— Даже не думайте меня вырубать, — шипит Драко.

— И не собирался, — мужчина вытягивает руку из его хватки и сам глядит довольно предостерегающе. — Если понадобится, я вас привяжу, но после двух месяцев в кровати я бы не…

— Что? — Едва он расслышал про два месяца, внутри что-то дрогнуло. Два месяца. — Два месяца? — хрипит Драко, горло саднит.

Два месяца? Кажется, прошла лишь минута. Операция должна была длиться несколько часов. Потом он должен был очнуться и пойти на двухнедельную программу восстановления. Что-то случилось. Растянулось на два месяца. Неужели они так долго убирали проклятие? Или у них не получалось? Грейнджер говорила… Грейнджер улыбается ему из моря, потом смотрит гневно, передние зубы заметно выступают, отец подсаживает его на метлу, они с Тео курят сигары. Он вспоминает. Драко помнит, в висках нарастает давление, голова становится совершенно ватной.

— Полегче, полегче. Успокойтесь. Не вспоминайте все и сразу. Пусть приходят в потоке мыслей. Постепенно.

Ему восстановили память. Значит, ему вылечили разум, устранили проклятие и вернули сохраненные воспоминания. Ведь он вспоминает. Смех за столом Слизерина, череда капюшонов за языками пламени, рука Поттера в горящей комнате, мать, сующая свою палочку, Дамблдор на фоне синего неба, бегущая к нему Панси, тела, извивающиеся под…

— Мистер Малфой!

Драко распахивает глаза — на лице мужчины читается явное беспокойство. Мне вроде как есть до тебя дело, Малфой. Он учащенно дышит, и помощник целителя пихает ему в руки склянку с янтарной жидкостью.

— Выпейте. Успокаивающее зелье поможет вам справиться с… не выпьете, я переведу вас на другую программу восстановления, где будить вас будут на минуту в час…

Драко шипит цепочку ругательств. Ему на хрен не сдалось успокоительное, он хочет вспомнить. Вспомнить каждую деталь каждого воспоминания, которые спасал всеми силами, и — немедленно. И все же Драко знает, когда стоит добиваться своего, а когда — отступить. Он выпивает зелье, и в груди и по венам растекается тепло.

Дыхание и сердцебиение унимаются, уровень адреналина снижается — его будто завернули в одеяло. Веки опускаются, но Драко сопротивляется дремоте. Слишком многое требуется узнать.

— Почему целых два месяца? — спрашивает он мужчину и на его обманчивую улыбку подозрительно щурится.

— Целитель расскажет больше, но могу сказать, что от проклятия остался след. Заражение распространялось по мозгу, а остановить его можно было только за счет полного стирания памяти. И даже тогда мы не были полностью уверены в результате, потому что не знали компонентов проклятия. Мисс Грейнджер, которую на время пребывания здесь вы назначили опекуном, рассказала, что вы хотели, чтобы проклянувшего вас нашли до того, как семантическая память будет стерта.

Грейнджер. Он помнит разговор, где они решали, как действовать в различных ситуациях.

— Так Ганнса нашли? Нет… — он замолкает, перед глазами всплывают Поттер и Грейнджер. — Джонс.

— Мы погрузили вас в медикаментозный сон, чтобы предотвратить распространение заражения. Когда…

— Это же Джонс?

— Да, так уже пару недель пишут во всех газетах на первой полосе.

Пару недель? У нее так долго выпытывали контрзаклинание? Или выясняли, как она создала проклятие, а с контрзаклинанием разбирались сами.

— Как?

— Этого я не знаю. Мне известно лишь, что Гермиона Грейнджер невероятно упрямо настаивала на помощи в разборе компонентов и исследовании оставшихся методов лечения.

Драко хмыкает, едва улыбаясь. Невероятно упрямо. Он в точности знает, что это значит, хотя сам обычно описывает эту черту другими словами.

Дерьмо. Франция. Франция.

— Ваш отец предложил проспонсировать нам новое крыло. Полагаю, после того как ваша мать пригласила мисс Грейнджер в семейную библиотеку, та отыскала в ней нечто полезное. Миссис Малфой ждет снаружи, так что вы можете ее увидеть, как только мы решим парочку вопросов и проведем тесты.

Мама пустила Грейнджер в библиотеку? В мэнор? Что ж, тут напрямую должно было быть замешано его выздоровление. Он молча стонет, представляя, как мать взглянет на него за то, что не рассказал ни о проклятии, ни об убийстве, ни о том, куда пропал. Ни о Грейнджер, если, конечно, мама поняла, что к чему. Мать едва ли что скажет, но этот взгляд… под ним Драко сразу же чувствовал себя провинившимся, как бы он ни отнекивался. Тот взгляд действовал еще с пяти лет, когда он пообрывал ее розы, а потом пытался свалить вину на домовиков.

Ему хочется улыбаться от уха до уха как сумасшедшему, потому что он все это помнит, но Драко сдерживается, глубоко вдыхая. Оказаться на другом этаже ради тестов ему вообще не улыбается.

— Где Грейнджер?

— Я… не знаю. Последнее время ее не видно, — мужчина касается палочкой светильника.

Последнее время? Сколько это, по их мнению? Сегодня? Драко с прищуром смотрит на дверь.

— Ладно, мистер Малфой. Нам нужно провести тесты…

— Я умираю?

Мужчина нескрываемо удивляется:

— Нет, конечно, нет…

— Тогда позовите мою мать.

Двадцать девять

Драко удивленно вскидывает бровь при виде обрамляющих дорожку камней, ведущих к дому. Вдоль них высажены какие-то цветы, которые ему знакомы лишь внешне, и от этого подход к дому выглядит… живее. Красивее. За два месяца она умудрилась обжить дом цветами и камнями. Хотя бы краска оставалась такой же потрескавшейся и выцветшей, да и сам дом слегка клонился набок, и к этой особенности Драко успел привязаться. Представлять, что она могла устроить в доме, страшновато, но ему больше любопытно узнать, не ушла ли Грейнджер вообще. Из осторожных разговоров и наводящих вопросов с матерью он узнал, что Грейнджер была в больнице вечером, перед тем как его разбудили. Однако она не появлялась следующие две недели, что он провел в больнице, восстанавливая утраченные знания, разбирая воспоминания и проходя сотни тестов по психологическому и физическому состоянию.

В моменты злости Драко посещала мысль, что, когда больше некого стало спасать, Грейнджер потеряла интерес. В моменты, когда вспоминалась ночь перед операцией, он думал, она боялась того, что он ее бросит или забудет. Может, считала, что теперь, когда память вернулась, он не захочет иметь с ней ничего общего или же и сам справится, восстанавливая прежнюю жизнь. Что теперь, после выздоровления, он найдет кого-нибудь другого.

Чего бы она ни боялась, прошло две недели, а Грейнджер так и не показалась ни расставить все точки над i, ни справиться о его состоянии. Драко не злится: ему требовалось время во всем разобраться, сложить кусочки воедино и провести границу между тем, что повлекло проклятие, а что — он сам. Требовалось оценить, с чем он остался, принять это и отследить все моменты, что привели к нынешнему положению. Тем не менее Драко не собирается отпускать ее без разговора. Из этой жуткой ситуации он вынес исключительную ненависть к неизвестности. Если после его излечения их обоюдное безумие снова обернулось здравым рассудком, Драко заставит ее это доказывать.

Он больше не ходит по краю смерти, больше не уязвимый, не обнаженный до самой сути. Теперь он цельный, целостный, но с новыми, проросшими в кости чувствами. Драко привык защищаться, но все возведенные стены были разрушены до основания. Франция с легкостью въелась в его суть. Она теперь — его часть. Такая же естественная, как остальная жизнь.

Он открывает дверь, и в нос ударяет запах чернил, книг и чего-то цветочного, а в него самого — Грейнджер. Воздух из легких вышибает, Драко отшатывается, инстинктивно обнимая ее за талию. Он считал, инстинкты наоборот вынудят его оттолкнуть ее, но, по-видимому, они оказались злопамятнее и решили утащить ее за собой. Ее руки тисками обхватывают его за плечи и шею, тело вплотную прижимается к его.

Такого Драко не ожидал. Неловкости, оправданий, бессвязности, но не этого.

— Грейнджер.

Она запрокидывает голову, заглядывая ему в глаза, щеки у нее раскрасневшиеся, а взгляд прищурен.