Справа от стола располагается еще одна, туда приклеены десятки бумажек, временами заполненные его собственной рукой. Драко на секунду прижимает пальцами квадратную записку, несколько раз прочитывает доски, запоминая наизусть. Его занимает мысль, сколько уже дней он повторяет этот ритуал, но он гонит ее подальше. Всегда легче иметь дело с тем, что разложено по полочкам. Разделено на категории, вскрыто и выложено на доске без прикрас. В отсутствие лишней шелухи внимание заостряется. Если детали не имеют особого отношения к конечной цели, то бессмысленно сейчас о них думать.

Драко покидает кабинет, спускается и ступает в спальню. Грейнджер спит свернувшись калачиком на его половине. То ли потянулась за теплом от его тела, то ли проснулась и решила встать, но передумала по ходу дела. Он наблюдает за тем, как она легко шевелится во сне под одеялом, как восходящее солнце окрашивает ее кожу в другой цвет.

Двадцать четыре. Он помнит двадцать четыре разных воспоминания о ней. Одни ярки и как живые перед глазами вплоть до последних мелочей, что воспринимаются всеми органами чувств. Другие затуманены, возникают вспышками, отрывками предложений или вырванными из контекста фактами. Ему казалось, что раз в голове теперь столько места, то каждое воспоминание будет живым и ярким, но это не так. Всего лишь двадцать четыре — столько же, сколько лет ему, если страница прошлого месяца в календаре не врет. Двадцать четыре года, а он помнит не больше, чем обычный человек за пару дней. В некоторых воспоминаниях он ребенок. В большинстве — повзрослевший, с окрепшим голосом. Ворох одежд, череда незнакомых лиц, разные места. Но больше всего Драко помнит этот дом. Больше всего — ее.

Единственное воспоминание о Грейнджер за пределами этого дома — в комнатке с четырьмя столами. Она спорила с ним о достоинствах черники перед бананами, размахивая перед ним маффинами, пока он не выхватил банановый. Драко помнит спор о маффинах, но представления не имеет, как вчера они оказались в одной постели. Как Грейнджер вообще здесь оказалась. Вероятно, сегодня он забудет об их первом разе и больше не сможет вспомнить, почему каждый раз, как они садятся ужинать, на ее щеках появляется слабый румянец.

Драко даже не знает, какие их связывают отношения: дружеские или некие другие. Встречались ли они уже до того, как переспали, или все было совершенно по-другому. В голове у него разлад. Драко знает Грейнджер, не зная откуда, знает, какое чувство вызывает прикосновение к ней, что она в нем пробуждает. Быть с ней просто, но от противоречивых ощущений никак не отделаться. То ли забраться обратно в постель, то ли убедить себя, что это временное помешательство. Будто он ждет, что все развалится, не понимая, почему оно должно развалиться.

Драко будто слепой, зрение улавливает лишь тусклые тени, которые и намекают на присутствие чего-то. Это неимоверно бесит, не меньше слов, когда те крутятся на кончике языка. Или не меньше ощущения щекотки под кожей, когда расчесываешь все вокруг, но достать до места никак не получается. Не получается забраться внутрь, не получается избавиться от зуда, и тот не унимается, изводит, пока не превращается в неуемное жжение.

На доске этой информации нет, а спрашивать Грейнджер Драко не собирается. Быть может, ее метод оставлять все как есть для нынешней ситуации — лучший вариант. Лучший, пока не вернется память. Пока он сам для себя не решит, кто они друг другу. Черт его знает, насколько хорошо у него работает интуиция, но кроме нее мало что осталось.

Драко тянется, подушечками пальцев скользя по завитку. Ведет к плечу Грейнджер, вдоль груди, к краю одеяла. Она поворачивает в его сторону голову, ее рука перемещается на живот. Драко переводит взгляд на ее лицо — Грейнджер переключает внимание с его груди и смотрит ему в глаза. Хмурится, приоткрывает рот, но он успевает заговорить первым:

— Я хочу вернуться в Англию. — Тон спокойный, выверенный. Ее глаза округляются до невозможных размеров.

На правой доске этот спор значится под номером три. На решение повлияли отрывки разговора, который состоялся перед первым сексом на обеденном столе. И выросшее число звездочек на календаре, пропажа большего числа воспоминаний, зуд, что жег изнутри. Время — худший враг человечества. У Драко не осталось выбора — если, конечно, он хочет спастись.

На душе тяжело, слова встают поперек горла.

— В Англию? — переспрашивает Грейнджер, едва сдерживая улыбку.

— План Б, — уточняет он. Она медлит, устремляет глаза к потолку, трет лицо — за руками видна улыбка. Гермиона поднимается, Драко едва успевает вдохнуть — взгляд опускается вслед за слетевшим с нее одеялом, — как она уже к нему прижимается. На прикосновение обнаженной груди к его коже тело реагирует, не спрашивая мозг: бегут мурашки, в животе завязывается узел. Убрав руку с его шеи, Грейнджер подхватывает у талии одеяло, стараясь подтянуть то повыше. Именно это движение помогает принять решение, поэтому Драко все-таки прижимает ладонь к ее спине, притягивая Гермиону к себе. Обхватывает ее и второй рукой, опускает голову, но вскидывает бровь, замечая синюю с позолотой линию на ее спине.

— Согласно пункту один-точка-бэ, ты…

Глаза у нее яркие и блестят, голову обрамляет золотой свет. Драко моргает, сводит брови, вдруг обращая внимание на то, что ее кудри висят прямо над его лицом, под спиной холодно и твердо, а за ее головой виднеется потолок, а не стена.

Он выдыхает набор букв и звуков, изогнув шею, видит за собой прикроватный столик. В передней части головы сворачивается кольцо боли, которая еще пульсирует и в затылке. Драко расширившимися глазами ловит взгляд Грейнджер.

— Драко? — Ее голос дрожит, и кажется, что от любого громкого звука она разобьется на осколки.

— Что случилось? — Грейнджер с шумом выдыхает, Драко со стоном приподнимает голову, осторожно ощупывая затылок. — Как я оказался на полу?

Она мотает головой, пожимает плечами и совершенно потерянно касается его щеки. Будто… проверяет, что действительно очнулся.

— Ты потерял сознание. Рассказывал мне что-то, а потом закричал и упал. Ударился головой. И просто смотрел на меня. Совершенно пустым взглядом. Я думала, это из-за боли, но ты как будто… как будто завис.

Щеки у нее мокрые. Грейнджер снова трясет головой, всхлипывает чуть слышно и опускается ему на ноги.

— Проклятие? — спрашивает он, сам зная ответ.

— Оно, видимо… видимо, проникло в…

— Часть мозга, которая имеет дело с настоящим, — медленно договаривает сам себе Драко, бессмысленно глядя в потолок.

У него нет никакого представления о том, что произошло. Лишь… пустота. Похоже, боль владела им все время, пока он был не в себе, нежданная и новая каждую секунду. Так ли все кончится? Он вырубится, в мозге что-нибудь разорвется и он умрет? Ощущая боль, но… Словно другой человек. Словно огромная часть него непрестанно страдает, но не способна сложить мозаику воедино.

Грейнджер склоняется над ним и, шмыгая носом, ощупывает голову. Слезы на ее лице высохли, остаются лишь пятна. Она осматривает его лоб, руки подрагивают.

— Я не смогла ничего сделать. Хотела попробовать заклинание, но знала, что станет только хуже. Я пыталась…

Драко кладет ладони на ее бедра, чувства закручиваются в спираль, сжимая сердце. Он ощущает себя больным, голова раскалывается и от боли, и от мыслей.

— Виновато проклятие. Такой эффект.

— Я знаю. Знаю. Ты в порядке?

— Да, — выходит мрачно.

Грейнджер неровно выдыхает и, проведя большими пальцами по его скулам, потирает ему виски.

— В Англию.

— В Англию, — кивнув, подтверждает Драко и в этот раз обнимает Грейнджер без каких-либо сомнений.

Двадцать пять

Ему протягивает руку парень в очках с черной оправой, растрепанными волосами и шрамом в виде молнии на лбу. Драко медлит секунду перед тем, как поднять в ответ свою, пожатие выходит крепким, но без попытки впечатлить. Устроившаяся рядом Грейнджер, которая застыла, как только он вошел в зону досягаемости Гарри Поттера, теперь расслабляется. Незнакомое имя, гулко отдающееся в пустых коридорах памяти, вызывает лишь смутные ощущения и никаких образов.