не верю, что он существует. Объяснение-то есть, но лежит оно… ближе, чем Юпитер. А Стив Эмори на этом зациклен; с ним даже не поспоришь. По мне, так он сильно ошибается, но не думаю, что он свихнулся. Не на этом деле, во всяком случае.

— Тогда на чём же он свихнулся? В кабачке вы сказали, что он здорово свихнулся.

— Сказал же, что наболтал без разума. Вот так всегда: пытаюсь сказать об одном, а сбиваюсь на что-то другое. Все мы на чём-то сдвинуты.

— На чём же — Эмори?

— Вот скажу, и ты будешь смеяться. Ну, ладно, можно сказать. В этом ничего такого нет. Актёрство.