– Я Миллер.
– Почему ваши люди схватили меня, господин Миллер?
– У меня обязательства перед Генеральной компанией и пока ее эмиссары добираются до нас, мне поручено провести с вами беседу.
– А можно снять наручники?
– Можно, – кивнул Миллер, после чего один из конвоиров касанием ключа снял с запястий Головина магнитные путы.
– Большое спасибо, господин Миллер, – поблагодарил тот. – Задавайте вопросы, я с удовольствием на них отвечу.
– Где джестификатор, Марк, которым ты пользовался для выявления в программном коде неявных меток?
– Чего? – переспросил Головин не сумев уловить смысл услышанного.
– Я повторяю тебе слово в слово, как задано заказчиком.
– Знаете, господин Миллер, название этого прибора я пару раз слышал только от представителей Генеральной компании. А вот про неявные эти самые…
– Метки.
– Да, метки. Про них впервые слышу от вас.
Видно было, что хозяин слегка озадачен. Ему показалось, что пленник совершенно искренен, но заказчик требовал сведений, поэтому господин Миллер дал знак и еще один человек выкатил стойку с какой-то аппаратурой со множеством проводов, зажимов и датчиков с присосками.
– Сейчас мы присоединим вас к нашему модулю правды, Марк, и вы снова ответите на вопросы. Это практически безболезненно.
– Я согласен, если это так важно, – сказал Головин, хотя и понимал, что его согласия тут не требовалось.
Прикативший стойку сотрудник тотчас принялся крепить на Головина все эти снасти, смазывая лицо и лоб пленника какой-то жирной смазкой, запах которой заставлял Марка морщиться.
– Пожалуйста, господин Головин, оставьте ваше лицо расслабленном, иначе я не смогу правильно разместить считывающие устройства, – сказал служащий и Головин приложил все силы, чтобы не гримасничать.
Правда, для этого пришлось не дышать, поскольку жирная смазка имела тошнотворный запах.
Наконец, когда все было закончено, Головин обнаружил, что почти ничего не видит из-за нагромождений датчиков на своем лице, и плохо слышит, что говорит Миллер.
А еще ему было трудно отвечать из-за стянутого присосками лица.
Миллер задал ему какой-то вопрос и Головин попросил повторить, но тот, в свою очередь, тоже не расслышал, что сказал пленник, однако на мониторах спецаппаратуры появилось сообщение о правдивом ответе на вопрос.
Миллер задал следующий вопрос, а Головин опять переспросил его и добавил, что он ничего не слышит. Прибор честно просканировал параметры пленника и отметил, что он снова ответил искренне.
– Отлично, парень! Так мы быстро выйдем на результат! – услышал наконец Головин, а потом снова началось невнятное бормотание.
Он уже хотел сорвать с себя эти снасти и объяснить Миллеру, что у них возникло недопонимание и этот допрос превратился в идиотский спектакль, но в этот момент, стены наружного ангара сотрясло от мощного удара, от чего по контрольным экранам побежали полосы.
– Джус! – крикнул Миллер, вскакивая с кресла и делая указывающий жест. Один из рыжебородый сорвался с места и побежал к выходу, чтобы узнать, что происходило снаружи в ангаре. Но он не успел ничего выяснить, поскольку раздался хлопок и Джус, вертясь в воздухе, пролетел через половину помещения и рухнул у стола со стопками документации.
Коробки накренились и стали валиться, а Головин наблюдал за этим словно в ролике с замедленным воспроизведением.
Коробки падали, из них вылетали листы твердых копий, какие-то карандаши, фломастеры, боксы с разноцветными стикерами и магнитными зажимами.
Раздался новый хлопок и второй рыжебородый, улетел дальше первого, докатившись почти до стены.
Тут загрохотал короткоствольный автомат, невесть откуда выхваченный Миллером. Он пятился к запасному выходу и поливал огнем прорвавшихся захватчиков.
Головин бросился на пол и стал отползать в сторону, чтобы не оказаться под перекрестным огнем. Бросив по пути взгляд на вход в помещение он испытал дежавю – оттуда наступали штурмовики, похожие на солдат атаковавших станцию, на которой он когда-то спасался.
Они вели ответный огонь по Миллеру и по выскочившим ему на подмогу бойцам.
Пули плющились о бронезащиту атаковавших, не причиняя им вреда, однако сбивая им прицел и не давая возможности стрелять точнее из устройств похожих на небольшие бочонки.
Головин решил, что это волновое гравитационное оружие, поскольку после выстрелов, вторичные волны разбрасывали коробки, бумагу и даже тюки с какой-то одеждой в дальнем углу помещения.
Там, где этим волнам ничего не попадалось на пути, они оставляли вмятины в стенах, а когда пара выстрелов приходились на одно место, образовывался пролом.
Стойка с аппаратурой упала, а ее оператор несколько раз пытался убежать, но беднягу сбивали отраженные волны, швыряя из стороны в сторону и вырывая клочья из его синего халата.
Обеим сторонам в сражении активно поступало подкрепление, и казалось бою не будет конца. Но едва Головин подумал, как ему вырваться из этого пекла, очередной волновой удар вышиб наружную стену и частично отраженной волной, Марка выбросило из разрушенной постройки под крышу изрядно поврежденного ангара.
Оказалось, что и здесь вовсю шло сражение, но оружие применялось более тяжелое.
В стенах и потолке зияли огромные пробоины, местами еще дымившиеся. Возле дальней стены горела лежавшая на боку шагающая машина.
Еще две таких же, носились вокруг малой постройки и били из автоматических пушек по более мелким, но серьезно вооруженным роботам. Те были выкрашены черной матовой краской и временами, как показалось Головину, вовсе исчезали из видимого спектра, пробегая по десятку метров в состоянии полной невидимости.
В момент, когда эпицентр схватки сместился, Головин вскочил и помчался в сторону замеченного им пролома.
Он удачно избежал рваных краев пробоины, когда вслед ему хлестнула очередь автоматической пушки, однако Головину достались только искры и капли расплавленной теплоизоляции. Он ощутил лишь несколько уколов, где искры прожгли одежду.
Во дворе промышленной зоны тоже стреляли, но пока слабо, поэтому Головину удалось быстро добраться до сорванных с петель ворот, за которыми, всего в какой-то сотне метров, начиналось многорядное шоссе.
Припадая на левую ногу, ранения которой он сгоряча не заметил, Головин побежал к дороге, громко крича и размахивая руками.
Он наделся привлечь внимание, но одни водители смотрели только на дорогу, другие, отдав управление автопилоту, были погружены в просмотр деловых бумаг или новостей.
Шоссе было перегружено и никого не интересовали бегающие вдоль дороги сумасшедшие.
Вдруг, подняв облако пыли на обочине резко затормозил синий внедорожник и Головин с разбегу юркнул в приоткрытую дверь.
– Вы?! – поразился он, когда машина тронулась.
– Вот так встреча! Ни за что бы не подумала, что увижу тебя без костюма и твоей блистательной купе-капсулы. Что ты здесь делал?
– Я… Меня похитили…
– Кто!? – поразилась Анна и от удивление бросила руль, но надежная электроника тотчас подхватила управление.
– Я не знаю. Какие-то бандиты. Но у них там, – он указал себе за спину, – целая база.
В этот момент, над транспортным потоком пронеслась вереница тяжелых полицейских дронов. Головин успел заметить, блеснувшие воронением пушечные стволы и хищный прищур прицельных датчиков.
– Эх и накатят им сейчас! – заметила Анна и хохотнула.
– Кому им? – уточнил Головин.
– Ну, тем… – она замялась. – Тем, к кому такая сила выдвинулась. Так что с тобой случилось?
– Я же сказал – похитили.
– А чего хотели?
– А вам зачем?
– Женское любопытство.
– А вы куда ехали, когда меня тут подобрали? – перешел в контратаку Головин. Появление здесь Анны показалось ему неслучайным. С самого первого их знакомства ему, в ее поведении, виделась какая-то недосказанность.
21
Минут десять они молчали. Головин прикидывал, где попросить его высадить, а Анна делая вид, что обиделась на недоверие просквозившее в его вопросе, молча ожидала, когда он осознает недопустимость такого тона и первым пойдет на примирение.